— А что я? — встревожилась Каэтана.
— Уезжаешь… Я ведь обещал высказать тебе свою просьбу.
— Да, император. Я слушаю.
— Перестань называть меня императором, — взмолился аита.
— Это вся просьба? — обрадовалась Каэ. — Стоило ждать до сегодня?
— Подожди, подожди, — встревожился полководец. — Никакая это не просьба, точнее, тоже просьба, но не та… — Он выдохнул. — Если ты исполнишь все, что тебе предназначено, и захочешь вернуться… Если ты не встретишь своего единственного в мире человека… В общем, Агатияр все твердит, что в империи нельзя обойтись без мудрой императрицы, так что я буду ждать.
Каэтана молчала, глядя в упор на красневшего и бледневшего юношу, который положил к своим ногам одну четвертую часть Варда и угрожал западным королевствам.
Потрясатель Тверди, Лев Пустыни, великий полководец Зу‑Л‑Карнайн набрал полные легкие воздуха и решился выговорить:
— Выходи за меня замуж… Нет! — запротестовал он, видя, что Каэ собирается возразить. — Не торопись отказываться. Я же буду ждать. Зачем торопиться, если. тебя ждут. Я хочу, чтобы в моем государстве императрицей была ты. Если захочешь…
В этот момент зазвучал рожок, оповещая всех о том, что отряд тхаухудов готов к отправлению. Кочевники‑саракои расселись по верблюдам. Они должны были сопровождать Каэтану до самого Эреду, а там поворачивали назад, в свои родные пустыни; до Онодонги должны были дойти двадцать отборных тхаухудов из личной гвардии императора.
Джангарай и Ловалонга, Эйя и Габия, альв и Бор‑донкай поочередно подходили к аите, кланялись ему и говорили слова искренней благодарности. Юноша печально смотрел, как они усаживаются на коней, устраиваются в седлах, распрямляют плечи, отряхивая прах прошедшего, и устремляются в будущее. «Эти люди живут будущим», — неожиданно понял полководец. А он для них приятное, радостное, но уже прошлое. И ему сделалось горько.
Каэтана еще была здесь. Он повернулся. ней:
— Что ты ответишь?
— Ты почти не знаешь меня:
— Догадываюсь, что это и есть типично женские отговорки…
— Не совсем. Я не знаю, сколько мне лет, не знаю, кто я. Ищи себе другую жену, аита, — славную, достойную, знатную.
— Даже Агатияр не стал говорить мне эти глупости, когда я объявил ему свою волю. Я уже сказал — иди в Запретные земли. Я подожду тебя. Или, быть может… — Он не договорил.
— Нет‑нет, я еще не нашла себе мужа. — Каэтана не знала, как объяснить аите то, что требовало долгих бесед, за несколько оставшихся минут.
Телохранители стояли с напряженными лицами, будто понимали, что сейчас решается судьба их повелителя, а они не могут ему помочь.
Каэтана молчала, не в силах выразить все, что молнией проносилось у нее в голове.
— Хорошо, — наконец не выдержал Зу‑Л‑Карнайн. — Счастливого тебе пути.
— Спасибо, — сказала она, не зная, как попрощаться с этим странным человеком, который вдруг стал милым и близким так внезапно, причем в самый миг разлуки. — Прощай.
Она чувствовала, что это не те слова, которые нужна ему сказать, но нужных не находилось. Она повернулась, подошла к Агатияру и подставила ему лоб.
— Прощай и ты. Спасибо от всего сердца.
— Удачи, дорогая Каэ. — Визирь поцеловал ее. — Буду ждать, вдруг ты еще поцарствуешь на пару с моим мальчиком, а?
Она растерянно посмотрела на старого советника:
— Найди ему хорошую жену, Агатияр. Я ведь просто увлечение…
— Если бы ты оказалась права, — вздохнул советник. — Я еле уговорил его не ехать вместе с вами. Пусть хранят тебя наши надежды и чаяния.
Старые жрецы‑ийя стояли рядом, благословляя путешественников, и Каэтана, попрощавшись с ними, вскочила в седло Ворона, который немедленно взвился на дыбы, продемонстрировав, что не устал и готов нести ее хоть на край света.
Каэ потрепала коня по холке и догнала друзей. Караван змеей проструился по улицам ал‑Ахкафа и вышел из городских ворот. Со стен на них смотрели солдаты и жители города. Они отошли уже довольно далеко, когда Каэ обернулась в последний раз посмотреть на город, который должен был стать конечной целью ее странствий, а оказался только отправной точкой длинного и трудного пути. И увидела, что из ворот города вылетел небольшой отряд из нескольких всадников и на бешеной скорости понесся к ним, вздымая за собой тучи пыли.
— Опять что‑нибудь забыли, — обреченным голосом сказал Зу‑Самави, командир тхаухудов, которому и дотошный Агатияр, и сам обожаемый аита за это утро успели надоесть хуже слепней, вызывая его к себе для все новых и новых указаний, смысл которых вкратце сводился к следующему: довезти госпожу живой и невредимой хоть на край света, иначе император со свету сживет, Агатияр разорвет на части, а потом оба они тоже умрут.
— Тоже мне великая загадка, — бормотал под нос мудрый воин. Он достаточно долго прожил на свете и знал, как возникает любовь в столь юном возрасте, как у их владыки, — для этого хватает и нескольких дней. Тем более что в очаровательную госпожу он и сам бы влюбился, да времени на это нет…
Между тем всадники приблизились к поджидавшему их каравану, и оказалось, что первым скачет на превосходном скакуне сам император с таким выражением лица, будто он уже успел потерять свою империю. Сзади несется Агатияр с растрепанной и всклокоченной бородой — ни дать ни взять кто‑то пытался выдрать ее с корнем. А уже за ними, на несколько корпусов отстав от повелителя, скачут те немногие телохранители, которые успели вскочить на коней, когда обнаружили, что‑их полководец неистово шпорит своего скакуна, вылетая из ворот дворца…
Император на всем скаку что‑то кричал. Но встречный ветер относил его слова. И, судя по лицам телохранителей, они были не совсем обычны.
Многие из них — сейчас еще совсем молодые — надолго переживут своего повелителя. И долгими зимними вечерами будут рассказывать о нем, великом и легендарном, своему многочисленному потомству. Конечно же, о битвах и сражениях, о походах в дальние страны, но обязательно — о таком непривычном и незнакомом в тот единственный день в ал‑Ахкафе.
Император скачет и кричит:
— Я люблю тебя! Слышишь?! Я люблю тебя!
Наконец он подлетает к застывшей девушке, которая как влитая сидит на вороном скакуне; девушке в мужской одежде и с двумя мечами, висящими крест‑накрест за спиной. Он хватает ее за руку и говорит:
— Это самое убедительное, что я мог придумать, чтобы ты вернулась. Я буду ждать, потому что я тебя люблю. И если ты не хочешь быть императрицей, мне не нужна империя.
— Империями не швыряются, — тихо говорит она.
— Если я выживу… — отвечает она. Они берутся за руки и отъезжают в сторону. Их кони идут рядом и изредка трутся мордами. Агатияр приводит в порядок бороду и горячо жалуется на жизнь Ловалонге, затем Джангараю, затем Бордонкаю и альву, а затем — просто в пространство. Телохранители пытаются отдышаться и выплюнуть пыль, которой они наглотались во время этой безумной скачки.
От города двигается большой отряд конной гвардии для охраны повелителя. Только от этого невозможно охранить. И избавить тоже невозможно.
Когда Каэтана и Зу‑Л‑Карнайн возвращаются, император уже спокоен.
А потом караван двигается в путь и быстро превращается в темную точку на фоне светлых песков Урукура, и слепящее солнце мешает разглядеть его.
Но одинокий всадник на белом коне еще очень долго стоит, всматриваясь вдаль, и большая свита не осмеливается помешать ему…
Часть III.ПРОЗРЕНИЕ
Через пески Урукура их провели саракои, и эта часть пути всем на удивление оказалась несложной. Каждое утро, когда караван останавливался на отдых, чтобы переждать самое жаркое время дня, несколько часовых выставлялись вокруг маленького лагеря. Спали по очереди, и особенной усталости никто не чувствовал, несмотря на то что продвигались быстро. Иногда друзья пытались проехаться на верблюдах. Но если Бордонкай и Джангарай сразу полюбили эту езду, то у остальных неизменно начинался приступ морской болезни от страшной тряски, которая была неотъемлемой частью верблюжьего хода.
— Теперь я понимаю, — сказала бледно‑зеленая Каэ, сползая с верблюда, — почему в моем мире их называют кораблями пустыни.
— Почему? — спросил альв, который разумно избегал верблюдов после первой же попытки.
— Тошнит, как на корабле.
— Меня, — с достоинством заметил Воршуд, — на корабле как раз и не тошнит.
Основные переходы совершали ночью, когда на пустыню опускалась благословенная прохлада. Саракои по одним им понятным признакам безошибочно отыскивали дорогу, а остальные ориентировались по звездам, исходя из прекрасного принципа — на бога надейся, но верблюда привязывай.
Ночью пустыня кишела жизнью. Из‑под камней выползали ленивые скорпионы и начинали свои неспешные прогулки в поисках добычи. Они шли по песку, вытянув вперед растопыренные клешни. Юрко шныряли ящерицы. Некоторые бегали так быстро, что их невозможно было заметить, и только следы на песке да шуршание волочащихся хвостов говорили об их присутствии. Судя по звукам, многие из них были гигантских размеров. Иногда раздавался неприятный хохот, — долгое время альв не хотел признавать, что это смеются гиены, и порывался встать на стражу при полном вооружении. Его успокаивали и двигались дальше.
