Почему нельзя служить военным врачом
Многих поражает то обстоятельство, что я отказался продолжать военную службу в качестве врача. Многие допускают, что отказ от строевой службы еще понятен, так как назначение строевого солдата несомненно состоит в том, чтобы обучаться убийству, и если начальство того потребует, то и совершать убийства.
«Но, – спрашивают люди, – как может отказаться от своей службы военный врач, звание и обязанность которого состоит совсем не в убийстве людей, а, наоборот, в том, чтобы подавать помощь больным, страдающим и, следовательно, – творить дела гуманные, дела милосердия?»
«Деятельность врача, – добавляют еще такие люди, – есть сама по себе христианская деятельность, и потому тот, кто бросает эту деятельность, заслуживает даже с нравственной точки зрения скорее осуждения, чем сочувствия».
И люди, при общей, свойственной им склонности не разбирать настоящего положения вещей, охотно принимают такого рода рассуждения, считая вопрос решенным, и кладут его в сторону, чтобы больше не думать о нем. Такие возражения мне пришлось слышать не только от военных, но равно и от гражданских людей, не только от матерьялистов, но даже и от людей несомненно религиозных. Это самое мне выражали даже некоторые назарены, люди, понявшие греховность военной службы, отказывающиеся от нее, и за это убеждение всю свою молодость просидевшие в тюрьмах и умирающие там.
Является вопрос, как может мнение назарен быть согласно с мнением людей совсем других взглядов на войну? И другой вопрос: справедливо ли это мнение?
Для меня несомненно то, что назарены пошли на более тонкий, но в сущности тот же самый самообман, когда они между собой решили поступать – если потребуют власти – в санитарные роты, как они теперь и делают. В этом и все объяснение.
Утверждать же, что служба военного врача, а с ней и служба санитарного солдата, не противны духу Христа, что такая служба составляет как бы добродетель, – очень грубая ошибка. Ошибка заключается в том, что из всякого дела и занятия можно сделать дело дьявола (как это и доказывает практика многих врачей), все зависит лишь от того, как делающий известное дело относится к нему. Поэтому и неверно утверждение, что вообще занятие врача само по себе есть занятие благородное. Кроме того, путает этот вопрос еще и то обстоятельство, что громадное большинство людей относится к медицинской науке суеверно, даже не подозревая того, насколько справедливо изречение Фауста: «Der Sinn der Medizin ist leicht zu fassen; du durchstudirst die grosse und die kleine Welt, urn es am Ende gehn zu lassen, wie’s Gott gefallt». (Сущность медицины легко усвоить; изучаешь великий и малый мир только затем, чтобы в конце концов оставить все на Божью волю.)
Но главное, что делает преступным службу военного врача, это та тесная связь, которая существует между его деятельностью и убийством людей, – настоящим назначением армий. Связь эта лицемерно прикрыта плащом гуманности и потому не так очевидна людям. Тем не менее она существует, и всякий желающий видеть может ее видеть, ибо очень легко поднять этот плащ, под которым скрывается тот же разбойник.
Военный врач свидетельствует солдат, т. е. решает, кто из людей годится для пушечного мяса, кто нет, осматривает тех солдат, которых наказывает начальство, т. е. решает, кого можно затворить в темницу, на кого можно надеть кандалы, кого можно лишить еды и т. п., следовательно, постоянно содействует бесчеловечному, зверскому насилию над людьми.
Но предположим даже, что он всего этого не будет вынужден делать и что, кроме добросовестного лечения больных солдат, не будет ничем другим заниматься, – даже это ничуть не уничтожило бы греховности его деятельности, ибо нельзя не спросить себя, нельзя не видеть того, какая цель преследуется этим лечением. Военный врач во всяком случае представляет наемника за деньги, нанятого организованной шайкой убийц единственно для того, чтобы наблюдать за здоровьем людей, предназначенных на убой и на совершение убийства.
И нельзя в этом случае не сознавать того, что всем известно – того, что быть пособником в каком бы то ни было виде безнравственному, дикому учреждению, – постыдно и унизительно, какое бы хорошее название ни давали этому делу, какой бы красивый мундир за это ни надевали, сколько бы золотых крестиков ни дарили за такую службу. Ведь, наверное, ни одна честная женщина ни за какие деньги не согласится поступить в кухарки в шайку разбойников, хотя приготовление кушанья не только не составляет греха само по себе, но нужное и необходимое для людей условие жизни. И в чем же разница между разбойниками и армиями? Единственно лишь в размерах грабежа.
Пора бы нам всем понять, что постыдно и унизительно продавать свои знания тем, кто нуждается в них, для более легкого достижения своих злых намерений!
Пора бы понять, что всякое малейшее содействие в основанных на насилии делах правительства составляет для человека, желающего себе и другим блага, – унижение собственного достоинства и великое преступление против самых элементарных требований не только любви, но даже простой гуманности!
Июль
См. Недельное чтение после 14 июля (III).
Август
Недавно приходит ко мне полицейский надзиратель с городовым и с двумя понятыми и говорит: «Господин исправник в комиссии с воинским начальником прислали меня пригласить вас в полицейское управление по делу о вашей неявке на проверку призывных по воинской повинности списков». Я немного растерялся и замялся в словах, а он прибавил: «Они сейчас в полицейском управлении ожидают вас». Я говорю: «Зачем же они ожидают, я не обещался приходить».
– Но они вас просят, – понимаете, исправник и воинский начальник прислали меня.
– Так, – я говорю, – но мне-то их совершенно не нужно.
– Значит, не пойдете?
– Да-а! Не пойду.
– Значит, вы не признаете властей, идете против власти?
– Я не иду против властей, пускай власти стоят, может быть, они кому-нибудь и нужны, но я-то не имею до них никакой нужды. Вот вы так грозно говорите: «исправник, воинский начальник» и «против властей», а я понимаю, что это тоже люди, рожденные, как и я, из утробы матери, пьющие, едящие, согрешающие и умирающие, словом, как все люди. И согласитесь сами, зачем же я пойду к человеку, которого мне совершенно не нужно. Если же, как вы говорите, я им нужен, – ну тогда пускай ко мне придут.
– Ну, да, – сказал полицейский, – но если так допустить, то никто не будет ходить, а через это уничтожатся власти, – значит, вы идете против властей?
– Но вы поймите, что я говорю: мне они не нужны. Если я делаю какое-либо дело и оно не нужно людям, то как же я могу заставить их нуждаться в моем деле. То же и с властью. Она мне не нужна. Если я ошибаюсь, то, конечно, власти не уничтожатся оттого, что я, какой-то там ничтожный человек, сделал ошибку. Если же, как вы опасаетесь, что власти таким образом всем будут не нужны и через это уничтожатся, то что же делать, такова, значит, будет воля Божия.
– Так и не пойдете?
– Ну, конечно!
– В таком случае до свиданья!
– Будьте здоровы.
Зло властей в том, что они насильственны. Чтобы избавиться от насилия, надо научиться ладить друг с другом по добру, не нуждаясь в насильственности. А этого достигнуть можно только сознательной верой, разумением жизни, в исполнении воли отца нашего, иже есть на небесех, т. е. вечного закона. Пусть о всяком предстоящем деле всякий человек прежде удостоверится своим разумом, согласно ли оно с волей Божией или не согласно. И если согласно, то пусть делает его, но пальцем не шевелит, не произнесет ни одного звука на пользу такого дела. И тогда то, что не нужно, то уничтожится само собой по воле Бога. Что будет развязано на земле, то развяжется и на небесах. Мудрость жизни состоит в том, чтобы соблюсти волю Божию, чтобы суметь воздать за зло добром.
Бука
Сентябрь
Откровение и разум
См. Недельное чтение после 27 октября.
Октябрь
Раскрываемые перед нами историей ужасы всех религиозных гонений до Христа и после Христа, от Нероновых факелов до инквизиции, Варфоломеевской ночи, обоюдоострого меча Ислама и до совершающихся сейчас гонений, мучений и убийств наших русских сектантов – все эти ужасы так убедительно свидетельствуют о безумии насилия и противления в целях духовного объединения, что трудно прибавить что-нибудь к этим кровавым свидетельствам.
Но самое главное, покрывающее все другие рассуждения, высшее разумение состоит в том, что люди живут на земле не затем, чтобы делать свою волю, а затем, чтобы исполнять волю Божию, которая, кроме того, что выражена в признаваемом нами священном предании, заложена у каждого человека в разум и сердце. Все эти царства, правительства, суды, полиции и законы суть выражения обманчивой человеческой воли о том, чтобы люди все жили так, как это себе представляют желательным некоторые люди, но выходит всегда не так, по расписанию человеческому, а так, как угодно Богу. Поскольку человеческие установления не мешают людям исполнять волю Божию, постольку они вносят благо, счастье и порядок в жизнь людей, а уставщики обольщают себя, что это и так хорошо будто все от них. Поскольку человеческие установления противны воле Божией, постольку они вносят зло, несчастье и беспорядок в жизнь людей, и обнаруживается глупость и богопротивность уставщиков. Не лучше ли и не проще ли заботиться об одном, чтобы делать предметом всеобщего познания, уяснения и возвеличения самую волю Божию на место всех многочисленных, мудреных и часто непонятных и бессмысленных учреждений и законов человеческих? Люди, желающие сделать обязательными свои законы для людей, только мутят этим жизнь человеческую и отнимают их от исполнения воли Божией. «Ищите прежде Царствия Божия и правды его, а прочее все приложится», – сказал Христос. Ведь это Моисей говорил своему жестоковыйному народу, что Бог сам, своим перстом начертил заповеди на каменных скрижалях, да еще наши попы морочат ребят своим святым духом, но мы этому уже давно не верим, про наших же законодателей верно знаем, что они на Синай не лазят и вдохновляются законами не дальше своих кабинетов, департаментов и трактиров. А если так, то чем же они руководствуются, сочиняя законы? – в лучшем случае не чем другим, конечно, как только присущим всякому человеку разумом. Так не лучше ли вместо больших сложных выдумок – общественных учреждений – употребить непосредственно самый разум орудием достижения всякого общественного блага? Разум дан нам Богом не на то, чтобы нас обмануть, а он только в том и состоит, только на то и дан нам, чтобы выводить нас из заблуждения и наводить на познание воли Божией. Сделайте такую милость, господа правители и законодатели, поймите, что все мы под Богом ходим, все мы одинаковые люди, и разум у нас у всех есть, а насилие ваше и не нужно, и бессмысленно, и возмутительно, и главное, заразительно и пагубно для нас господствующим примером.
