Титульный разворот «Василия Теркина», изданного к 60-летию А.Т. Твардовского (подарок автору воспоминаний)
Был ли Твардовский большим поэтом? В ХХ веке, несмотря на резню, в России остались многотомники Блока, Гумилева, Ахматовой, Мандельштама, Цветаевой, Пастернака… Твардовский не претендовал на место в этом блистательном ряду. Он признавал временную, а не вечную ценность «Теркина» в наиболее, на мой взгляд, поэтическо-философской последней главе поэмы – «От автора»:
Теркин, Теркин, в самом деле,
Час настал, войне отбой.
И как будто устарели
Тотчас оба мы с тобой.
…………………………
Скольких их на свете нету,
Что прочли тебя, поэт,
Словно бедной книге этой
Много, много, много лет.
И сказать, помыслив здраво:
Что ей будущая слава!
……………………….
Я мечтал о сущем чуде:
Чтоб от выдумки моей
На войне живущим людям
Было, может быть, теплей…
Я думаю, что он этого добился и солдаты на войне читали Твардовского, а не Ахматову и Пастернака. И – лукавый камешек в огород «тех» поэтов:
Пусть читатель вероятный
Скажет с книжкою в руке:
– Вот стихи, а все понятно,
Все на русском языке…
Хотя любой писатель выражает себя в своих книгах, автор прозы обычно не раскрывает душу, а вот поэт раскрывает. Твардовский раскрывает, и потому он – поэт. Это заключение к «Теркину» отдает такой искренностью, что, кажется мне, прочти я его пятьдесят лет назад (особенно строки, вынесенные в эпиграф), ничего не зная об авторе, я бы сразу проникся к нему личным доверием. Человек с большим и ранимым сердцем. Стало быть, крупный человек.
Не будучи в России, я не знаю, читают ли сейчас «Теркина», но сомневаюсь. Почему же его слава не вечна? Дело, к сожалению, все-таки в полуправде. Автор писал в начале:
А всего иного пуще
Не прожить наверняка –
Без чего? Без правды сущей,
Правды, прямо в душу бьющей,
Да была б она погуще,
Как бы ни была горька.
И в конце:
…случалось, врал для смеху,
Никогда не лгал для лжи.
Написано так искренне, что хочется верить. Солженицын писал в «Теленке» (1974), что «не имея свободы сказать полную правду о войне, Твардовский останавливался однако перед всякой ложью на последнем миллиметре, нигде этого миллиметра не переступил, нигде! – оттого и вышло чудо». Мне это так не кажется, во всяком случае, сейчас, через 65 лет после окончания войны и поэмы. Основной неправдой является то, что Теркин у Твардовского – свободной человек армии свободной страны, сражающейся за свободу. Это не солдат, за спиной которого стоит СМЕРШ, готовый расстрелять его, если при атаке он повернет назад, и от которого откажется страна, если он попадет в плен; не крестьянин, раскулаченные родственники которого томятся по лагерям и ссылкам, а другие трудятся на барщине в колхозе без краюхи хлеба.
Никто не может обвинять Твардовского в том, что он так писал. А кто из тех, кто печатался, писал тогда иначе? Многие книги, стихи того времени были мертворожденными в момент, когда они были написаны. «Теркин» – нет, он имел яркую и продолжительную жизнь. В то время и Гроссман писал «За правое дело», а не «Жизнь и судьбу» и «Все течет». Если бы не эти последние книги, кто бы сегодня читал или хотя бы помнил Гроссмана?
Александр Твардовский созрел в период безграничного Зла, взлетел высоко и бывал среди злодеев, сам зла не делая и заливая противоречие водкой. Он не стал героем и не повернул судьбы мира или своего народа, но очень старался оставить по себе добрую память и сделал больше добра, чем удается многим людям. Я думаю, что, подобно булгаковскому Мастеру, он заслужил Покой.
Юрий Солодкин – родился и всю жизнь до отъезда в Америку прожил в Новосибирске. Прошел все ступени научного сотрудника – от аспиранта до доктора технических наук, профессора. В Америке с 1996 года. Работает в метрологической лаборатории в Ньюарке. Рифмованные строчки любил писать всегда, но только в Америке стал заниматься этим серьезно. В итоге, в России вышло к этому времени семь поэтических сборников.
Спорят маленькие дети…
Спорят маленькие дети,
Кто главнее всех на свете.
А главнее всех на свете
Сами маленькие дети.
Надо знать эту знать
Слон
Его Величеству Слону
Глотать приходится слюну.
Уже он булок съел, не счесть,
Но все равно он хочет есть.
Такое он величество –
Мало ему количество.
Жираф
Его Высочество Жираф,
Повыше он любого графа,
И автор несомненно прав,
Назвав высочеством Жирафа.
Жирафья шея, словно взлет,
Взлетела ввысь его головка,
До каждой ветки достает,
И листья с веток ест он ловко.
Верблюд
Плывет в пустыне кораблем,
Слывет в барханах королем
Верблюд, его Песочество.
Из всех предпочитает блюд
Колючки жесткие Верблюд,
И пить ему не хочется.
Муравей
Их Благородье Муравей –
Не благородных он кровей,
Но все же величаю я
Их Благородьем Муравья.
Трудиться всем бы, как ему,
На благо роду своему.
Светлячок
Ваша Светлость, Светлячок,
Вы один такой жучок,
Ваше брюшко ярко светит
В темноте, как маячок.
Свет летает над травой
И мерцает, как живой.
Кит
По размерам он огромен,
По натуре очень скромен,
Ест всегда один планктон,
Весит много-много тонн.
Превосходит всех зверей
Он огромностью своей,
Но нет ни в чем вредительства
От их Превосходительства.
Удав
Их Обнимательство Удав,
Но не спеши к нему ты в гости.
Тебе опомниться не дав,
Он все переломает кости.
Не потому, что он не в духе,
Не от любви, а с голодухи.
Павлин
Слиянье всех цветов и линий
Неповторимый хвост павлиний,
И на полярное сияние
Похоже дивное слияние.
И хоть породы он куриной,
Павлин походкой ходит чинной,
И никакие обстоятельства
Смутить не могут их Сиятельства.
Малыши
Ваша Милость, малыши,
Котята-поросята,
И милы, и хороши
Все-превсе зверята.
А стоит только вырасти –
И нету больше милости.
Есть ли ушки у лягушки?
Паук
Если сеть плетет паук,
То мелькают восемь рук.
И по сетке между сосен
Семенят все те же восемь.
Залетевших в сетку мух
Вмиг хватают восемь рук.
Тронешь палкой, наутек
Удирают восемь ног.
Не поймешь, у паука
Где нога, а где рука.
Лягушки
Есть ли ушки у лягушки?
Есть, решили две подружки.
А иначе бы лягушки
Разве квакали друг дружке.
Кошки
Интересно все же,
Почему такое –
Кошки ходят лежа,
Люди ходят стоя.
Встав на четвереньки,
Я прошла немножко,
Даже на ступеньки
Поднялась, как кошка.
Научить же кошку,
Чтоб ходила стоя
Хоть совсем немножко –
Дело непростое.
Интересно все же,
Почему такое –
Кошки ходят лежа,
Люди ходят стоя.
Ослинка
У мамы Ослихи и папы Осла
Упрямая дочка Ослинка росла.
Глаза у Ослинки – две черных маслинки,
И ножки стройны, как четыре осинки,
А ушки – два узких и длинных листочка.
Ну, просто чудесная выросла дочка.
И все же расстроены папа и мама,
В кого их Ослинка так сильно упряма?
Солнце
Солнце по небу катилось
И палило свысока,
А потом облокотилось
Отдохнуть на облака.
Скрылось за лиловой тучей –
Дождь полил, как из ведра.
И свалилось в лес дремучий
Отсыпаться до утра.
Фантазер
У меня внутри оса,
И жужжу я полчаса.
А потом петух внутри
Кукарекнул раза три.
И чирикал я, и хрюкал,
Ржал, рычал, мычал, мяукал,
Погудел еще трубой
И снова стал самим собой.
Дождик
По какому случаю
Шум стоит кругом?
Это с тетей Тучею
Спорит дядя Гром.
Если в небе ссора,
Дождик будет скоро.
Сон
Солнце уснуло и стало луной.
Я засыпаю. Что станет со мной?
Сибирские месяцы
Январь
Сколько там ни говори,
Что лютуют январи,
Кто в Сибири с детства рос,
Зла не держит на мороз.
Февраль
Февраль. Фи, враль.
Свистун и ветрогон.
И нам совсем не жаль,
Что всех короче он.
Март
Налепил снежков пострел,
И начался мартобстрел.
Апрель
Листья старые в апреле
Все пожухли и сопрели.
Но уже из каждой почки
Лезут новые листочки.
Май
Благоухает и цветет
Все то, что на земле растет.
