Кстати, шимпанзе надо будет потрясти. И что в нем Ленка нашла, может у нее материнский инстинкт раньше времени проснулся? Он мне еще не один ящик пригонит, чтобы наши девушки здесь были самыми красивыми и нарядными - и это никакое не мещанство, наши парни тоже подтягиваются - рядом с такими девушками, желание возникает достойно себя вести. Нет, хамы тоже находятся, у которых это злость вызывает, и чтобы до своей грязи опустить, “расфуфырилась тут” - ну так мы тоже теперь сила. Как там у Маяковского, “единица ноль, а если все вместе…” - в самом начале были с десяток моих “стерв”, по замыслу должных всего лишь отслеживать слухи, или как бы сказали потомки, “мониторить информационный шум”, и курсы русбоя на стадионе “Север”, который отчего-то получил у экипажа К-25, а затем и у других, неофициальное прозвище “Шаолинь”, где в нашу компанию как-то постепенно влились и девушки с флота, связистки и штабные, и комсомолки с завода - и парни конечно до кучи, от “песцов” до заводских. Про китайский монастырь наслышана, а все-таки что такое “Дом-два”, как нашу тимуровскую команду и товарищ Сирый, и товарищ Елезаров, и другие гости из следующего века меж собой называют, это мне так и не объяснили, ну ничего, выспрошу у кого-нибудь непременно, любопытно ведь?
Не у товарища Пономаренко же спрашивать? Или у дяди Саши. Пантелеймон Кондратьевич сюда приезжал, когда мы с Михаилом Петровичем из Москвы вернулись, вместе с нами летел. А когда узнал про наших “тимуровцев”, отчего-то сильно заинтересовался и воодушевился. Затем долго говорил с дядей Сашей, о чем, мы так и не узнали. Но после этого наша команда приобрела некий полуофициальный статус, и кстати, “патрули нравственности” появились именно тогда.
Так вот и живем. Уже четыре свадьбы за два месяца отметили, годы молодые. Странно, я на многих одногодок смотрю, как на младших - нет, отнюдь не из-за звания, да и гражданские у нас есть, так что без чинов - просто, не испытали они того, что я. И никто мне не нужен, кроме… Когда я смогу его просто по имени назвать? Иду сейчас с ним под руку - и никому не отдам. Ой, задумалась, порыв внезапный, застал врасплох, юбка как взлетит, вся целиком, выше моей головы! И я пунцовая вся, едва с подолом справилась, так ветер с меня еще и косынку сорвал, хулиган - шелковая, по волосам скользнула, полетела по воздуху, и на свежепосаженном деревце зацепилась, как флажок развевается. А Михаил Петрович лишь улыбается, и говорит про какую-то Мерилин? И как-то легко и просто стало, без всякого смущения, мы вместе под руку к тому деревцу подошли, Михаил Петрович косынку с ветки снял и мне вручил, я повязала уже по-бабьи на подбородок, а не на затылке, чтобы не слетела снова. Дальше идем, ветер все ко мне пристает, грозит юбку на плечи закинуть, а я лишь сумочкой по платью ударяю, когда слишком раздует, как веселая игра, и настроение такое же - но все ж расскажите, кто такая Мерилин, с которой вы меня сравнили? Наконец свернули на Пионерскую, в затишье, на солнце даже жарко, а мне хочется еще по ветру идти! О чем мы дальше говорили с Михаилом Петровичем, не помню, но о чем-то добром и хорошем. Как во сне - когда проснешься, ощущение помнишь, а сюжет забылся.
Идем назад, уже по Торфяной. И тут во мне как звоночек тревоги. Это мне еще в “школе” заметили, в сорок первом - ты как будто чужой злой взгляд чувствуешь. Голову повернула к Михаилу Петровичу, а взгляд назад незаметно скосила - человек за нами идет, шагах в пяти, по виду работяга или матрос с торгаша, откуда взялся? И точно не из наших, дядя Саша меня бы предупредил, да и знаю в лицо я всех из местного ГБ. Стараюсь не показывать, улыбаюсь даже, а внутри напряжение, как перед боем. В левой руке сумочка, правая… ветер снова налетел, за платье хватаюсь, еще этот сзади, увидит! Нет, не то, что вы подумали - другое.
И двое навстречу. Как отделились от забора, там кусты еще были, издали не заметить. Три шага до них, и еще один сзади. Причем у него руки в карманах!
У меня под Минском так было, уже в отряде. Когда в деревню надо зайти, не парней же посылать, к ним сразу с подозрением, и немцы и полиция, а на девчонку-замарашку могут особого внимания не обратить. А когда я уже назад уходила, от нашего человека - два полицая навстречу, из-за угла вышли, в пяти шагах. Я голову еще не повернула, а вижу, один уже рот раскрывает, окликнуть. А в психологии нашей есть, пока ты с человеком еще в связь не вошел, даже глазами не встретился - активных действий от него не ждешь, вот и те полицаи… ну представьте, что бандиты собрались банк ограбить, а охрана стала бы стрелять, еще когда они не вошли и оружие не показали? Ругал после меня командир, а если бы не вышло? А если бы они у меня наган нашли, и донесение? Как из Минска сбежала, я без оружия никуда - и по пуле в каждого, они даже окликнуть меня не успели, и огородами, хорошо, лес совсем рядом был!
Так и эти. Мгновенно просчитываю ситуацию. Наши быть не могут никак. Если б не дядя Саша, можно еще допустить, что кто-то учинил идиотскую проверку - но товарищ Кириллов шутить не будет, а помимо него никто бы не смог. Угрозыск - так местных оперов я тоже знаю, контактировали, могли конечно и новички, но хоть кто-то должен быть знаком! Гоп-стопщики местные - чтобы вот так, еще засветло, да на офицера с девушкой, нет здесь таких борзых, от ловли мифических “дойче партизан” и уголовничкам досталось, могут конечно в темном переулке по затылку стукнуть и карманы вывернуть, особенно если приезжему и подвыпившему, но ничего более серьезного! Значит что? Враги!
Пистолет у меня не в сумочке, а под платьем. Нет еще у нас “колготок”, на мне чулки и пояс с подвязками, и к этому поясу прицеплена открытая кобура под маленький браунинг девятьсот шестого года, калибр 6.35. Совсем крохотная игрушка, негодная для боя, но смертельно опасная с пяти шагов. Чтобы достать, в платье по боковому шву прорезь, как карман на мужских брюках, только руку просунуть, на пышной юбке не видно - это и есть секрет, который я показывала дяде Саше. И ветер очень удачно платье треплет, зачем я хваталась, чулки не показывать что ли - да смотрите, если это хоть чуть ваше внимание отвлечет, до того как вы сдохнете, ради такого я бы и за Женю Комелькову сыграла в Зорях Тихих, только не дай бог, юбку поднимет как на Первомайской было, увидят кобуру! Вот моя правая рука уже на пистолете, а им незаметно. Так получайте!
Левой рукой тяну юбку вдоль тела, справа налево - помогая выдернуть наружу правую с пистолетом. Стрелять сквозь платье, так же как и из кармана - это можно делать, только когда враг один, при движении затвора назад-вперед закусит ткань, и второй раз уже не выстрелить. Зато первый выстрел у меня идет сразу от бедра, ведь метко стрелять просто, вот вы пальцем укажите на предмет, а после проверьте, и закрепите привычку. У меня выходило хорошо, вот не понимаю, отчего в фильмах из конца века даже солдаты или полиция из пистолета стреляют, держа двумя руками на уровне глаз, нас учили, что когда враг рядом, надо уметь метко бить из любого положения, с правой, с левой руки, было даже такое, как заведя правую руку себе за спину, выставить ствол из-под левого локтя! Конечно, вдаль надо уже целиться, но до трех метров стрелять надо только так.
Первому в живот, с двух шагов, враг даже не успел ничего понять, я глаза подняла и встретилась с ним взглядом, одновременно с выстрелом. Второй, который подступал левее, хотел метнуться за тело своего оседающего приятеля, не успел, поймал вторую пулю. И я знала уже, что не промахнулась, сразу резкий поворот, (“сенсей” Логинов называл это маэ-тэнкан, айкидо, простите, русбой, для непосвященных), хорошо что не на каблуках, туфельки простые, и земля твердая, не скользко и не грязно. Помня что третий позади - самый опасный, руки в карманах, на пистолете, и мы как мишени перед ним! Причем поворот со смещением, при этом еще приседаю и сталкиваю Михаила Петровича с возможной линии огня, еще лучше, чтобы он упал - а третий уже набегает, но не стреляет, а чем-то замахивается, не достанет, два шага против пистолета, это очень много!
А браунинг я чищу, смазываю, пристреливаю, как положено, Чтобы быть абсолютно уверенной, что знакомое оружие, не подведет. Стреляю дважды, туша врага закрывает свет, и падает на меня. Я барахтаюсь под ней, пытаюсь вывернуться, и тут слышу глухой удар. Михаил Петрович держит тяжелый “Стечкин”, а у последнего врага затылок в крови. Затем мой Адмирал пинком спихивает в сторону обмякшее тело, и помогает мне подняться. Нет, мы не стали обниматься и целоваться, как в каком-нибудь фильме - сначала я огляделась по сторонам, чтобы убедиться в отсутствии угрозы. Вижу, сзади бежит кто-то, и с другой стороны тоже. Я пистолет наизготовку, они кричат, не стреляй, Анка, свои! Всматриваюсь - точно, сержант ГБ Левин, второго фамилию не помню, но тоже лицо знакомое.
И тут на меня накатило. Просто я представила, что бы случилось, если бы его, единственного человека в СССР, на Земле, в этом времени - и убили бы, и у меня на глазах. И мне стало так страшно, как не бывало никогда. Михаил Петрович после рассказал, что я орала на бедных сержантов, как пьяный боцман, да такими словами… А они оправдывались, да мы, товарищ лейтенант госбезопасности, имели приказ лишь следить за этими, конечно вмешались бы, если что… Это когда товарища Лазарева убили бы?
