Именно тогда-то я её и увидела. Она сидела на седле Бесси и, похоже, заплетала мелкие косички из гривы лошади. У меня отвисла челюсть и, замерев, как вкопанная, я просто пялилась на неё. Она не очень-то походила на тех фей, что я видела в книжках, с такими-то синими волосами холодного оттенка, ниспадающими вокруг эльфийского личика с совершенными чертами. Крылья у неё были прозрачными и нежными, будто сплетенными из паутинки, а бирюзовое платьице по подолу переходило в розовый цвет, из-под которого выглядывали босые ножки.
Я не шевелилась, едва смея дышать, мне не хотелось её спугнуть. Но как только она меня увидела — тут же подпрыгнула в воздух. Я не смогла удержаться и завизжала. От восторга. Тут в конюшню ворвался дедушка, подумавший, что со мной здесь что-то случилось. Я же тыкала пальцем в сторону стропил.
Она зависла там на добрую минуту и, казалось, сияла белым свечением, поэтому была хорошо заметна, так что помню, какое меня постигло разочарование, когда дед тупо уставился совершенно не в том направлении, спрашивая:
— Где? Я ничего не вижу.
— Да вон же! — выкрикнула я, дергая его за рукав и тыча в фею пальцем. — Вон! Она там!
А потом она выпорхнула за дверь и исчезла. Я показала деду тоненькие косицы на гриве Бесси и последующие несколько недель я говорила только о феях, пока моих родителей уже не начало тошнить от моей болтовни. Разумеется, я рассказала о ней и Лиаму, и когда он приезжал на время школьных каникул, мы часами сидели, тихие как мышки, в конюшне, в надежде увидеть это удивительное создание. Я отличалась большим терпением, чем он. Если он заговаривал, то я пихала его локтем под ребра, заставляя заткнуться, потому что его голос мог отпугнуть фею.
А вот дедушка, напротив, поощрял мою убежденность в существование фей и утверждал, что тоже видел фею. Но спустя годы, когда мы приехали к ним вместе с Лиамом, незадолго до нашего обручения, он сознался, что никогда не видел никаких волшебных существ в конюшне.
— Я видела её, — настаивала я. — Она была там.
— Может и была, — ответил он, снисходительно улыбаясь.
— Он мне так и не поверил, — пожаловалась я Лиаму, когда мы с ним пришли в конюшню, чтобы покататься. — Никто мне не поверил.
— Я верю тебе Джез, — сказал он, и с улыбкой взяв меня за руку, нежно поцеловал в ладонь. — Если кто и мог бы увидеть фей, то это ты.
Однако сегодня в конюшне не было никаких фей, потому что Эд создавал слишком много шума, пиная мяч в своем деревянном стойле. Похожие мячики были куплены всем лошадям, но только Эд оказался достаточно умным или лакомкой, поняв, что если прицельно ударить по мечу, то из отверстия на нем может вывалиться вкусняшка. Проблема состояла в том, что он, похоже, не понимал — мяч со временем пустеет. Эд продолжал пинать мяч несколько часов кряду, и, не получая награды, становился очень раздражительным. Когда я остановилась около стойла, мяч от его удара чуть не снес дверь с петель. Эд раздраженно фыркнул.
— Тише, тише, — сказала я с улыбкой.
Красивый гнедой конь тут же перевел на меня блестящий взгляд и навострил уши. Он был именно таким, каким я его запомнила. Правда, я почему-то ожидала увидеть его уже стареньким — столько воды утекло с того времени, когда мы с Лиамом катались на нем и Гемпе. Будто это было сто лет назад. Как странно, что остальной мир не изменился — перемены произошли только со мной.
Я сняла цепочку с дверцы и вошла внутрь стойла, а Эд тут же ткнулся своей бархатной мордой мне в ладонь в поисках «Поло» [2].
— Вот прожора. — Я улыбнулась и погладила его по носу. — А мы ведь еще не успели заново познакомиться.
Я достала мятную конфету из кармана и держала её на раскрытой ладони, чтобы он смог взять её и разгрызть своими большими желтыми зубами.
— Лиам умер, — тихо сказала я. — Так что он больше с нами не покатается. Но я буду часто-часто тебя выгуливать, пока я здесь. И мы еще повеселимся с тобой, как в старые добрые времена. Да, Эд? Хотя, что-то мне подсказывает, что ты мне не ответишь.
Мистер Эд разговаривал только с Лиамом. Вообще-то, именно так он и получил свое прозвище. Когда мой дед три года назад купил этого коня, изначально его звали просто Эдом. А потом приехали мы с Лиамом погостить. Не успели мы переступить порог дома, как тут же побросали вещи и отправились в конюшню, чтобы с ним познакомиться. И как только Лиам заговорил — Эд начала двигать губами, то и дело, обнажая зубы, так же комично, как это выглядело у любой другой лошади. Поначалу мы не поняли, что таким образом Эд реагирует только на голос Лиама.
Но потом мы вдвоем поехали кататься вдоль одной из дорожек, предназначенных для верховой езды, и немного погодя, когда мы притормозили и заговорили, я обратила внимание, что Эд опять зашевелил губами. Лиам спешился и отрегулировал уздечку, на случай, если та причиняла коню неудобство, и вот тогда я окончательно поняла, что конь реагирует на голос Лиама — его рот замирал, когда Лиам прекращал говорить. У коня был до того нелепый вид, что я расхохоталась и не могла остановиться до тех пор, пока из глаз не полились слезы, а бока не разболелись. Мне очень повезло, что Гемп, как привязанный, последовал за Эдом, когда Лиам вновь уселся в седло, потому что уж я точно не говорила ему, куда идти. На самом деле, я настолько расслабилась от смеха, что просто держалась за поводья, и мне еще провезло, что Гемп не испугался и не рванул наутек. И каждый раз, когда Лиам пытался заговорить со мной, он делала только хуже, потому что Эд снова и снова дергал и шлепал губами. В итоге Лиам сдался.
Наконец я перестал смеяться — это было лучше, чем альтернатива задохнуться — но с этого дня конь стал Мистером Эдом. У меня сжалось сердце от того, что больше мне не увидеть тех комичных представлений. Дед сказал мне, что Эд так беседовал только с моим мужем. По какой-то причине конь с первой же минуты их знакомства стал ему благоволить, и Лиам, когда мы сюда приезжали, катался только на нем.
Как бы мне хотелось, чтобы мы успели перед его смертью приехать сюда еще раз. Последний раз мы были здесь перед нашей помолвкой. После женитьбы мы занялись переездом, а я еще и устройством на работу в школу. Мы оба были очень заняты. И каждый раз, когда я заговаривала о поездке к бабушке с дедушкой, у Лиама всегда находилась какая-то причина, почему он не мог поехать. Меня даже порой посещали мысли, а не отговорки ли все это, лишь бы не ехать. Но я и сама в это не особо верила, потому что мы всегда очень здорово проводили там время, и Лиаму нравились дедовы уроки верховой езды.
Я сходила за седлом для Эда, и вдруг меня посетила странная идея. Я достала сотовый, набрала свой домашний номер и включила громкую связь, чтобы слышен был записанный для автоответчика голос Лиама. Я так и не смогла себя заставить стереть это сообщение и записать другое. Я, конечно, понимала, что звонившие будут чувствовать себя не в своей тарелке, когда услышат его голос, будто доносящийся из могилы, но ничего не смогла с собой поделать.
— Вы дозвонились до Лиама и Жасмин. К сожалению, мы не можем прямо сейчас вам ответить, но оставьте свое сообщение, и мы перезвоним вам.
Я просто никак не могла переварить необходимость того, что нужно сделать новую запись: «Вы дозвонились до Жасмин... Простите, сейчас я не могу подойти к телефону... Оставьте сообщение, и я вам перезвоню...» — Я, я... кто бы мог подумать, что простое местоимение может причинить столько боли?
Но, судя по всему, голос Лиама звучал совершенно иначе, а потому Эд просто терпеливо таращился на меня, но никак не реагировал, пока я не отключила мобильник.
— Знаю-знаю. Голос на автоответчике — это совсем не то, да? — сказала я, похлопав коня по загривку, а потом взялась за поводья и вывела его на улицу. Там я взобралась в седло, и мы пустились в путь по одной из знакомых дорожек для прогулок.
Эд был из тех коней, которым не нравились чинные прогулки, и мне пришлось держать его в узде, пока мы не доехали до открытой местности, и я не дала ему волю. Я довольно давно не была в седле, и мне было известно, по горькому опыту, что не стоит злоупотреблять прогулкой и через полчаса надо бы её завершить. Но мне было так хорошо, что не хотелось ехать обратно.
Земля моего деда граничила с лесом, так что мы ехали, никуда не сворачивая, пока не оказались возле границы. Вокруг не было ни души, возможно, из-за морозной погоды, которая идеально подходила для верховой езды. Нам с Эдом встретились лесные пони и парочка свиней, ищущих трюфели, но поблизости не было ни автомобиля, ни человека — одни зеленые просторы под серыми небесами.
Через полтора часа мы неохотно повернули обратно. Я бы с удовольствием каталась еще и еще, впервые за столько времени я почувствовала себя почти счастливой. Но небо начало темнеть, да и у бабушки, наверное, уже готов ужин. Это ужасно, что мне хотелось быть скорее с Эдом, чем с родными, но с ним мне, по крайней мере, не придется изображать веселость. И конь вел себя как обычно — он не испытывал ни неловкости, ни смущения, чего в последние месяцы у меня было хоть отбавляй с другими людьми.
