Ознакомительная версия.
Ныне же Древняя Греция утратила популярность в кругах романтиков главным образом потому, что, будучи аграрным обществом, она имела патриархальный уклад. Поэтому сторонники романтизма направили свою машину времени ещё дальше в прошлое и пришли к садоводческим обществам. Последние теперь стали любимейшим прибежищем для экофеминисток. Эти общества, как мы видели, были зачастую матрифокальными — управляемыми Великой матерью.
И вновь давайте забудем, что основным ритуалом многих садоводческих культур было ритуальное человеческое жертвоприношение, которое требовалось, помимо всего прочего, для обеспечения плодородности почвы и обильного урожая. Давайте забудем и то, что, согласно многочисленным данным, представленным Ленски, поразительные 44 % населения данного типа обществ часто участвовали в военных походах, а более 50 % делали это время от времени (это в принципе ставит крест на идее миролюбивых обществ, управляемых Великой матерью). Что в 61 % данных обществ имелось право на частную собственность; в 14 % имелось рабовладение и 45 % населения практиковали уплату выкупа за невесту. Эти садоводческие общества даже отдалённо не напоминают ничего «чистого и невинного», как отмечают сами экомаскулинисты.
В.: Которые, в свою очередь, предпочитают фуражное кормодобывание.
К. У.: Да, экомаскулинисты (глубинные экологи) отправились ещё на одну стадию назад, в прошлое, и пришли к кормодобывающим культурам, посчитав, что именно они представляют собой «чистое и невинное состояние». И на самом деле, согласно экомаскулинистам, любимое экофеминистками садоводческое общество не является всецело приближенным к природе, поскольку данный тип общественного уклада зависел от земледелия, которое на самом деле есть «насилие над землёй». Охота и собирательство — вот новый кандидат на чистоту и невинность.
И давайте забудем, что у нас имеются данные, показывающие, что в 10 % данных сообществ практиковалось рабовладение; в 37 % практиковался выкуп невесты и 58 % регулярно или нерегулярно участвовали в войнах. Это обязательно должно быть чистым и невинным состоянием, ведь это самый ранний период! Это-то и должно быть тем самым, что мы искали! Вот почему я теперь буду игнорировать все до единого неприятные факты о любом из этих обществ; буду считать их «благородными дикарями», и точка.
Хотя логично было бы, конечно же, шагнуть ещё дальше к приматам, ведь у них не было ни рабства, ни выкупа невест, ни войн и т. п. А что, почему бы нам всерьёз не взяться за эту ретрогрессию и не довести её до логического завершения? Всё, что возникло после Большого взрыва, было Большой ошибкой. В ловушке подобной логики вы оказываетесь, если путаете дифференциацию и диссоциацию: вы начинаете считать, что дуб — это преступление против жёлудя.
Вот так и проходят поиски чистого и невинного состояния, заводя нас всё дальше и дальше в дебри прошлого, соскребая всё больше слоёв глубины с Космоса в поисках незамутнённого состояния, в котором могло бы произойти романтическое слияние с природой. При таком подходе мы пытаемся вылечить подавление регрессией. Мы пытаемся вылечить болезнь, избавляясь от глубины. Иными словами — становясь всё более поверхностными. Великая битва современности: Фихте против Спинозы
В.: Итак, это историческое столкновение между лагерями Эго и Эко. Эго стремилось подчинить Эко, а Эко стремилось избавиться от Эго.
К. У.: Да. Конфликт состоял в следующем: трансцендировать ли нам природу, чтобы обрести моральную свободу и автономию, или же нам надлежит стать едиными с природой, дабы обрести единство и целостность? Являетесь ли вы трансцендентальным Эго или всё же имманентным Эко?
Иначе говоря, вы за чистое восхождение или за чистое нисхождение?
Вот фундаментальная проблема, этот упорствующий дуализм! Это двухтысячелетнее сражение между сторонниками восхождения и нисхождения — одно-единственное сражение, которое в большей степени, чем что-либо ещё, предопределило очертания западной традиции, — попросту снова объявило о себе в современной форме в виде битвы между Эго и Эко.
И это длившееся тысячелетия противостояние нашло своё архетипическое воплощение в личностях Фихте и Спинозы.
В.: Давайте, только очень кратко.
К. У.: Очень кратко: Фихте попытался преодолеть расщепление между Эго и Эко, абсолютизировав Эго, или путь восхождения. «Именно в чистом Я, в чистом трансцендентальном Я следовало обрести освобождение. И чем больше чистого Эго и чем меньше Эко, тем лучше для всех», — молвил Фихте, преклоняясь перед алтарём восходящего Бога.
Сторонники экоромантизма, конечно же, двигались в прямо противоположном направлении, находясь под пристальным наблюдением другого Бога. Они собирались преодолеть расщепление между Эго и Эко через абсолютизацию Эко — абсолютизацию пути нисхождения. И, стало быть, лагеря сторонников Эко обрели своё архетипическое воплощение в творчески реинтерпретированном Спинозе (они воображали, будто под Природой Спиноза подразумевал природу — «да какая разница, он нам и так подойдёт!»). Таким образом, они расположили чистую свободу в полном погружении в Великую систему природы, или чистое Эко. Чем больше Эко и чем меньше Эго, тем лучше для всех, утверждали сторонники романтизма, склонившись перед приземлённым алтарём чисто нисходящего Бога.
В.: Так мы и получаем дуэль между Эго и Эко, между Фихте и Спинозой.
К. У.: Да, и это не было просто каким-то не имеющим значения вопросом. Это как раз и была завершающая фаза двухтысячелетней битвы, развернувшейся в самом сердце попыток Запада пробудиться. И это была мучительная проблема, ведь обе стороны смутно ощущали, что оба лагеря хотя бы частично правы. Но в чём именно?
И повсюду пронёсся клич: «Да мы должны интегрировать Фихте и Спинозу!» Или Канта и Спинозу. Или Канта и Гёте. Всё это вариации на одно и то же. Это на самом деле стало навязчивой идеей целой эпохи, особенно ближе к концу XVIII века.
В.: Так кто же победил?
К. У.: Что ж, всё пришло к одному: каким образом можно трансцендировать природу во имя моральной свободы и всё же обрести единство с природой во имя целостности? Это вопрос соотношения автономии и целостности. К чему из этого вы стремитесь? К свободе от природы или к свободе в качестве природы? Каким образом можно получить и то и другое? Каким образом можно интегрировать восхождение и нисхождения? Ох уж эти раздробленные примечания к Платону! Где можно обрести спасение? Где вы можете найти своего Бога?
В.: И посреди этой битвы появился человек, которого вы, очевидно, очень любите и который, вполне возможно, разрешил дилемму. В книге «Секс, экология, духовность» вы представляете читателю этого человека, приводя текст письма некоего посетителя его лекций. Не возражаете, если я зачитаю данное письмо?
К. У.: Давайте.
45 Обратите внимание на то, что автор использует мн. ч. в словосочетаниях «лагеря Эго» (англ. Ego camps) и «лагеря Эко» (англ. Ego camps) для указания на то, что есть в действительности много разных ответвлений в этих обширных течениях; для удобства чтения текста на русском языке далее будет использоваться преимущественно ед. ч. — «лагерь Эго» и «лагерь Эко». Пожалуйста, учитывайте первоначальное значение. — Прим. пер.
46 Автор использует англ. термин repression, который в психоаналитической традиции принято переводить как «вытеснение», но который в зависимости от контекста также можно перевести как «подавление» (для которого есть ещё и англ. слово suppression, в некоторых психологических контекстах имеющее иной смысл, чем repression) и буквально «репрессия». — Прим. пер.
17. Доминирование нисхождения
В.: «Шеллинг читает лекцию удивительной публике, но в условиях крайнего шума и сутолоки, свиста и стука в окна. Стучали те, кто не смог войти в двери настолько переполненного лектория, что ты почти готов отказаться от прослушивания, если всё это будет так и дальше продолжаться. Слушание его первых лекций было практически связано с риском для жизни. Однако я доверился Шеллингу и, рискуя собственной жизнью, набрался смелости вновь посетить его лекцию. Всё вполне может преобразиться во время лекций, и если это произойдёт, ты будешь рад, что пошёл на такой риск. Чего не сделаешь, лишь бы услышать самого Шеллинга.
Я настолько счастлив, что посетил вторую лекцию Шеллинга, — неописуемо счастлив. Зародыш мысли подпрыгнул во мне от радости, когда Шеллинг упомянул слово «действительность» в связи с философией действительности. Я запомнил практически каждое слово, которое он сказал далее. Здесь, пожалуй, можно прийти к ясности. Это одно слово отозвалось во всех моих философских муках и страданиях. Так что и она, наверное, может разделить со мной мою радость. А с какой готовностью я к ней вернусь, с какой решимостью я бы уговорил себя поверить, что это правильное направление... О, если бы я только мог! Теперь я все свои надежды обратил на Шеллинга...»
Ознакомительная версия.
