Зоя убеждала Малыша потанцевать с ней. Когда ей это не удалось, она просто схватила его за руку и вытащила в круг людей у костра. Хотя она своими глазами видела, как он, словно кошка, с легкостью карабкается по водосточным трубам, в танце он выглядел неуклюжим и неповоротливым. Зоя прошептала:
— Представь, что здесь нет никого, кроме нас двоих.
И они закружились вокруг костра, окружающий мир перестал существовать; они двигались все быстрее и быстрее, пока не остановились, тяжело дыша, и зрители разразились громкими аплодисментами. Но для них мир продолжал кружиться, и они вцепились друг в друга, чтобы не потеряться в этом разноцветном вихре.
30 октября
Костер догорел, оставив после себя груду янтарных углей и обожженные головешки. Цыганский оркестр отыграл свое. Пирующие разошлись по домам, во всяком случае те из них, кто еще был способен стоять на ногах. Малыш и Зоя лежали, накрывшись одним одеялом, неподалеку от костра. Карой что-то невнятно мурлыкал себе под нос. Он выпросил бутылку, чтобы унять боль в раненой ноге, и изрядно захмелел. А Фраерша, полная сил и свежая, словно отдыхала всю ночь, предложила:
— К чему спать в душном помещении? Идемте на свежий воздух!
Вынужденные принять участие в ее экспедиции, они вышли со двора, переправились на другой берег Дуная и устало поплелись к пункту своего назначения — министерским виллам на склонах Буды. С ними отправились Малыш и Зоя, члены ее банды и венгр-переводчик. С вершины холма они наблюдали за тем, как над городом занимается рассвет. Фраерша заметила:
— Впервые за более чем десять лет город проснется свободным.
Когда они подошли к воротам виллы, обнесенной высокими стенами, то обнаружили, к своему невероятному удивлению, что ее охраняют часовые. Фраерша повернулась к своему переводчику:
— Скажи им, пусть идут домой. Скажи им, что теперь вилла принадлежит народу.
Переводчик повторил ее слова по-венгерски. Скорее всего, наблюдая за боями в городе, охранники и сами пришли к такому же выводу. Они защищали привилегии режима, который пал. Открыв ворота, они забрали свои вещи и ушли. Переводчик вернулся и с восторгом воскликнул:
— Охранники говорят, что эта вилла принадлежала самому Ракоши!
Карой заплетающимся языком заметил, обращаясь ко Льву:
— Это и есть место отдыха бывшего славного лидера моей страны. Именно сюда мы звонили ему и спрашивали: «Хотите, чтобы мы помочились в рот подозреваемому? Хотите послушать, как мы это делаем?» А он отвечал: «Да, я хочу услышать все от начала и до конца».
Они вошли на безукоризненно прибранную территорию.
Фраерша курила самокрутку. Судя по запаху, в ней содержались стимуляторы. Пожалуй, амфетамин мог объяснить, откуда у нее столько энергии. Зрачки у нее расширились и стали совершенно черными, как бездонные провалы в преисподнюю. Лев сам принимал этот наркотик, когда проводил ночные аресты и допросы, будучи офицером МГБ. Амфетамин усиливал агрессию. Он лишал человека способности рассуждать здраво, подталкивая к насилию и внушая самоуверенность.
Забрав из сторожки охранников связку ключей, Фраерша легко взбежала по ступеням, отперла двери и распахнула их настежь, а потом поманила к себе Малыша и Зою.
— Новобрачным нужен новый дом!
Малыш покраснел. Зоя улыбнулась, входя в здание, и по огромному залу для приемов разнесся ее восторженный возглас:
— Смотрите, здесь есть бассейн!
Поверхность его закрывала защитная пленка, усыпанная опавшими листьями. Зоя сунула палец в воду.
— Холодная.
Обогреватели перестали работать. В углу этажеркой были составлены тиковые стулья. Ветер катал по мраморным плитам спущенный надувной мяч, раскрашенный в яркие цвета.
В самом доме роскошная обстановка уже начала приходить в упадок. Кухню покрывал толстый слой пыли, накопившейся с тех пор, как после секретного доклада Ракоши был вынужден покинуть Венгрию и удалиться в ссылку в Советский Союз. Кухонное оборудование иностранного производства было самым современным. Настенные шкафчики ломились от хрусталя и фарфора. Нашлось множество непочатых бутылок французского вина. Изучая содержимое холодильника, пытаясь разобрать надписи на заплесневелых упаковках, Лев и Зоя столкнулись нос к носу, оказавшись рядом впервые за много месяцев.
— Зоя…
Прежде чем он успел закончить, послышался голос Фраерши:
— Зоя!
И девочка послушно бросилась на зов своей новой госпожи.
Лев двинулся следом и, войдя в гостиную, столкнулся со Сталиным. Огромный портрет маслом висел на стене, и генералиссимус смотрел с него вниз, словно могущественный античный бог, взирающий на своих подданных. Фраерша достала нож и протянула его Зое:
— Теперь на тебя никто не донесет.
С ножом в руке Зоя влезла на стул, и глаза ее оказались на уровне шеи Сталина. Ей достаточно было поднять руку, чтобы изуродовать лицо вождя. Но она застыла в неподвижности. Фраерша окликнула ее:
— Выколи ему глаза! Ослепи его! Сбрей ему усы!
Зоя молча слезла со стула и протянула нож Фраерше.
— Мне… не хочется.
Приподнятое настроение Фраерши сменилось раздражением.
— Не хочется, говоришь? Ярость не вспыхивает и не гаснет просто так. Она не переменчива и вероломна, как любовь. Ты или чувствуешь ее, или нет. Ярость остается с тобой всегда. Он убил твоих родителей.
Отвечая, Зоя повысила голос:
— Я не хочу все время думать об этом!
Фраерша ударила Зою по лицу. Лев шагнул вперед. Фраерша выхватила револьвер и направила на Льва, продолжая разговаривать с Зоей:
— Ты уже забыла своих родителей? Неужели это так легко? Что же изменилось? Малыш тебя поцеловал? В этом все дело?
Фраерша подошла к мальчишке, взяла его за подбородок и поцеловала. Он попытался вырваться, но она крепко держала его. Затем она отстранилась.
— Очень хорошо, но я все еще зла.
Она выстрелила Сталину между глаз, а потом еще раз и еще, всаживая пулю за пулей в содрогающийся холст, пока барабан не опустел. Курок защелкал вхолостую. Фраерша швырнула револьвер вождю в лицо, и тот отлетел, ударившись о стену, и упал на землю. Она провела по щеке рукой и рассмеялась:
— Вот теперь пора спать…
Двусмысленно усмехаясь, она подтолкнула Малыша и Зою к дверям.
***
Лев вздрогнул и проснулся, когда один из воров потряс его за плечо:
— Мы уходим.
Безо всяких объяснений Льва, Раису и Кароя подняли на ноги. Перед этим их заперли в отделанной мрамором ванной комнате, и постели они соорудили себе из банных полотенец. Поспать им удалось каких-нибудь пару часов, не больше. Фраерша уже поджидала их у ворот. Малыш и Зоя стояли рядом. Все выглядели измученными и усталыми, за исключением Фраерши, которую буквально распирала химическая энергия. Она махнула рукой в сторону центра города.
— Говорят, нашлись пропавшие офицеры УГБ. Все это время они прятались в штаб-квартире Коммунистической партии.
Выражение лица Кароя изменилось. Всю его усталость как рукой сняло.
Им понадобился час, чтобы спуститься с холма, пересечь реку и добраться до площади Республики, где и располагалась штаб-квартира партии. Там слышалась стрельба, а в небо вздымались клубы дыма — штурм был в самом разгаре. Танки, захваченные повстанцами, обстреливали наружные стены. Рядом горели два грузовика. Окна были выбиты, и на землю падали куски бетона и кирпичей.
Фраерша привела всю группу на площадь, и они укрылись за памятником, слушая, как над головой свистят пули, выпущенные с крыш зданий. Под таким плотным перекрестным огнем двигаться вперед было невозможно, и они затаились в ожидании. И вдруг стрельба прекратилась. Из дверей штаб-квартиры вышел человек с импровизированным белым флагом в руках, показывая, что сдается. Прозвучал одинокий выстрел, и он упал. Повстанцы рванулись вперед, и бой завязался уже в самом здании.
Воспользовавшись тем, что на них никто не обращает внимания, Фраерша повела свою группу через площадь. У входа, рядом с горящими грузовиками, собралась толпа повстанцев. Фраерша присоединилась к ним, и Лев с остальными последовали ее примеру. Под грузовиком лежали обугленные трупы солдат. Толпа ждала, когда же им отдадут на растерзание плененных офицеров УГБ. Лев обратил внимание, что далеко не все в толпе были бойцами сопротивления: здесь толкались фотографы и корреспонденты иностранных агентств с фотоаппаратами на шее. Лев обернулся к Карою. Если раньше тот еще надеялся, что найдет сына живым и здоровым, то сейчас на лице у него читался смертный ужас. Он всей душой хотел, чтобы его сын оказался где угодно, только не здесь.
Из дверей наружу вытолкнули первого офицера, молодого человека. Не успел он поднять руки, как его застрелили. За ним последовал второй. Лев не понимал, что он говорит, но было ясно, что он умоляет сохранить ему жизнь. Его застрелили на середине фразы. На улицу выбежал третий офицер и, увидев своих мертвых товарищей, развернулся и бросился обратно в здание. И тут Карой шагнул вперед. Это был его сын.
