— А я тебе говорю, что Ашер никогда не откажется от своего покровителя. Даже Селии не
удалось его уломать, а тебе и подавно.
— Ты считаешь, что Селия для Ашера имеет большее значение, нежели я?! — Это так
оскорбленно по-детски звучит, что хочется хлопнуть себя по лбу, а Шон с явно с трудом
сдерживает злую усмешку.
— Когда ты собираешься вывезти вещи из моего дома?
— Ох черт, совсем забыла о них… Времени совсем нет…
— Если очень тяжело, я могу послать их с курьером сам. Ашеру, например. Ты же, вроде, с
ним собираешься жить. Могу даже под свадебный подарок замаскировать…
— Картер, хватит, я знаю, что ты против этого брака…
— Удивительно! И с чего бы это? — закатывает он глаза.
— Мне хорошо с Ашером! — восклицаю я.
— Да что ты? — копирует он мои интонации.
— Ты можешь за меня порадоваться?
— Порадоваться тому, что ты решила покончить жизнь самоубийством? Ты уверяешь и
себя, и меня, что тебе хорошо с каждым, от которого ты планируешь залететь. Только
заканчивается это больницей и передачей полномочий мямле Клеггу. Уже проходили. Но я
знаю и кое-что другое: со мной тебе было тоже вовсе не плохо.
— Мое право выбирать как жить! — кричу я в ответ так громко, что сама ужасаюсь. Что
случилось? Отчего я так разнервничалась? Не потому ли, что он прав? Какого черта я пришла
сюда, чтобы с ним поговорить? Пригласила, называется, на помолвку.
— Так, дьявол, выбери! Ты никогда не задумывалась, почему я тебе помог на Сицилии? —
резко меняет он тему.
— Как всегда! Тебе было это удобно.
— Неправильный ответ. Я помог тебе, потому что тогда ты действительно сделала свой
выбор, ты решила бороться до конца, несмотря ни на что. Это было тебе нужно настолько, что
ты бы скорее уничтожила и всех вокруг, чем сдалась. И я сделал все, чтобы твое решение было
не напрасным! — Я вздрагиваю. Неужели он именно так рассматривает случившееся? — А
сейчас ты словно взбесившийся компас, не знаешь куда показывать. Сама не понимаешь, чего
хочешь. Никаких ориентиров. Давай же, сделай свой выбор так же уверенно, как о нем
кричишь, чтобы и я знал, что мне делать дальше.
Какой выбор? Я его сделала той ночью, когда Ашер сделал мне предложение. Наверное, я
всегда буду желать Шона, чуточку мечтать о нем. У нас слишком много прошлого, чтобы
вычеркнуть, чтобы забыть. Он научил меня мечтать, он научил меня идти напролом, он научил
меня не сдаваться. И это навсегда останется со мной, а потому раз я сделала свой выбор, я
мнение не поменяю. У нас ничего не получится, потому что я буду хотеть большего, нежели он.
— Привези мне ключи от дома. Я вывезу вещи в четверг, пока ты будешь на семинаре.
Потом верну.
Я отворачиваюсь и иду к выходу. Ну, собственно, я получила ответы на все свои вопросы, и
даже больше!
— Трусливая дура, — доносится мне вслед. Говорю же, информации перебор. Но ведь,
блин, ужасно обидно!
В четверг я стою в домике Шона. Одна. А сердце обливается кровью. Передо мной
открытый чемодан. И так хочется рыдать, но нельзя, потому что, скорее всего, Картер где-
нибудь поставил камеру, лишив меня возможности оплакать собственный отказ от мужчины,
которого все еще люблю. Разумеется, я уже щедро закусила сие событие мороженым дома, но
здесь… здесь кажется, что лет, разделивших нас, не было и тяжело вдвойне. Мерещится, что
вот сейчас влетит в дверь Франсин, и я буду выпихивать ее из спальни, тем самым не давая ей
залезть на кровать. Или выйду в гостиную и обнаружу там Шона с выпивкой и ноутбуком на
журнальном столике. А если он позволит, я сяду к нему на колени и буду целовать, целовать,
целовать, пока мы оба не сойдем с ума.
Вздрогнув, бросаю очередную стопку вещей в чемодан. Подхожу к полкам с парфюмерией.
Мое лавандовое мыло совсем не пахнет, зачем мне оно? Зачем его забирать? Мыло не пахнет, а
тюбик с краской для волос безнадежно засох. Раньше я использовала чуть более темный
оттенок, чем сейчас, а это значит, что даже если бы он не засох, толку бы от него не было… но
я не должна оставлять здесь ничего, потому что это игра, правила которой задал Картер. Либо
ты уходишь насовсем и забираешь о себе даже память, либо ты этого не делаешь и
сталкиваешься с последствиями собственного выбора. Я уверена, мне не место ни в доме Шона,
ни в спальне Шона. Я должна вернуть ему каждую частичку, которую отняла. И должна
вырвать себя из его тела, из его мозга. Чтобы он обо мне не думал, иначе… иначе он найдет
способ заставить меня бегать по кругу снова.
Чертов Шон. Мне вот интересно, он что, как синяя борода запрещал женщинам заходить в
эту комнату? Но ведь они бы не подчинились, что он им говорил? Или… или не было никого?
Эта мысль душит. Или после меня действительно не было ни одной? Нет, я не верю, что Картер
жил монахом, но жил ли он не монахом здесь? Дьявол, я больше не имею права на подобный
интерес. Я не должна думать о Шоне Картере. Теперь, я часть семьи Циммерман, и об этом
знает весь город. Селия права, есть вещи, которым нужно соответствовать. Есть люди, которым
нужно соответствовать. Не могу я позволить себе обмануть Ашера. Даже в мыслях!
Я не говорю Ашеру, что в багажнике у меня чемодан собственных вещей, но и домой не
заезжала, чтобы его выгрузить. Я не выдержала бы ни секунды одиночества. Я бы сдалась. А
здесь, с ним… есть за что цепляться. И я буду.
Я даже думала отказаться от вечера прощания с Бабочками. Потому что не знала, как после
разговора и сбора вещей взгляну в глаза Шону. Но потом поняла, что это будет расценено как
слабость, а ее-то мне допускать и нельзя. Поэтому, пораскинув мозгами, я пригласила еще и
Грейс с Каддини. Ну а что? Все уже знакомы.
— Я сегодня пью только текилу! — тыкаю я пальцем в Алекса. Он смеется. — Никакой
водки.
Слышишь?
— Может и слышит, но понимает навряд ли, — меланхолично сообщает мне Шон.
— Он не такой идиот, как ты думаешь, — вступается за мужа Пани.
— А ты давно знаешь, что я думаю? — тут же прилетает ядовитый ответ. Алекс и Карина
коротко переглядываются, будто что-то недавно обсуждали, а теперь получили наглядное
подтверждение. Я, кажется, даже знаю, что именно. Не мое дело! Не мои проблемы!
— Каддини, проследи, чтобы меня водкой не напоили.
— Будет сделано, Док, — с готовностью выкрикивает парень, заставляя умилиться всех
окружающих. Боже, этот мальчишка — ходячий генератор обаяния! Кстати, сегодня, по случаю
прощания с Бабочками он причесался, надел рубашку и, оказывается… симпатичный.
Чувствую за него что-то типа родительской гордости. Пока я размышляю о природе
происхождения этого странного чувства, передо мной с грохотом приземляется бутылка.
— Текила, — объявляет Немаляев, будто оно не очевидно. — Все тебе.
Понятия не имею, из вредности он это или из благородных побуждений, но прекрасно
понимаю, что если выпью столько окажусь под столом, а у Пани в руках фотоаппарат, между
прочим! Она не сможет не заснять такое зрелище. Повезет, если в газеты не разошлет.
Пока я прикидываю масштабы собственных проблем (а-ля пьет ли еще хоть кто-нибудь
текилу), наш сеньор Хакер поднимается, чтобы произнести тост. Разумеется, Картер есть
Картер, он лаконичен до зубной боли.
— За Бабочек, — объявляет он. И… и все? Но, оказывается, никому их присутствующих не
нужно объяснять, как много сокрыто в этих словах. За мечту, за сотни идей, за вдохновение…
Вслед за остальными слизываю соль и залпом опрокидываю стопку, а потом вгрызаюсь в
кусочек лайма. По венам распространяется жар алкоголя, щеки краснеют, и проблемы
начинают казаться отдаленными, а Алекс приглашает меня потанцевать. Я, разумеется,
соглашаюсь в надежде увидеть, как Пани закатывает глаза. И она, естественно, это делает.
Кстати, Алекс не сидел в Сиднее с нами все это время, он просто воспользовался
возможностью повидаться со старым другом… дважды. Ну или ревнует, но мне до лампочки,
слышите, мне вообще никакого дела до этого треугольника. А еще просто нравится Алекс.
Танцуем, смеемся. Он не понимает меня, я — его. Но разве ж привыкать? Я целых четыре года
не понимала Шона, и виной тому был вовсе не обыкновенный языковой барьер.
Но вдруг, посреди третьего, на удивление веселого танца, Алекс наклоняется к моему уху и
говорит:
— Ты совершаешь ошибку.
И неким десятым чувством я вдруг понимаю, о чем именно он говорит, и отдергиваюсь
назад, но парень подхватывает меня быстрее.