небо, земля, вода, огонь, существует разрушение и строение – и все существующее будет не факты, а представления о фактах. Следовательно, подлинное как факт еще не существует. И если в своем пробуждении человек ожидает подлинного факта как совершенства предмета, то горько разочаруется, и факт подлинности будет вне представления, а следовательно, будет беспредметен, и ничего в подлинности не может существовать.
Живописец доказует в холсте своем факт подлинности, сохраняя видимость или представляемость о предмете, но в последующем его <живописца> движении и представляемость исчезает. Искусство выводит из своих предметных положений подлинное беспредметное, освобожденное от всего существующего. Через него приходит подлинное освобожденное «ничто». В «ничто» ничего не существует, ибо все «существует» в представлении; в нем в представлении мир как представление, мир, как разум, мир как воля, мир как критика, мир как разрушение и строение. В беспредметном же ничего нельзя ни разрушить, ни построить-сконструировать, там «ничто», не знающее, в чем и зачем и почему действует, ибо все эти причины остаются в предрассудке представляемого действующего мира и никогда не могут быть выясненными в рассудке.
Рассудок как действие разума, находясь в представляемом фиктивном мире, напрягает все силы, создает в одном случае алфавит, в другом разные напилки. Первым полагает обосновать все свои доказательства, изъяснить подлинность мира, другим хочет распилить его. Но беспредметное нельзя ни изъяснить, ни распилить.
Человек устраивает пути, машины, развивает практичную скорость, собирается достигнуть в одном случае Бога, в другом будущего. Машина, слово, изображение – все тоже знаки достижения. Строители Вавилонской башни полагали достигнуть твердыни неба, достигнуть подлинности, – тоже дорога с той же единой целью пробиться из представляемого к подлинности. Все практические целесообразности – те же вавилонские башни. Но твердыни небесной нет, нет ни будущего в пространстве и времени, нет ни предметного Бога, нет к ним расстояний. Уже объездили весь шар земной, нигде не оказалось ни будущего, ни Бога благ; так же не будет ничего в воздушном пространстве. А ведь для достижения всего этого все делается в практичном, целесмысловом научном обоснованном виде как единой подлинности бытия. Бог и будущее одинаково находятся в неизвестном, и это неизвестное «логика» рассуждения строит, однако, путь сообщения с ним для того, чтобы устранить последнее, то есть неизвестное.
Предметное учение общежития приводит к другому «здравому» смыслу, указуя, что ничто не существует в далеком, как только все здесь и сейчас творится «наглядно», изменяется в силу тех или иных причин. Это было бы подлинно, если бы предметное сознание не уходило дальше, углубляясь в представления и предположения, если бы наглядное видоизменение бытия не направляло бы сознание. Но бытие существует сейчас, а оно ни что иное, как совершенство, а так как оно направляет сознание, то, очевидно, предметное сознание еще не достигло совершенства. Следовательно, совершенное бытие его лежит в будущем. Таким образом, перед любым предметным бытием стоит вечный призрак и надежда, в одном случае Бог, в другом будущее.
Итак, все предметное сознание находится во сне представления и предположения. Также во сне все человечество бежит через творящееся в его представлениях пространство, время, экономию, разум, рассудок, смысл, логику, знание, ищет Бога и будущего, ищет совершенства бытия, ищет подлинности. А когда наступит пробуждение, то окажется, что он находится в подлинном беспредметном, а мир как представление, как разум и воля исчезли как туман.
Итак, в отличие от всех деяний человеческой мудрости, пытаюсь установить противоставление предметному человеческому строю мысли беспредметное начало, свободное от всех предметных преодолений, границ, от попытки что-либо познать, знать, вскрыть, от всего будущего и Бога как предметных надежд.
Ставлю на площади мировых торжеств белый мир как супрематическую беспредметность, торжество освобожденного Ничто.
К. Малевич, февраль 1922 года, Витебск, I часть
Часть II. Супрематизм как беспредметность
Глава 1
1. Во второй части моего рассуждения о беспредметности будет темой все один и тот же вопрос, другими, может быть, словами рассказанный о том, что было сказано в первой части.
2. Началом и причиной жизни считаю возбуждение как чистое неосознанное, без числа точности, времени пространства, абсолютного и относительного состояние. Второй ступенью считаю мысль, в которой возбуждение принимает состояние представления и развивается в форму суждения – реализации мира явлений в сознании.
3. Таковые два состояния считаю наиглавнейшими и высшими в человеке, а равно и во всем, что возбуждено и мыслит в себе. Третьей ступенью считаю натурализм как попытку натурализации явлений или возбуждения. Под натурализмом разумею то, что считаем фактической жизнью, а также и научную познаваемость и организованность.
Из этих трех ступеней состоит человеческая жизнь, составляя множество рефлексов и оттенков различий.
4. Жизнь как взаимоотношения разделяется на два состояния (точка зрения общежития), внутреннего и внешнего.
Все вещи суть внешни, являясь третьим состоянием, практической стороной, через которые совершаются разные достижения внутренних потребностей человека, будучи, однако, вне нас.
Практические стороны разделяются на две, предметную и беспредметную. Одна практичная сторона, которая приспособляется к человеку, другая – к которой человек приспособляет себя, вызывая постройку нового миросложения немеханического порядка (последняя беспредметная).
5. Все, однако, вышедшие из внутреннего явления вещи не являются чистым отображением внутреннего, ибо оно существует как мысль в бесконечном представлении, и потому целостность остается не отображаемой. Вещи сохраняют только признаки возбуждения в одном случае, в другом не сохраняют и признаков.
Первые вещи мы называем одухотворенными, вторые неодухотворенными. Таковы подразделения общежития.
6. Оба фронта не могут быть состояниями, в которых находится возбуждение просто или возбуждение духа (по разделении общежития); они не могут передать собой кипения чистого беспредметного возбуждения, остывая в материи, вынесенной вовне или наружу. Мысль же уносится дальше, неся совершенства в пространстве внутреннего.
7. Все то, что творится внутри, облекается в понятие, только тогда начинается рассуждение об окружающих обстоятельствах, о материи, не имеющей, однако, материальной единицы или неделимой частицы.
