не препятствовали творчеству, он писал портреты своих знакомых, штатских и военных, и странные, фантастические композиции, в том числе на астрономические сюжеты.
По свидетельству современников, будущий офицер много читал. Скорее всего, те черты декадентства, а точнее – соприкосновения с русским символизмом (А. Белым в первую очередь), которые прослеживаются в творчестве Виткация, пришли из художественной среды. Но она же, увы, способствовала и увлечению наркотиками, которыми Виткаций стремился заглушить тяжелое состояние, довольно быстро сменившее его первоначальное воодушевление.
События войны и революции тесно сплелись в судьбе Виткация, но до сих пор их влияние не установлено во всех деталях, тем более что сам он крайне скупо говорил о своем «русском периоде», что касается и эпизодов, связанных со службой в армии. Этим событиям посвящены тщательные исследования, прежде всего Я. Деглера, (Degler J.), А. Мициньской, (Miciňska А.), К. Дубиньского (Dubinski К.) и др. Мы опираемся также на отечественные труды, прежде всего Н. Якубовой, дополняющей польские исследования ранее недоступными архивными материалами26.
Виткаций по своему душевному складу не был «человеком войны», к тому же он не получил полноценной профессиональной подготовки. Война к тому времени вступила в свою последнюю фазу. Генерал Ян Яцына с горечью писал в своих «Воспоминаниях»: «Человеческие утраты / были/ огромны, уже в первом периоде войны встречались полки, в которых по нескольку раз менялся весь состав, боевые офицеры в большинстве гибли или возвращались, покрытые ранами. <…> Недостаток боевых офицеров сильно ощущался, поэтому были открыты школы прапорщиков, где обучали как попало, лишь бы скорее (трехмесячные курсы), а необходимый для поступления уровень знаний сокращали до минимума»27. Прошедший именно такой ускоренный курс Виткаций мало был подготовлен к военному кошмару, однако, оказавшись на фронте, исполнил свой долг.
Судя по опубликованным архивным данным, окончив 1 мая 1915 года сокращенный курс обучения в Павловском офицерском училище в чине подпоручика, он получил назначение в элитный Лейб-Гвардейский Павловский полк и был отправлен на фронт, в запасной пехотный батальон командиром четвертой роты. Его боевое крещение состоялось 17 июля в тяжелом, кровопролитном сражении под Витонежем, в Западной Украине. В этом бою русские войска были атакованы частями австрийской армии, в рядах которых были и польские легионеры, что Виткаций особенно остро переживал, тем более что его отец, будучи близким знакомым Пилсудского, поддерживал именно их. Это первое сражение стало и последним в военной карьере Виткация: он получил сильную контузию при взрыве тяжелого снаряда и был переправлен в лазарет, «учрежденный для раненых дамами Лейб-Гвардии Павловского полка», где пробыл до 11 сентября 1916 года. По поводу места его нахождения во время предшествовавших дней историки ведут споры, и, по нашему мнению, наиболее близок к истине К. Дубиньский, считающий что Виткаций после контузии мог находиться некоторое время в тяжелом шоке – ведь этот кровопролитный бой был его первым настоящим соприкосновением с реальностью войны, до этого он оставался в резервном отряде. Впрочем, если помнить об обилии раненых после тяжелого поражения и условиях эвакуации с поля боя, здесь возможна была и чистая случайность при оформлении раненых.
По сохранившимся архивным данным, опубликованным Н. Якубовой, 15 августа старший врач лазарета написал в своем заключении, что «Виткевич, <…> по причине перенесенной 17 июля сего года контузии, страдает повышенной возбудимостью и депрессией, причем фазы депрессии проявляются более остро. Болезнь требует специального лечения в санатории»28. Лишь с 9 сентября он получает разрешение вернуться на службу, но в запасной батальон, «откуда в полк направлен быть не может». В этом запасном батальоне он остается до ноября 1917 года29. Виткаций был повышен в чине и представлен 20 июня 1917 года к ордену Св. Анны 4-й степени с надписью – «За мужество».
Контузия и связанные с войной переживания резко ухудшили здоровье и моральное состояние Виткация, теперь он часто лежит в госпитале, постоянно берет увольнения и отпуска и уже никогда не вернется в строй.
Войну он возненавидел за причиняемые людям бедствия, за кровавый хаос сражений, за смерть и страдания. Но если говорить о переломе, свершившемся в душе молодого офицера, с его болезненной впечатлительностью, склонностью к нервным срывам, депрессии, то не в меньшей мере, чем война, на нем сказались события революции. Они очень путано и разноречиво описываются в биографиях Виткация. Многие сложности порождены его собственными словами – отрывком из более позднего сочинения «Немытые души», который часто цитируется не полностью.
«В последнее время много дал моим мыслям вид (иначе сказать не могу, ибо, увы, я наблюдал, как из ложи, не будучи в состоянии принять в этом никакого участия по причине /своей/ шизоидальной заторможенности), Русской революции, с февраля 1917 до июня 1918. Я наблюдал это небывалое событие очень близко, будучи офицером Павловского гвардейского полка, который и начал революцию. Считаю попросту несчастным калекой того, кто этого события вблизи не пережил».
И в качестве пояснения дописывает в Примечании: «В Четвертую роту запасного батальона этого полка, который действительно начал революцию, я имел честь быть позднее выбранным своими ранеными солдатами-фронтовиками (я был только в одной битве под Витонежем на Стоходе). Этой честью я обязан слабым отрицательным заслугам: не бил по морде, не ругал по матушке, наказывал слабо и был относительно вежлив – ничего больше»30. Между тем приказом Петроградского совета от 1 марта 1917 года были отменены все армейские отличия и звания, солдаты офицерам уже не подчинялись и никому не отдавали честь – тем более весомой была дань уважения, отданная солдатами Виткацию. И как видим, он тоже говорил о них с уважением и даже гордостью: «Триста человек, запертых в огромной круглой полковой конюшне, несколько дней сражались против всей царской России»31.
Куда именно он был избран солдатами, то ли в члены совета этого полка, получившего особые права, то ли их представителем в какую-то организацию так и остается пока неясным. Путаные предположения, которые присутствуют в ряде биографий – не стал ли Виткаций красным комиссаром, избранным солдатами, что представляется совершенно невероятным, мог ли в какой-то степени участвовать в мятеже, который поднял Павловский полк, и пр. ждут еще своих разъяснений. Многие неточности в описании этого периода отчасти происходят, как нам кажется, оттого, что некоторые историки привычно относят слова Виткация «Русская революция» к революции Октябрьской, в то время как описанные им выше события относились к февральским дням. Виткаций точно датирует Революцию февралем 1917 – июнем 1918 года: с этого момента, после покушения на Ленина и смерти Урицкого, начался «красный террор»; события менялись стремительно, и наступило
