герб Татищевых.
И, похоже, карета, сломавшись, банально застряла в непролазной весенней грязи. Или застряв, сломалась. Но что они тут делают, и карета и ее пассажиры?
Андрей Георгиевич, естественно, ненароком слышал, и не по разу и от чиновников, и от своих крестьян, что неподалеку у Татищевых есть сравнительно небольшое поместье. Но Настя о нем упоминала, к тому же, ей, горожанке до последней косточки, совсем не хотелось ехать в деревню, да еще спорную с дядьями и кузенами. То есть ныне правящий император Николай I поместье это у ее родственников отобрал, но самой Насте не дал под предлогом отсутствия мужа.
Ну и кто там у нас? Конечно, могло быть и так, что это был все же один из братьев, поехавший по имениям с весенней инспекцией, но опять же что-то он сомневается. И в качества доказательства ненароком в отблеске окна увидел юную горделивую голову фрейлины Татищевой. Вариант с ее дядьями был немедленно отброшен.
- Ура, ребята, в рукопашную! – театрально взревел Макурин и выстрелил в воздух в очень даже кстати оказавшемся пистоле.
Выстрел был оглушительным. Он чуть не оглушил самого собственника оружия и перепугал всех – немного позади помещика и от состояния обморока впереди в карете.
Но Макурин был неумолим:
-Вперед, мои люди, будем жестокими и добьем этих вероломных разбойников!
С козлов явственно послышалось женское «Ах!»
Тут надо иметь в виду, что при дворе Александры Федоровны в это время очень даже увлекались французскими романами об амазонках. И почти все фрейлины обзавелись слугами женского пола, типа воинственными амазонками. Вот и Настя посадила на козлы кучериху, а не кучера. Иначе бы черта с два они так легко застряли в этой все же условной, но полевой дороге.
Да и сам он держал себя поумереннее. Война 1812 года уже прошла и что такое народная дубина и как она лупит всех, даже дворян, знали все и, тем более, попаданец.
М-да. Но мужчин все же не было, а женщины оказались классическими, то есть не драчливыми и не готовыми драться со злобными аборигенами.
Однако, грязь, как тормозящий фактор, действовала не всех и даже Ворон – жеребец вожака лютых воинов, он же мирный местный помещик – шел более чем тихим шагом. А его «храбрые ратники» – Федор и Гаврила – отнюдь не рвались впереди их, как оказались, воинственного барина.
Поэтому нападение развивалось с позорной медлительностью и даже обороняющимися робкими женщинами надоело ждать и падать в обморок. С козлов кареты поднялась какая-то хворостина с белым платочком, а потом показалось смазливое личико Марьи – довольно юной еще дочери кучера Насти и теперь, как видимо, сама ставшая кучерихой.
- Эй, барин, Андрей Георгиевич! Ваше высокоблагородие, мы свои! Это барыня Анастасия Татищева проезжает из своего поместья!
- Не знаю, не знаю, - нарочито суровым голосом проворчал Макурин, - знакомые, а тайком проезжаете по моим землям, воруете ненароком.
- Ах, барин, напрасно вы так, - сладко запротестовала Марья, сама меж тем поднялась с козлом и показала хорошенькую фигуру. Впрочем, показала больше не помещику, его молодым спутникам. Она, девушка городская и даже из императорских слуг, субординацию знала хорошо и, тем более, не собиралась становиться соперницей своей хозяйки.
Андрей Георгиевич в это связи, даже не обращая на простонародную прислугу, твердо открыл дверь кареты. Там, ха-ха, вот это неожиданность, оказалась его невеста Настя. В обмороке она не оказалась, по крайней мере, уже в нем не была.
Макурину она просто робко улыбнулась. Выстрел около кареты, грубые крики, явное многолюдство слегка припугнули барышню или, хотя бы, заставили ее оробеть. И пусть это был очевидный жених со своими крепостными, на всякий случай она будет милой девушкой. Покапризничает она потом в поместье и в строго обязательном порядке, чтобы его привезти в себя.
- Ба, Настьюшка! - как бы узнал ее Макурин и сильно удивился, - какими судьбами вы в нашей провинциальной глуши?
Настя только улыбнулась, то ли робко – вы такой грубый, а я, милая барышня, здесь одна, то ли злорадно – я тебя и здесь найду, не спрячешься!
Впрочем, Андрей Георгиевич не искал различные чувства в пойманной беглянке. Внешне равнодушно, но бережливо он вытащил ее наруках из кареты и водрузил к себе на коня.
- А-ах! - нарочито жалобно застонала она на это. Но небрежное помаркивание кучерихе Марьи показывало - все идет по плану. По ее плану и, значит, именно она победитель!
А помещик меж тем думал, кто возьмет на лошадь Марью. Оставлять ее одну не стоит. Она – простолюдинка, к ней будет отношение куда хуже, проходившие мужики побьют еще ненароком или снасильничают. Нравы в это время были очень простые, а ему придется извиняться, если ее прислуга нечаянно родит в ходе этого приключения. А он обязательно будет виноват, как пить взять!
С другой стороны слуг у него двое и оба с сильными конями, сами крепкие и еще молодые. Хотя Федор уже как бы имеет невесту Катю. И такую красивую, что у самого слюнки текут. А вот Гаврила же холостой и вроде бы совсем без знакомой девки. Решено, так и сделаем!
- Гаврила, подсади Марью, да неси ее на своем коне. Нечего ее тут оставлять, забоится. Да держи крепко, не потеря! А ты, Федор, скачи налегке вперед, от моего имени возьми людей и коней, сколько надо, притащите эту карету в каретную.
Кажется, всех разделил и все довольны. Нет, девушки, разумеется, ругаются негромко – Настя выдает жениху, Марья – Гавриле – но спокойно и с мест своих не рвутся.
Федор относительно быстро для такой грязи проскакал – поковылял по еще невспаханному полю, а два всадника - Андрей Георгиевич и Гаврила поехали не спеша, уберегая и своих спутниц, и лошадей.
В поместье он поместил, разумеется, гостью по ее благородному статусу – на первом этаже, в гостевом покое, поместив туда же в качестве прислуги Марью и дав еще двух сенных девушек. А то ее кто знает, что ей надо?
Авдотье было приказано выполнять все капризы гостьи. А для большего стимулирования хозяин ей сказал, что девушка его невеста и намекнул, что очень даже возможно, что жена. Ничего ведь соврал, правда?
Настя была очень любопытна, если не сказать пронырлива. В каждый закоулок и избенку она совала свой прелестный носик и требовала дать пояснения. При чем экскурсоводом должен был быть сам хозяин.
- Милый, - как бы невзначай сказала она