Здесь за час позирования в купальнике ей платили больше, чем на заводе за день тяжелой работы. Улыбаясь перед объективом, Норма наконец почувствовала свою силу, поверила в то, что когда-то внушала ей Грейс Мак-Ки: она может стать звездой! Уже через год снимки роскошной блондинки появились на обложках самых престижных журналов США — Yank, Sir, Family Circle, Look, Peak, Life… Фотографии Нормы Джин неизменно привлекали внимание: на них, кроме красивого тела и задорного взгляда, было видно еще кое-что — то, что называется индивидуальностью модели. Под руководством главы Blue Book Modeling Эммелайн Снайвли и своего «персонального» фотографа Андре Де Дьенеса миссис Догерти стала приобретать известность. Недовольный растущей популярностью жены, прибывший на побывку Джеймс выдвинул ультиматум: или он, или съемки. Естественно, Норма выбрала карьеру. В июле 1946 года она потребовала развода — в Лас-Вегасе, где процедура была проще, чем в Калифорнии, — и в пятницу 13 сентября в отсутствие Джеймса Догерти их развод был официально утвержден. По решению судьи, бывшей миссис Догерти достался автомобиль, на котором Норма Джин тут же уехала в Голливуд. Она больше никогда не видела своего первого мужа.
Догерти вернулся домой только в конце 1946 года. Он поступил в полицию, женился, родил трех дочерей и написал книгу о своей знаменитой жене. Говорят, его супруга до конца их брака — они развелись в 1972 году — ревновала его к Мэрилин Монро, не разрешая ему не только смотреть фильмы с ее участием или держать в доме ее фотографии, но даже просто упоминать ее имя. Он скончался в августе 2005 года в городке Сан-Рафаэль в Калифорнии.
Как вспоминал глава актерского отдела кинокомпании 20th Century Fox Бен Лайон, 16 июля 1946 года к нему в кабинет пришла хорошенькая девушка: «Выглядела она просто потрясающе — в отлично скроенном ситцевом платье, с золотыми волосами, рассыпавшимися по плечам. Должен признаться, никого привлекательнее я не встречал». Девушка — она назвалась Нормой Джин Догерти — призналась, что хочет сниматься в кино, и Лайон тут же организовал ее первую кинопробу. Пленку посмотрел глава киностудии Дэррил Занук, и через десять дней с Нормой Джин подписали контракт. Первым делом ей посоветовали изменить имя: так 26 июля 1946 года на свет появилась Мэрилин Монро. Имя выбрал Лайон — когда-то в Нью-Йорке он был влюблен в актрису мюзиклов Мэрилин Миллер, и ему показалось, что имя подойдет бывшей миссис Догерти, — а девичью фамилию матери она предложила сама. Некоторые из знавших Мэрилин в те годы вспоминают, что она терпеть не могла это имя и даже с трудом могла его написать…
Один из тех, кто видел ее пробы, оператор Леон Шемрой, позже вспоминал: «То, чем обладала эта девушка, я не видел со времен немых картин; она выражала секс на каждом сантиметре пленки, как Джин Харлоу. Из каждого кадрика этой пленки излучался секс…»
За новорожденную Мэрилин взялись профессионалы. Ей сменили прическу, подправили цвет волос, изменили форму носа и подбородка, организовали обучение танцам, пению и актерскому мастерству. Бен Лайон вспоминал: «Она была самой добросовестной из всех молодых актеров, с которыми у студии был контракт… Классам она посвящала все свое время, чтобы при первом удобном случае быть хорошо подготовленной». Однако таких статисток — их называли старлетками — у каждой студии был не один десяток, и только единицы получали настоящую роль. Мэрилин не везло: полгода ее не брали даже в массовку, а в ее первом фильме со странным названием «Скудда Ху! Скудда Хей!» у нее была только одна фраза, да и ту начинающая актриса произнесла так ужасно, что весь эпизод вырезали при монтаже. В ленте «Опасные годы» у нее было три сцены, но ее имя даже не было указано в титрах. Через год контракт с ней продлевать отказались.
Некоторые считают, что причиной этого были не только неудачи Мэрилин на экране — честно говоря, ей дали слишком мало возможностей проявить себя в деле, — но и постановление Верховного суда от 31 декабря 1946 года, запретившего систему, по которой киноактеры были связаны эксклюзивными контрактами с киностудиями: по сути, до этого дня актеры полностью принадлежали своим студиям, вне зависимости от того, снимались они или нет. Теперь держать на постоянных контрактах десятки старлеток, используемых в основном для массовых съемок и в качестве живых украшений на приемах, стало невыгодно, и студии начали от них избавляться.
Как бы то ни было, осенью 1947 года Мэрилин Монро снова оказалась на улице, однако она не отказалась от своей мечты покорить Голливуд: она по-прежнему исправно посещала занятия в актерской студии, оплачивая их деньгами, которые удавалось заработать позированием перед фотокамерами. По некоторым сведениям, в то время у нее была связь с престарелым бабником Джо Шенком, совладельцем и первым президентом 20th Century Fox. Шенк, в прошлом уроженец Рыбинска Иосиф Шейнкер, а в то время одна из крупнейших фигур в кинобизнесе, был человеком на редкость энергичным и настолько же некрасивым. Возможно, она надеялась, что, скрашивая его дни (а возможно, и ночи — к счастью, биографы не в состоянии точно выяснить, насколько далеко простиралась нежная дружба старлетки и старика-кинобосса, ограничиваясь лишь пересказом слухов и собственными фантазиями), в награду она получит роль. Однако Шенк к этому времени уже отошел от дел и, хотя формально все еще оставался одним из воротил Голливуда, на деле давно уже ничего не решал — контракт с Монро был расторгнут без его участия. Зато он кормил Мэрилин обедами, представил ее некоторым своим друзьям и — скорее всего — поспособствовал тому, что Монро предложили контракт на Columbia Pictures. «Голливуд может быть очень безжалостным, — говорила позже Мэрилин. — Сколько мужчин там пользуются беспомощными и одинокими девушками, которые готовы на все, лишь бы сниматься в кино!.. Мне это знакомо — у меня не было ни еды, ни крыши. И я спала с продюсерами. А что? Зачем лгать, будто я того не делала?»
Работа на Columbia принесла Мэрилин одно из важнейших знакомств в ее жизни: педагога по актерской игре Наташу Ляйтес. Наташа, когда-то мечтавшая быть актрисой, обладавшая — по воспоминаниям — удивительно некрасивой внешностью и удивительно тяжелым характером, покорила Мэрилин образованностью, силой духа и красноречием. В ней Мэрилин нашла мать — строгую, заботливую, готовую вложить много сил в образование и успех своей подопечной. О чувствах самой Ляйтес можно только гадать: одни считают, что она разглядела в молодой старлетке огромный потенциал, на который никто, кроме нее, не обращал внимания, и пожелала разработать эту «золотую жилу», а другие говорят, что она обладала нетрадиционной сексуальной ориентацией и попросту влюбилась в Монро. Как бы то ни было, именно Наташа, поклонница школы Станиславского и метода Михаила Чехова, стала первой, кто по-настоящему занялся с Мэрилин актерским мастерством, а также единственной, кто действительно взял на себя заботу о юной актрисе. Наташа не только до 1955 года была постоянным педагогом Монро, но также исполняла роль ее агента, воспитательницы и любящей матери. Многие, правда, говорят, что уроки Наташи убили жившую в Мэрилин непосредственность и естественность, заменив их актерскими клише и избыточной артикуляцией, но нельзя отрицать, что в первой половине 1950-х годов именно Ляйтес оказала наибольшее влияние на личность Мэрилин и на ее судьбу. Через своих знакомых Наташа даже выбила ей ее первую крупную роль — в фильме «Хористки», который снимал Фил Карлсон. Мэрилин впервые там и пела, и танцевала. Картина провалилась в прокате, хотя о Мэрилин — впервые — благосклонно отозвалась критика: журналист Тайбор Крейк в The Motion Picture Herald написал, что сцены с Монро — «одни из лучших. Она симпатичная, обладает приятным голосом и собственным стилем». Но руководству студии игра Мэрилин не понравилась, и контракт не был продлен.
Воспоминания тех, кто знал Мэрилин в те годы, обычно рисуют ее в нерадостных тонах и — чаще всего — описывают ее как девушку в свитерах в обтяжку без нижнего белья. Актриса Энн Бакстер, которая работала с Мэрилин на двух картинах, писала: «Люди из съемочной группы, с которыми появлялась Мэрилин Монро, каждый вечер были разными, но свитер она всегда носила один и тот же. И никогда не носила лифчиков. Я особенно запомнила ее в розовом свитере из ангоры и с глубоким вырезом. Говорили, что она даже спит в нем». А известная актриса Шелли Уинтерс вспоминала: «В кафе обыкновенно сидела скромная, очень миленькая блондиночка… Звали ее Норма Джин. Как-то-там… То, что она носила, всегда было на размер меньше, чем следовало. Кроме того, она постоянно таскала с собой огромную библиотечную книгу, что-то вроде словаря или энциклопедии».
Об этих «библиотечных книгах» — как позже о «романах Пруста названиями наружу» или «толстых книгах русских писателей, которые она ставила так, чтобы их было заметно», — пишут несколько мемуаристов: видимо, Мэрилин, страдающая от своей необразованности, пыталась собственными силами наверстать пропущенное в школе. Правда, если одни вспоминают о том, с каким упорством она пыталась чему-то научиться, то другие — обычно женщины — любят намекать на то, что книга в течение долгого времени была одна и та же и открывалась в одном и том же месте. Такое же противоречие встречается и в описании ее поведения: одним она запомнилась скромной, застенчивой до болезненности, говорящей таким тихим голосом, что ее постоянно приходилось переспрашивать, а другие запомнили ее нахальной девицей в узком свитере, беззастенчиво снимающей парней ради ужина и не боящейся спорить с кинобоссами. А Джошуа Логан, режиссер «Автобусной остановки», вспоминал о ней как о «лучащейся и бесконечно желанной. Полная наивных представлений о себе и трогательная, она напоминала испуганное животное».
