Утро было ленивым и полным неги. Ифли все еще не появлялся, а это значило, что любовники могли еще немного побыть вместе. Хотя оба проснулись уже давно, вставать ни он, ни она не спешили. Сигарт осторожно расчесывал пальцами белые волосы эльфы, а она смеялась и снова их запутывала. В конце концов, хэур сдался и, оставив в покое ее прическу, улегся рядом с ней. Неожиданно его локоть уперся в какой-то твердый предмет — в следующее мгновение раздался хруст. Сигарт убрал руку и посмотрел — на подстилке лежал расколотый напополам медальон-бабочка: он свесился с шеи Моав, и хэур, не заметив, раздавил его.
— Прости, я, кажется, сломал твое украшение…
Моав расстроено посмотрела на то, что осталось от бабочки, ее лицо погрустнело.
— Мне подарила его моя мать…
— Что ж, придется ей подарить еще одно.
— В последний раз я видела ее, когда была маленькой, — тихо проговорила эльфа.
Сигарт совсем упал духом.
— Прости, мне правда очень жаль — я не знал, что твоя мать умерла…
— Она не умерла, — еще тише прошептала Моав. — То есть… — ее голос прервался, — она просто ушла однажды; взяла и ушла из города. И больше никто ее не видел. Мы с братом тогда совсем маленькими были… Я много раз спрашивала отца, что с ней случилось, но он каждый раз уходил от ответа, и в его глазах появлялась такая грусть, что я перестала спрашивать.
Она умолкла, едва слышно всхлипнув носом. Несколько мгновений оба сидели молча. Сигарт не знал, что сказать. Он сокрушенно взял отломанное крылышко — в его грубых руках оно выглядело особенно жалким.
— Какое тоненькое… Как жаль, что оно такое хрупкое — вот пришел такой увалень, как я, да и сломал ненароком.
Моав печально взглянула на второй обломок медальона.
— Возможно, в этой хрупкости и заключена ее прелесть: она не сможет быть с тобой всегда, первое же неловкое движение уничтожит ее красоту. Ведь красота кажется более очаровательной, когда она так уязвима…
Сигарт со вздохом притянул ее к себе.
— Это точно!
Эльфа высвободилась из его объятий, села и потянулась к своей сумке. Через мгновение из ее недр появился тонкий кожаный шнурок. Сигарт удивленно наблюдал, как Моав отстегивает конец цепочки от одного из крылышек, а вместо нее продевает шнурок. Соединив его концы, она ловко связала их узелком: новый медальон был готов — теперь их было два, из одного крыла каждый.
— Вот, возьми — это подарок, — сказала она, протягивая подвеску Сигарту.
— Это мне?
— Тебе, тебе — мы ведь теперь с тобой и впрямь как два крыла! Ну-ка, наклони свою рысью голову.
Он послушно склонился, маленькие ручки эльфы быстро надели ему на шею медальон. Сигарт недоверчиво повертел его в пальцах, затем спрятал под ворот.
— Мне еще никто никогда не делал таких подарков, — усмехнулся он.
Моав рассмеялась веселым смехом — таким легким, утренним — и надела себе на шею второй медальон.
— Это потому что ты не эльф — в Рас-Сильване принято дарить друг другу все подряд. У меня вот почти все вещи дареные! Ну ничего, теперь и у тебя есть первый подарок…
— Спасибо, — тихо отозвался хэур.
Полежав еще немного, они, наконец, поднялись и приготовили завтрак. Ифли так и не появился. Немного подождав после завтрака, они решили, что он нагонит их по дороге, и двинулись в путь. Но сильф так и не показался ни через час, ни через два. Уже был вечер, а от него не было ни слуху ни духу. Моав начала дуться на хэура — это он прогнал Ифли! Да Сигарт и сам чувствовал себя неловко — он ведь даже не грубил ему, просто попросил оставить их на время вдвоем… Наконец, уже затемно, сильф явился — как обычно, безо всякого предупреждения. Моав, как раз нарезавшая капусту на ужин, подбежала к нему.
— Где ты был? Мы за тебя переживали! — взволнованно заговорила она.
Ифли в ответ захлопал большими глазами.
— А я что, опоздал?
— Не то слово! Уже вечер! Мы тебя ждали целый день!
Сильф приложил к щекам зеленые ладони.
— Ой-ой-ой! Госпожа волнуется, а я там сижу себе, сижу…
— И где же это ты сидишь? — вмешался Сигарт.
— Да с бабушкой своей, — как ни в чем не бывало, ответил сильф — Я вот ей устриц собрал — она уж так их любит, так любит…
Хэур вздохнул — начиналась обычная околесица, на которую их друг был большой мастак, но того уже понесло:
— Я ж почему так задержался! Являюсь я в это подводье, а там ни пройти, ни проползти! Везде стража, пиками своими тыкают — мол, сюда нельзя, туда нельзя… А что, если самые жирные устрицы не где-нибудь, а именно там, куда нельзя? Что делать бедному Ифли, а?!
Сигарт помотал головой. Он уже узнавал знакомый звон в ушах, преследовавший еще долго после историй в изложении Ифли. Моав же, наоборот, заметно оживилась: похоже, болтовня сильфа развлекала ее.
— И где же это такие ужасы творятся? — поинтересовалась она.
— Да под водой, у навов, точно возле двурогой скалы.
Он махнул рукой в неопределенном направлении. Поняв, что это надолго, Сигарт благоразумно удалился в тень большого дерева. Сильф восторженно закатил глаза:
— Там такие устрицы! Здоровенные, ну прямо с ладонь!
Он распрямил перед лицом эльфы узкую зеленоватую ладошку для пущей наглядности. Моав сочувственно кивнула. Ободренный ее вниманием, Ифли продолжил:
— А эти хвостатые встали поперек дороги — видите ли, все охраняют горячий металл! Вроде его кто-то воровать собрался! — он возмущенно всплеснул ладонями. — Тысячи лет лежал он там себе спокойненько, а тут на тебе, срочно охранять его понадобилось!..
Услышав последнюю фразу, Моав неожиданно вздрогнула, на лице отразилось волнение. Она искоса бросила взгляд на сидящего поодаль хэура и, быстро подойдя почти вплотную к Ифли, спросила изменившимся голосом:
— Что это еще за горячий металл?
— А кто его знает? — отмахнулся сильф. — Говорят, какой-то древний меч, такой ценный, что просто бесценный… Ну а Ифли так думает — если он за столько лет никому не понадобился, то не такой уж он и ценный. Правильно?
Эльфа еще раз посмотрела в сторону Сигарта, точно боясь, что он услышит разговор, и рассеянно отозвалась:
— Да-да, ты прав… Совершенно незачем охранять такую вещь.
— Вот и я так подумал, — поддакнул Ифли, — взял да и перенесся прямо за стену!
Она снова оживилась.
— И что же ты там видел?
— Да ничего, устриц себе набрал — и обратно, к бабушке…
— Совсем-совсем ничего не заметил?
— Ну почему же не заметил! Я ж говорю — устриц набрал!
— А кроме устриц? — продолжала допытываться эльфа.
— Да там ничего не было, кроме устриц — только стены белые и воды по пояс. Ну, и устрицы, конечно…
Моав вздохнула.
— Ладно, все с тобой ясно. Я готовлю ужин — ты еще можешь успеть присоединиться к трапезе. Если ты, конечно, не наелся устрицами.
Сильф закивал в ответ так, что бубенчик на конце косы зазвенел, как сумасшедший.
***
За ужином Ифли еще несколько раз порывался рассказать новые подробности похода за устрицами, но Моав каждый раз прерывала его. Сигарт тоже не настаивал, хотя история о подводном мире его заинтересовала. После ужина он решил расспросить Моав — возможно, она сможет что-то рассказать о странном народе, живущем в море. Эльфа как раз зашивала прореху в сорочке — медальон оказался не единственной испорченной вещью — когда Сигарт подошел к ней.
— Слушай, о чем это он говорил? — начал он, присаживаясь рядом. — Что еще за навы?
— А ты разве не знаешь? Я думала, в Сиэлл-Ахэль знают все обо всех.
— Если ты еще не заметила, рыси знают лишь то, что им нужно знать, и не больше. Так что, если хочешь, давай рассказывай, что это за живность морская, а не хочешь — не рассказывай.
Моав со смущенной улыбкой пожала плечами.
— Да я их и сама никогда не видела. Говорят, одна половина тела у них, как у эльфов, другая — как у рыб.
— Это какая же такая — другая? — нахмурился Сигарт.
— Я ж говорю, что не видела! Может, у них есть плавники или хвост, или, наоборот, рыбья голова.
— Да уж, чего только на свете не бывает! И откуда только такое берется?
— А вот это я знаю, — встрепенулась Моав, — нам в Рас-Сильване рассказывали!
— Ну, валяй… — махнул рукой Сигарт.
Эльфа отложила в сторону сорочку и уселась поудобнее.
— Ты, наверное, знаешь, что наш город много тысяч лет назад основал азарлар Сильван…
— Догадываюсь.
— Так вот, еще до того, как он здесь поселился, он жил со своей кейнарой на берегу моря, в маленьком уютном городе. Там у них родилась дочь — ее назвали Эзури. Она была такая красивая и милая, что каждый, кто ее видел, забывал о своих невзгодах и становился счастливым. Отец не мог нарадоваться на нее, а воины со всего мира приходили свататься, еще когда она лежала в колыбели. Но вскоре радость Сильвана омрачилась. Решив узнать будущее Эзури, он пошел к провидице, и та предсказала, что его дочь когда-нибудь поглотит морская пучина! Азарлар пришел в ужас от таких слов и приказал построить новый город среди густых лесов, подальше от моря, чтобы девочка даже не знала о его существовании. Так появился Рас-Сильван.
