ваши усилия. Ваши труды будут вознаграждены. А теперь идемте, — он показал в сторону часовни, — возблагодарим Бога за победу, которую Он даровал нам.
— Ты прав, нашей заслуги здесь нет, — ответил Артур. — Только не говори, что сегодня мы одержали победу. Лучше сказать, что Бог в Своей милости сохранил нам жизни.
Мудрый Эмрис сделал знак Герейнту, и тот, с Граалем в руках, пошел вперед и вошел в часовню. Мы молча следовали за ним и присоединились к молодому воину возле алтаря. Он установил Чашу на место, и теперь она стояла на камне, излучая мягкое нежное сияние. Король долго смотрел на Грааль, склонив голову; он оплакивал потерянных кимброгов. И не только он; я тоже предавался печали о погибших, как и все мы.
Прошло немало времени. Мирддин шевельнулся, а потом своим ясным, сильным голосом Барда запел поминальную песнь. Он пел «Последнее возвращение» — прекрасную балладу от лица воина, павшего в бою и сожалеющего, что не может сопровождать своего короля в дороге домой. Затем Мудрый Эмрис помолился, благодаря за наше избавление.
Наши голоса наполнили часовню, наши сердца возвысились под благословением утешительных слов Мирддина. Долго сдерживать страх — утомительное занятие, и я почувствовал облегчение на душе, когда молитвы сделали свое дело. Не могу сказать, как долго мы пробыли в часовне, но когда я наконец встал, с моих плеч упал огромный груз.
Мирддина привлекла резьба на стенах; пока другие тихо переговаривались у алтаря, я присоединился к нему, чтобы спросить, что он думает о странных рисунках и символах.
— Ты же понимаешь эти знаки? — спросил я.
— О! Это не простые знаки! Они действуют. — Бард Британии провел сильными руками по рисункам на стенах, как мать проводит пальцами по лицу любимого спящего ребенка. Завороженный, он переходил от одной стены к другой и в молчаливом изумлении читал послания.
— Не думай, Галахад, — сказал он, наконец повернувшись ко мне, — Ллионесс не всегда был пустыней, придет время, и он возродится. Однажды Ллионесс окажется благословением для всей Британии.
Король, наконец, тоже обратил внимание на знаки и рисунки, украшавшие стены и потолок часовни.
— Подумать только, — вслух размышлял он, — эта часовня стояла здесь, в этом проклятом королевстве, с самого начала.
— «С начала», говоришь? — сказал Мирддин. — Ты даже не представляешь, как давно это было.
— И все же она сохранилась, — заметил Борс. — Ее не смогли уничтожить.
— Да, часовня стоит, — согласился Мудрый Эмрис. — Пусть все, кто любит истину, подумают об этом и запомнят.
Резко повернувшись, он подошел к алтарю оторвал край своего плаща и осторожно накрыл Грааль. Он поднял Чашу и обратился к нам.
— Святая Чаша Христова вернулась. Пора и нам возвращаться в Инис Аваллах. — С Чашей в руках Мирддин отошел от алтаря.
Мы вышли за ним из часовни в холодный серый рассвет. Мерзкую желтизну смыло дождем, и он все продолжал сыпать с неба. Мы постояли немного, подставляя лица исцеляющим каплям. Вода стекала с ветвей деревьев вокруг, наполняя воздух лесным запахом влажной коры и палой листвы. Теперь, в бледном рассвете, виделось в лесу дальше, чем раньше. Тьма ослабила над землей свой покров, и тени больше не обманывали глаз.
Тело Моргаузы лежало там, где она упала, глаза были широко раскрыты, отражая потрясение, испытанное в миг гибели. Лленллеуг сидел немного в стороне, спиной к ее телу, опустив голову, дождь хлестал его, казалось, особенно усердно. Артур, спокойный и решительный, подошел к тому месту, где сидел Лленллеуг, и остановился, глядя на своего бывшего телохранителя.
— Вставай, — повелительно проговорил он.
Лленллеуг даже головы не поднял.
Подозвав Передура и Герейнта, король распорядился поднять ирландца. Они поставили его на ноги и остались рядом с ним — без них он бы не смог стоять.
Лленллеуг безвольно висел на руках воинов перед королем. Похоже, ноги перестали ему служить, а может, не хватало воли стоять прямо. Он и так едва держался, покачиваясь из стороны в сторону. Я почти видел, как с него, подобно дождю, стекают угрызения совести. Чувство вины навалилось на него и согнуло в три погибели.
А еще я видел, как менялось лицо Артура, когда он смотрел на своего бывшего друга и телохранителя. Там сменяли друг друга чувства отвращения, печали и борьбы с собой.
— Ты знаешь, к чему привело твое предательство? — наконец спросил король сдавленным голосом.
Лленллеуг ни единым жестом не показал, что услышал короля, даже когда Артур повторил вопрос. Воин молчал.
— Полагаю, твое молчание означает, что ты принимаешь вину, — говорил Артур. — У тебя есть что сказать в свое оправдание?
Лленллеуг так и не посмел посмотреть королю в глаза. Однако он что-то пробормотал, только я не расслышал слов.
Гвенвифар подошла и что-то сказала ему по-ирландски. Лленллеуг быстро взглянув на нее исподлобья, выдохнул тихий ответ и снова опустил голову. Гвенвифар, серьезная и печальная, перевела его слова королю, продолжая неотрывно смотреть на своего родича.
— Ему нечего сказать в свою защиту, — сказала королева. — Он лишь просит своего господина о правосудии. Он хочет, чтобы его убили сейчас же, а тело бросили на съедение зверям и птицам.
— Быть по сему, — заключил Артур. — За твое предательство я приговариваю тебя к смерти, которая по твоей вине постигла твоих братьев по мечу. — С этими словами король двумя руками взялся за меч.
— Нет, Артур! — Гвенвифар встала между своим родичем и воздетым мечом короля. — Не убивай его.
— Отойди, женщина, — приказал король. — Не мешай правосудию.
Гвенвифар выпрямилась во весь свой немалый рост. Глаза ее горели зеленым огнем. Повернувшись к Мирддину, она спросила:
— Разве я не королева? Разве я не дочь и не жена короля?
— Так, — подтвердил Мирддин.
Снова повернувшись к Артуру, она сказала:
— Как королева Британии, я заявляю о своем праве ходатайствовать за жизнь этого человека.
— Он предал своего лорда, убил людей, находившихся под его командованием, и помог врагу, задумавшему уничтожить нас всех, — твердо ответил Артур. — Ты отрицаешь, что он сделал все это?
— Нет. Я также не отрицаю, что любое из этих преступлений достойно смерти.
— Тогда отойди в сторону,.
— Не отойду, мой лорд. Я говорю от имени твоего телохранителя. Он
