Wilhelm Tell - На свои места

По адресу Тисовая улица № 4 на втором этаже в маленькой спальне сидел пока еще пятнадцатилетний паренек, которого некоторые опознают как Гарри Поттера. На данный же момент он скорее походил на смертную тень, ибо вот уже месяц не просыхал.

Не просыхал в том смысле, что горевал со страшной силой и слезы нескончаемым потоком лились из его полуприкрытых глаз. Вот уже месяц он практически безвылазно сидел в своей комнатушке и не разговаривал ни со своими родственниками, ни с кем бы то ни было еще.

Бывшее некогда немного мускулистым и в меру упитанным тело, откормленное на хогвартских харчах, теперь походило на наглядный справочник по анатомии. Причиной его такого состояния стало произошедшее не так давно событие, а именно смерть его крестного отца Сириуса Блэка, чаще именуемого Бродягой.

Сей субъект в конце прошлого учебного года, когда Гарри и его молодая команда поперлись в Министерство по ложной наводке Вольдеморта, бросился спасать своего крестника и в ходе битвы с подоспевшими на «вечеринку» Упивающимися смертью был скинут шальным заклятьем в Арку смерти — древний и загадочный артефакт с непонятными свойствами.

И горевать бы Поттеру от силы неделю по своему крестному, если бы не тот прискорбный факт, что он считал себя виновным в его смерти. Хоть и говорил ему мудрый старец ака Дамблдор, что во всем этом виноват Вольдеморт — местный маньяк с замашками на мировое господство, но Поттера этот факт не убедил.

Где–то в глубине подсознания юного Гарри затесалась мысль, что винить во всем старину Волди как–то банально и уже слишком привычно, а вот обвинение себя любимого да еще в таком страшном деле как смерть крестного было для него в новинку.

Да и лучшие его друзья прислали за все это время лишь одно письмо, которое опустило Гарри еще глубже в пучину уныния. Дело в том, что в письме вместо искомых Гарри строк утешения он прочел о том, что его лучшие друзья теперь встречаются, весело проводят время и ему желают того же.

День проходил за днем, а состояние Поттера не улучшалось. Справедливо сказать, оно только ухудшалось, и теперь он вообще не выходил из комнаты, почти не двигался и только тем и занимался, что беззвучно рыдал и иногда смотрел в потолок, когда рыдать уже было нечем.

В один из таких однообразных для Поттера дней, отличавшийся лишь тем, что на улице хлестал ливень, какого еще не видели в этом замшелом городишке, дверь в маленькую комнатушку отворилась и зашел Гарин дядя, мистер Вернон Дурсль.

Морщась от кисловато–тошнотворного запаха, пропитавшего комнату, он долгую минуту обводил её взглядом, пока не увидел некое подобие человеческой фигуры, лежащей на кровати и пустыми глазами уставившейся в потолок.

— Поттер, — рявкнул толстый, похожий на моржа из–за своих усов мужик, по совместительству являющийся тем самым дядей Верноном, — не то чтобы я особо беспокоился, жив ты тут или нет, но боюсь у меня нет выбора. Думается мне, если ты издохнешь в моем доме, неблагодарная скотина, то твои ненормальные дружки не скажут мне спасибо за это, несомненно, благое деяние.

Закончив свою пламенную речь и не найдя должного отклика от его единственного слушателя, Вернон, никогда не отличавшийся сдержанным нравом, вытащил Поттера с кровати, отволок к входной двери и, как нашкодившего котенка, вышвырнул на улицу под ливень.

Пролетев метра два, Поттер свалился на землю, разбив при этом себе скулу, содрав кожу с рук и коленей, и кажется, сломав левую руку в двух местах. Еще минут двадцать он лежал на сырой земле со стеклянным взглядом, пока его голову не посетила первая за всё это время здравая мысль: «когда же это всё закончится?».

Эта первая, робкая мыслишка, казалось, прорвала некую плотину и голову заполонили другие мысли и образы. Сразу вспомнились всё годы, проведенные в Хогвартсе, и то что он успел там пережить.

— Как же мне всё это надоело, — пробормотал Поттер, со стоном вставая с промозглой земли и направляя свои стопы в сторону ближайшего парка, так как вход в дом ему на сегодня был заказан, — еще и года такого не было со дня моего поступления в Хогвартс, чтобы меня не пытались убить или я не убил кого–то.

Продолжая бормотать себе под нос Поттер медленно, но уверенно двигался в выбранном направлении, не смотря на то, что ветер иногда норовил оторвать его от земли.

— Это же немыслимо, — продолжал он говорить сам с собой, — стать убийцей в одиннадцать лет, зверски замочивши, а точнее сжегши своего же преподавателя. И то, что учитель был под контролем Вольдеморта, не отменяет тот факт, что я его хладнокровно спалил и еще радовался этому.

Гарри руками, точнее одной не сломанной рукой и ногами уцепился за фонарный столб, пережидая особо сильный порыв ветра, заметив при этом, каким он дохляком стал. Это еще немного опустило его и так невысокое настроение.

— А на втором году, — отцепившись, он побрел дальше, постоянно сплевывая кровь от разбитой о столб губы, — мало того, что меня всё считали новым Тёмным Лордом, так еще и пришлось тысячелетнего василиска изничтожить, спасая эту рыжую дуру Джинни. При отце, работающем в отделе по обезвреживанию зачарованных объектов, она могла бы и догадаться, что непонятного вида книжонку со странными свойствами лучше не трогать, так нет же.

Поттер наконец–то зашел в парк, по случаю дождя пустынный, но легче ему от этого не стало. Постояв немного, выбирая направление он решил отправиться на еще с детства любимую поляну с одиноко стоящей там скамейкой.

— Третий год тоже порадовал выше крыши, — сказал он, садясь на скамейку и привязывая себя к ней поясом, дабы не сдуло, — сначала беглым преступником, который как оказалось и не преступник вовсе, а затем, будто мне этого было мало, веселенькой сценкой отбивания от сотни дементоров сразу. И это в тринадцать лет, сказать кому–нибудь — не поверят.

Поерзав немного, устраиваясь поудобнее на скамейке и кое–как пристроив свою изломанную руку под рубашкой Поттер немигающим взглядом уставился в пространство на несколько минут, а затем, вздрогнув, продолжил изливать душу дождю.

— И вот, казалось бы, четвертый курс должен пройти как положено, то есть без всяких значительных происшествий с моей знаменитой персоной. Ага, как бы не так. Нет, конечно, всё было более–менее хорошо и я даже обрадовался, что в турнире ввели ограничение по возрасту, ровно до тех пор, пока гребаный Кубок гребаного Огня не выбрал меня еще одним Чемпионом для турнира. — Гарри смачно сплюнул на тротуар сукровицу из вновь потревоженной губы. — Это превзошло всё то, что было в предыдущее года. Теперь вместо одной смертельной опасности, как это было прежде, у меня их стало целых три: один из свирепейших в мире драконов, неведомые подводные твари в озере Хогвартса, кидающий в меня Круциатусом и Авадой воскресший Вольдеморт самолично.

— Пятый год, — продолжил Гарри, после того как напился падающей с неба в его открытый рот воды, — казался просто Раем Небесным. Никаких угроз жизни, василисков, драконов и маньяков, если не считать эту жабоподобную курву Амбридж. И Снейпа. Но Снейп это Снейп, ему так же необходимо допекать меня как дышать и, несмотря на все пять лет взаимной ненависти, он даже спасал мне жизнь пару раз. Но вот под конец года я по своей доброй воле поперся в Министерство с выпученными от усердия глазами. И каков результат? Хуже некуда. Сириус мертв, половина моего отряда с ранениями, и я скастовал Круциатус. Не то чтобы мне не понравилось, но…

Гарри поднял глаза от земли и только теперь увидел, что на улице практически темно, и дождь уже не льет с той же силой. Промерзшими пальцами единственной целой руки он сподобился отстегнуть себя от скамейки и пошел домой, если это место можно было назвать домом.

— Образумился таки, негодный мальчишка, — проворчал Вернон, открыв дверь и увидев своего племянника с уже нормальным взглядом, а не полудохлый труп.

— Спасибо что вразумили, дядя, — ответил Поттер и, оставив удивленного дядю на пороге, стал подыматься в свою комнату.

Окно в комнате было распахнуто настежь, видимо в целях проветривания. Пол, половина кровати и письменный стол были залиты водой. Сидящая в клетке немалых размеров полярная сова недовольно зыркнула на своего балбеса–хозяина и нахохлилась еще больше.

При взгляде на своего верного фамилиара у Гарри в голове родилась, пожалуй, самая бредовая, и в то же время самая действенная идея по поводу прекращения его мучений. Открыв свой сундук, он вытащил кусок пергамента, перо и учебник, чтобы подложить его под пергамент, когда будет писать.

" Дорогой Том» — начал, было, Гарри свое письмо, но потом подумал и пришел к выводу, что такое письмо он даже читать не станет.