Разумеется, я был не единственным на съемочной площадке «Звездного пути», у кого было изматывающее расписание. Джину Родденберри лучше всего работалось в темноте. Он проводил на съемочной площадке целый день, разбираясь с различными проблемами, а потом сверхурочно, под ужасным давлением, писал или переписывал сценарий до 5-30 утра. Очень часто мы приходили с утра на студию и обнаруживали, что сцена, которую мы должны снимать сегодня, переделана, и что она стала гораздо лучше, потому что Джин ночь напролет ее переписывал. Потом он отправлялся домой, спал до 11 утра и возвращался на студию к обеду.
За сверхурочную работу нам всем пришлось расплачиваться. Я вынужден был серьезно озаботиться сохранением запаса энергии, и у меня по сей день осталась привычка держать банку с медом в своем трейлере или артистической. На съемках «Звездного пути» я примерно в 3–4 часа дня набивал рот медом, просто чтобы продержаться. Еще я приучился очень легко обедать, чтоб не меня не разморило. Чтобы преуспеть в работе, требующей большой скорости и концентрации, мне нужно было сохранять дисциплину и стараться изо всех сил.
Конечно, не все на съемочной площадке воздерживались от плотных обедов. Одним жарким августовским днем мы с Биллом были заняты в сцене, которая состояла из драки со злодеями, за которой следовал разговор между Кирком и Споком. Мы тщательно отрепетировали драку и выучили наш диалог, так что, когда настало время включить камеры, все пошло безупречно: Кирк и Спок легко раскидали громил и перешли к диалогу.
Ну, почти безупречно, да. В то время как мы с Биллом обменивались репликами, я услышал рядом чудной рокочущий звук. Я не мог понять, что это за шум и откуда именно он исходит, но по странному блеску в глазах Билла было ясно, что он тоже его слышит.
Но камеры продолжали снимать, так что мы храбро продолжали делать свое дело, и только в самом конце сцены до меня внезапно дошло, что случилось. Похоже, один из каскадеров, принимавших участие в драке, упал «без сознания» на пол — и расслабился, зная, что его работа уже сделана, и умудрился заснуть. Этот странный рокочущий звук был его громкий храп!
Кроме того, за нахождение «в характере» Спока на съемках мне приходилось платить еще кое-чем. Конечно, я много смеялся с Биллом по утрам и, иногда, на съемочной площадке, дуракаваляние — естественный способ сбросить напряжение и усталость. Но время от времени, когда становилось по-настоящему весело, я уходил прочь из страха, что у меня возникнут сложности с вхождением в роль. Я сохранял «Споковский режим» даже не находясь под прицелом объективов, потому что верил, что смогу выполнять свою работу лучше, если не буду прерываться. Таким образом, если я уже буду Споком, когда включатся камеры, мне не придется полсцены нащупывать персонажа.
Так что, чем дольше я оставался в роли Спока, тем лучше становилась моя актерская игра. Однако слишком долгое погружение в вулканский дух оказывало побочные эффекты на Нимоя-человека. Созданный мной персонаж вскоре зажил своей собственной жизнью, и это он начал влиять на меня, а не наоборот!
Обитание в Споковой голове превратилось в сидение на паровом котле. В конце концов, подавление эмоций — это неестественно. Тед Старджон, написавший «Время амока», был прав — в конечном счете что-то обязано проявиться!
В моем случае я обнаружил, что вскоре стал подвержен внезапным вспышкам эмоций. Иногда я предчувствовал их появление и прятался в укромном уголке, пока буря не проходила. Однажды на меня нашло, когда я обсуждал сценарий с Джином Родденберри в его офисе.
Я помню, что сказал ему что-то вроде:
— ОК, Джин, тут на странице 52 Спок участвует в драке, но я думаю, что он нашел бы способ обойтись без всякого насилия…
А Джин, облаченный в свой обычный свитер и мятые слаксы, хмуро ответил, глядя в собственную копию сценария:
— Да ладно, Леонард, нам нужно тут активное действие. Спок понимает, что в данное время применение насилия необходимо…
— Ну, если ты подумаешь об этом, Джин, то, возможно, удастся найти способ перейти к активным действиям без мордобоя…
— Леонард, в теории я совершенно с тобой согласен, но времени-то нет! Студия и так дышит мне в затылок. У меня осталось всего два дня, чтоб закончить уже следующий сценарий!
— Не нужно ничего глобально переделывать. Но Споку, чтобы применить силу, потребовалась бы гораздо более сильная мотивация! Я уверен, ты мог бы…
— Леонард, ради всего святого, я же тебе сказал…
— Джин, успокойся. Я не пытаюсь осложнить тебе жизнь, я просто прошу…
Ну, вы поняли. Джин уперся, я напрягся, мы наговорили лишнего.
И вдруг меня захлестнуло чувство отчаяния, выходящее далеко за рамки этого конкретного разговора о сценарии. Истощение, стресс и все часы, проведенные в шкуре вулканца, наконец, меня настигли — и я обнаружил, что изо всех сил пытаюсь сдержать слезы, настолько мощная волна эмоций на меня обрушилась.
Моя «вулканская подготовка» позволила мне сохранить хоть какой-то контроль. Я поднялся и хрипло сказал: «Прости, Джин, но мне нужно идти».
По тени удивления на его лице мне было ясно, что он увидел, что я на грани рыданий. Чтобы спасти нас обоих от неловкой ситуации, я поспешил прочь, прямо к себе в артистическую, и оставался там, пока буря не миновала.
Спок вторгся даже в мою личную жизнь. У меня уходили почти все выходные, чтобы расслабиться и «девулканизироваться» до такой степени, чтоб начать свободно выражать чувства. И к этому времени практически наступало утро понедельника.
ЖЕНА: Милый, чем бы ты хотел заняться на выходных?
МУЖ: Чем-нибудь спокойным. В остальном предпочтений у меня нет.
ЖЕНА: Почему бы нам не сходить в кино?
МУЖ: Было бы превосходно. Что ты хочешь посмотреть?
ЖЕНА: Ну, не то, чтоб там шло что-нибудь, что мне было бы и правда интересно…
МУЖ: Тогда отправляться в кино нелогично. Нам нужно рассмотреть альтернативы.
ЖЕНА: Леонард… ты опять!
МУЖ: Что опять?
ЖЕНА: Говоришь, как Спок!
«Время обнажения» было седьмой серией, которую мы сняли, примерно через четыре или пять недель после «рождения» Спока в «Корбомите». Но я включаю ее сюда, поскольку он был для вулканца определяющей серией, той, после которой мне — и зрителям — окончательно стало ясно, кто такой Спок. В каком-то смысле, она завершила превращение, которое началось с той самой фразы: «Поразительно…»
«Время обнажения» также ознаменовалось моим первым серьезным столкновением со сценаристом касательно изображения Спока.
Серия была создана нашим очередным продюсером, Джоном Д.Ф.Блэком, который выступил с весьма интригующей идеей, позволявшей развить внутренний мир персонажей и дать им действительно предстать вживую перед зрителями. Все, знакомые с сериалом, вероятно, вспомнят этот эпизод, ведь он до сих пор популярен у фанатов. Задумка была такова: команда «Энтерпрайза» оказывается зараженной вирусом, который устраняет внутренние ограничения и позволяет проявиться «тайной сущности». Например, Сулу буянил по всему кораблю со шпагой наперевес (и, как выяснилось, Джордж Такей на самом деле втайне мечтал быть Эрролом Флинном, и мы не могли заставить его угомониться, когда камеры выключились).
Это была великолепная идея. Но в моем случае оригинальный черновик Джона концентрировался исключительно на смешном и легкомысленном. Предполагалось, что Спок выходит из турболифта в коридор, где к нему пристает кто-то из команды и пририсовывает вулканцу усы. Далее Спок разражается слезами и, пошатываясь, удаляется по коридору.
Это была забавная сценка, зрелищная и оригинальная. Но она меня ужасно беспокоила. К тому времени я достаточно хорошо познакомился со Споком, чтобы знать, что чувство собственного достоинства было важнейшей частью личности вулканца. Инцидент с рисованием казался мне бессмысленным унижением его достоинства — и противоречил всему, что я о нем знал. По собственным ощущениям я был уверен, что Спок никогда не позволил бы себе разрыдаться в присутствии этого члена команды, он сохранял бы самоконтроль любой ценой и не позволил бы барьерам пасть, покуда не нашел места, где мог бы остаться в одиночестве.
