Большое, овальной формы, «окно», в которе сейчас видно только звезды. Рядом с окном, по обеим сторонам от него — рабочие блоки, и гелевые накопители. Здесь Альтея тоже постаралась с дизайном — по своему разумению, конечно. Имитации, кругом имитации. Металл, заклепки, стекло, кожа, не хватает только парового двигателя где-нибудь в углу, и незабвенных летных очков с Берега — с фиолетовыми стеклами, и тяжелых, как черт знает что.
— Вот чего, — сказал Ит решительно. — Давай так. Сейчас сходишь. Но быстро. Час — максимум.
— Ит, за час я не успею, — принялась возражать Берта, но Ит её перебил.
— Для проформы, потому что и ты, и я знаем, что это будет очередная пустая вылазка. Сходишь, потом мы приведем себя в порядок, успокоимся, дождемся ребят, и надо будет им всё рассказать и объяснить. Может быть, они поймут что-то, чего не видим мы. Потому что мы, уж прости, как та безголовая курица сейчас, о которой мы с Пятым говорили. Причем в прямом смысле этого слова.
— …про это мы как раз вчера говорили, помните? О моделировании реальности, об устройствах, способных это делать, и о том, что это даёт — в частности, о расчете действий, которые может совершить оппонент?
Берта оглядела присутствующих — никто не отвлекался, все внимательно слушали. Или, как тот же Роман, успешно делали вид, что внимательно слушают.
— Что делает Ри, мы уже поняли, — продолжила Берта.
— И что он делает? — с интересом спросил Лин.
— Непосредственно он — ничего. Он выжидает. Сидит на одном месте, и выжидает. Думает. А вот его подручные не прочь при первой же возможности поймать нас, и препроводить к нему — в живом виде, и очень аккуратно. Без потерь.
— Зачем? — спросил Пятый.
— По одной из версий — для попытки перезапуска системы. Но! — Берта подняла палец вверх. — Как уже было сказано вчера, этот перезапуск совсем не факт что возможен, и совсем не факт, что нужен. Ко всему прочему ни Альтея, ни мы так до сих пор и не можем понять его нынешней настоящей цели.
— А вот это уже интересно, — Пятый прищурился. — Почему?
— Потому что он не принял окончательного решения, — Роман поднял голову. — Всё то, что он ранее озвучивал и вам, и мне — ложно. Это были версии, и не более того. Ко всему прочему его собственный поступок и реакция… скажем так, системы, его в немалой степени удивили.
— Это ты о том, как мы вернулись? — уточнил Скрипач. Роман кивнул. Скрипач украдкой глянул на него, и тут же отвел взгляд. Как же он похож на отца, да и на мать тоже. Высокого роста, черноволосый, с темно-синими глазами — но при этом овал лица у него мягче, чем у Ри, кость тоньше, кожа светлее. Да и манеры… всегда аккуратная, неброского вида одежда, никаких длинных волос, только стрижка; он очень сдержан, почти не показывает эмоций, не импульсивен, расчетлив, безукоризненно вежлив, и замкнут. Он еще в молодости замкнулся, в ранней, когда рассказал отцу о своих планах на учебу, и Ри, обычно невозмутимый и спокойный, орал на сына, и что-то требовал, и еще успел сказать, что его испортили. Терра-ноль испортила, здешние люди; и эмоции он не может контролировать, и решение он принял сгоряча. Многое тогда было сказано, и совсем не по делу. Ромка, тогда ещё Ромка, сдержался, прожил с семьей потом ещё полгода, но при первой же возможности съехал, причем вместе с Настей — сперва в общежитие, а потом, на грант от Санкт-Рены — во внешку. «Чтобы меня и дальше не портили здешние люди и эмоции, — сказал он тогда Ри на прощание. — Возможно, папа, ты и прав. Впрочем, думаю, время нас рассудит». Только через несколько лет они помирились — Ри, к тому моменту осознавший, что погорячился, очень радовался. Он принял старшего сына, позаботился о том, чтобы тот получил лучшую работу, а потом, «когда всё началось», и вовсе попросил (ну надо же, попросил) работать с ним. И Рома с Настей работали. Несколько лет они работали под его началом. В науке. Работали — но в один прекрасный день Роман велел жене собирать вещи, и они улетели в Санкт-Рену, прихватив с собой полную модель Адоная, гель-блоки памяти, и, по словам Насти, «ещё кое-что по мелочи».
— Именно о том, как вы вернулись, — согласно кивнул Роман. — По словам отца Анатолия, произошло чудо. По моему мнению — произошло нечто в принципе невозможное, потому что восстановить такое количество нейронных связей нереально в принципе. Прости, рыжий, но я видел — всё, что с вами происходило, когда сознанием вы гуляли по Берегу, а физические воплощения лежали на базе, под охраной. Я был одним из тех, кто честно пытался понять, что с вами произошло. И я могу сказать, что мультифокальное поражение головного мозга в сочетании с цианидом, который приказал вам ввести отец, по мановению волшебной палочки само собой не проходит. Однако ты сидишь тут, передо мной, и задаешь вполне логичные вопросы.
— И вот с этим чудовищем мы в машинки играли не так уж много лет назад, — вздохнул Скрипач. — В общем, с этим понятно. Система вернула всё на место.
— Точнее, всех, — поправил дотошный Роман. — А ведь отец тогда поверил, что вы погибли. Мало того, что поверил, он это проверил. Он убедился. Он после вашей смерти трое суток ждал, чтобы точно убедиться, что никакой ошибки быть не может. Да её, собственно, и не было.
— И это его, видимо, сильно удивило, — подсказал Лин. — Меня бы это тоже удивило. Наверное.
— Вы отвлекаетесь, — Берта встала из-за стола, вышла в центр гостиной. Махнула перед собой рукой, воздух засветился. — Давайте по делу. Которое, если вдуматься, не такое уж и сложное…
— …на первый взгляд, — подсказал Кир.
— Значит так. Когда мы начали этот проект, мы обозначили для себя главную цель: прежде всего, мы хотим понять, что именно хочет сделать Ри.
— Всего-то, — хмыкнул Скрипач.
— Точнее, понять концепцию его действий, — продолжила Берта. — Если совсем просто, мы хотим… с ним поговорить. О некоторых вещах. Но так, чтобы он не сумел причинить нам вред. Или лишить нас свободы.
— А оно надо, с ним говорить? — резонно спросил Саб. — Может быть, Альтея и сама в состоянии просчитать, что и как получится?
— Ах, если бы, — Берта улыбнулась. — К сожалению, этого она сделать не способна. Но — она способна предоставить нам, скажем так, смычки. Области, в которых подобный контакт возможен.
