"Ну что на это скажешь?” – подумал Элан и решил, что лучше всего промолчать.
Сенатор наконец поднял глаза.
– То, что есть между вами и Шерон, между вами и останется. Шерон, как всегда, решать будет сама. Но могу сказать, что, если ее решение будет для вас благоприятным, я лично препятствовать не стану.
– Спасибо, – только и вымолвил Элан. Он действительно был искренне благодарен и потрясен буквально до умопомрачения. Столько всего произошло за такое короткое время. Надо поговорить с Шерон, может быть, прямо сегодня и сделать ей предложение.
– В качестве кульминации всего, о чем мы здесь с вами побеседовали, – сказал старик, – у меня есть одна просьба.
– Если это в моих силах, я ее выполню, – заверил сенатора Элан.
– Скажите, вы ведь надеетесь выиграть сегодня дело?
– Да, я уверен, что смогу, – ответил несколько удивленный Элан.
– А есть вероятность, что вы можете проиграть?
– Такая вероятность всегда существует, – признался Элан. – Министерство по делам иммиграции без борьбы не сдается, и мне еще придется опровергать их аргументы. Но позиции у нас прочные, куда сильнее, чем прежде.
– Предположим, только предположим, что вы будете опровергать их аргументы несколько.., вяло.., чуть-чуть неточно… Смогли бы вы.., но только, чтобы это не было очевидно.., намеренно проиграть дело?
Лицо Элана вспыхнуло.
– Да, но…
– Я хочу, чтобы вы проиграли, – тихо, но внятно произнес сенатор Деверо. – Я хочу, чтобы вы проиграли дело и чтобы Анри Дюваль был депортирован. Вот такая у меня просьба.
Потребовалась целая минута, чтобы до Элана дошел смысл его слов.
Не веря своим ушам, Элан пресекающимся голосом запротестовал:
– Да вы хоть понимаете, о чем просите?
– Да, мальчик мой. – ответил сенатор. – По-моему, понимаю. Осознаю, что прошу очень многого, поскольку знаю, как много значит для вас это дело. Но я призываю вас поверить, что у меня есть на то серьезные и веские причины.
– Скажите какие, – потребовал Элан. – Объясните мне, что это за причины.
– Вы, конечно, понимаете, – медленно начал сенатор, – все, что мы сейчас говорим в стенах этой комнаты, должно остаться между нами. Если вы согласны, на что я очень надеюсь, никто, ни одна душа, даже Шерон, никогда не узнает, что здесь произошло.
– Причины, – тихо, но твердо настаивал Элан. – Я хочу знать причины.
– Их две, – ответил сенатор Деверо. – И первой я назову наименее важную. Анри Дюваль сослужит куда большую службу нашему делу – и делу других, подобных ему, – если его вышлют, несмотря на все наши усилия. Некоторые среди нас достигли своих наивысших высот через мученичество. Он должен стать одним из них.
Элан чуть ли не шепотом проговорил:
– На самом же деле вы имеете в виду, что в политическом плане это крепко навредит партии Хаудена потому, что они вышвырнули Дюваля вон, а вашей партии пойдет на пользу, потому что вы пытались спасти его или делали вид, что пытались.
Сенатор едва заметно пожал плечами.
– Вам нравятся одни слова, мальчик мой, мне – другие.
– И вторая причина?
– У меня испытанный и верный нюх на политические неприятности, – заявил сенатор Деверо. – И сейчас я их отчетливо чую.
– Неприятности?
– Вполне возможно, что в скором времени бразды правления нашей страной перейдут в другие руки. Звезда Джеймса Хаудена закатывается, наша же быстро восходит.
– Ваша, – поправил его Элан. – Отнюдь не моя.
– Говоря откровенно, я надеялся, что вскоре она станет и вашей тоже. Но на данный момент, давайте тогда скажем так, что дела партии, председателем которой я имею честь состоять, идут на улучшение.
– Но вы же говорили о неприятностях, – упорствовал Элан. – О каких, например?
Сенатор посмотрел Элану прямо в глаза.
– Ваш Анри Дюваль, если ему разрешат остаться в Канаде, может стать источником серьезных неприятностей для его благодетелей. Такие, как он, никогда не уживаются. Поверьте моему огромному опыту. Такое уже бывало. Если он пойдет по неверной дорожке, это станет поводом для нападок на нашу партию – постоянно саднящей занозой. То есть тем, что мы сейчас устроили нынешнему правительству.
– Но почему вы так уверены, что он пойдет, как вы выразились, по неверной дорожке? – удивился Элан.
– Потому что это неизбежно, – твердо заверил его сенатор Деверо. – С его прошлым.., в нашем североамериканском обществе…
– Не согласен, – вспылил Элан. – И никто с вами не согласится.
– Кроме, скажем, вашего партнера Тома Льюиса, – вкрадчиво произнес сенатор. – Насколько мне известно, он говорил что-то в том смысле, что в Дювале есть какой-то надлом, трещина и что на берегу он, по словам вашего партнера, “рассыплется на куски”.
Значит, Шерон доложила об их разговоре в день слушания дела в кабинете судьи, с горечью констатировал про себя Элан. Интересно, ей приходило в голову, что эта беседа может быть вот так использована против него. Вполне возможно. Он поймал себя на том, что начинает сомневаться в мотивах всех его окружающих.
– Жаль, что вы не подумали об этом, когда затевали все дело, – заявил он угрюмо.
– Даю вам слово, мальчик мой, что, если бы я только знал, что дойдет до такого, как сейчас, я бы ничего и не начинал. – искренне признался старик. – Должен сказать, я вас недооценивал. Я и подумать не мог, что вы добьетесь таких замечательных успехов.
"Надо что-то делать, – тоскливо подумал Элан, – переменить позу или походить, что ли…” Может быть, движение поможет успокоить его душевное смятение… Он отодвинул кресло, встал и подошел к окну. Перед ним вновь открылся живописный вид на реку. Утренняя дымка растаяла под высоко поднявшимся солнцем. На мелкой зыби мягко колыхались связанные в плоты бревна.
– Бывает, мы встаем перед выбором, – обронил сенатор, – который мучительно больно сделать. Но потом мы начинаем понимать, что он был наилучшим и самым мудрым…
Резко повернувшись к нему лицом, Элан сказал:
– Я бы хотел внести ясность, если не возражаете. Сенатор Деверо тоже отодвинулся от стола, но остался сидеть в кресле. Он кивнул:
– Конечно, мальчик мой.
– Если я откажусь сделать то, о чем вы просите, что станет со всеми вашими предложениями – “Деверо форестри”, юридические услуги и так далее?
Сенатор казался оскорбленным.
– Я бы не хотел переводить наш разговор в такую плоскость, мальчик мой.
– А я бы хотел, – дерзко заявил Элан, всем своим видом показывая, что ждет ответа.
– Ну, полагаю.., в определенных обстоятельствах.., я счел бы себя обязанным еще раз об этом подумать.
– Благодарю вас, – сказал Элан. – Я только хотел, чтобы все было ясно.
С горьким разочарованием он подумал: мне приоткрыли землю обетованную, а теперь…
На мгновение он дрогнул перед соблазном. Сенатор сказал: “Никто.., ни одна душа.., даже Шерон.., никогда не узнает”. Да ничего не может быть легче: какая-то оплошность, вялая аргументация, уступка противной стороне… С профессиональной точки зрения он, конечно, будет заслуживать критики, но чисто по-человечески его можно будет понять – он молод и неопытность его станет удобным предлогом. Да и забываются подобные вещи очень скоро.
Он выбросил эти мысли из головы, словно они и не приходили ему на ум. Голос его зазвучал внятно и сильно.
– Сенатор Деверо, – объявил Элан, – я собрался выиграть сегодня дело в суде. Хочу, чтобы вы знали, что мои намерения не изменились, только решимости теперь во мне в десять раз больше.
Сенатор не ответил. Лишь глаза на сразу ставшем усталым лице поднялись на Элана.
– И еще одно, – в голосе Элана появились резкие нотки. – Хочу, чтобы вам было ясно, что я более не служу вам ни в каком качестве. Моим клиентом является Анри Дюваль, и никто больше.
Дверь в гостиную распахнулась, и вошла Шерон с узкой полоской бумаги в руке. Нерешительно она поинтересовалась:
– Что тут у вас случилось? Элан показал на чек в ее руке.
– А вот это уже не требуется. Верни его в “Консолидэйтэд фанд”.
– Ты что, Элан? Почему? – Губы ее приоткрылись, лицо побледнело.
Внезапно и беспричинно его охватило желание причинить ей боль.
– Твой дорогой дедуля только что сделал мне предложение, – с неожиданной жестокостью ответил он. – А какое, спроси его сама. Тебя ведь тоже включили в оплату сделки.
Он метнулся из гостиной, едва не задев Шерон плечом. Развернув свой побитый “шевроле”, оставленный на подъездной дорожке, он рванул с места и погнал в город.
Элан Мэйтлэнд отрывисто постучал в дверь апартаментов, снятых в отеле “Ванкувер” для Анри Дюваля. Спустя мгновение дверь приоткрылась, образовавшуюся щель загораживала плотная широкоплечая фигура Дана Орлиффа. Увидев Элана, репортер распахнул дверь и спросил:
– Что так долго?
– Дела, – коротко бросил Элан. Войдя, он оглядел комфортабельную гостиную, где сейчас, кроме них с Даном, никого не было.
