Та прогулка запомнилась мальчику надолго не только потому, что была первой. Дадли ехал на велосипеде, тетя гордо шествовала за ним по улице, а он плелся сзади, таща сумку с игрушками. Им встречались соседи, которые хвалили Петунью за милосердие и добросердечность. Она мило улыбалась, а Гарри пытался понять, что значат эти слова.
Они пришли в какой-то парк, где Дадли стал играть в песочнице разными лопаткам, формочками и ведерками. Ему же было приказано сидеть смирно, никуда не бегать и ничего не брать. Гарри старательно выполнял эти распоряжения, все еще надеясь, что тетя его похвалит.
Периодически Дадлику надоедало ковыряться в песке, он подходил к кузену и что-нибудь с ним делал: то стукал ребром лопатки, то кидался формочками, то посыпал из ведра. Тетя на все это умильно улыбалась. К концу прогулки в Гарри родился бунтарский дух, и он стукнул обидчика в ответ. Петунья слегка шлепнула его по заду и, приторно улыбаясь, прокомментировала для других мамочек на площадке:
- Мальчишки! Никак еще не подружатся.
Когда они вернулись домой, Гарри понял, что имела в виду тетя, когда говорила, что будет его бить. Она принесла ремень, стянула с него брюки с трусами и очень сильно выпорола. К концу экзекуции ребенок разрыдался.
- Ты плохой. Очень плохой мальчишка, - приговаривала тетя. - И не смей плакать!
Ночью у Гарри болел зад, и он никак не мог заснуть. А еще ему было горько и обидно за несправедливое наказание.
* * *
С момента появления Гарри на Тисовой улице прошло четыре года. За это время он спрятал воспоминания о своем раннем детстве в глубине памяти. Полеты на метле, люди, превращающиеся в животных, страшные тролли и ведьмы стали просто снами, сказками и картинками, которые он иногда рисовал тайком. Если бы тетя и дядя увидели их, то мальчика бы жестоко наказали, как и за любые необычные вещи, которые с ним иногда случались. Впрочем, его и без этого довольно часто пороли «для профилактики», как говорил дядя.
За эти годы Гарри научился все делать по дому: убирать, мыть, готовит и стирать. Что-то у него получалось лучше, что-то хуже. Но он никогда не ждал похвалы, так как давно понял, что это бессмысленно. Родственники только ругали его и называли «никчемным мальчишкой», «подкидышем» и «недоумком». Они так часто использовали эти прозвища, что Гарри иногда сомневался, как его настоящее имя.
Хуже взрослых был только Дадли, который вырос в упитанного и злого борова, норовящего ударить или толкнуть кузена. А еще он желал обращаться с ним, как со слугой. Родители потакали сыну в «милых шалостях», выговаривая племяннику, что он должен подчиняться. Но Гарри упорно считал себя ровней и давал отпор. Тетя после таких выходок порола его особенно больно и запирала надолго в чулане на хлебе и воде, приговаривая, что он - «божье наказание».
Мальчик плохо помнил, когда его оставили почти без еды впервые, кажется, в первый год пребывания в доме. Сначала он безропотно дожидался, когда его выпустят и накормят. Однако несколько дней, проведенных на такой диете, заставили Гарри вспомнить манящие чары, которыми он овладел в доме Северуса. К счастью, они получились и здесь. С тех пор с едой у него не было проблем. Просто надо было дождаться ночи и не слишком наглеть.
Не все можно было стащить из кухни. Например, котлеты и сосиски Петунья обязательно пересчитывала. Зато вынуть пару вареных картофелин или отрезать кусок колбасы не составляло проблем. Еще безопасней было приманить печенье и конфеты, так как толстяк Дадли все равно не помнил, сколько их съел.
Впоследствии Гарри научился открывать щеколду чулана, расположенную снаружи. Теперь он мог посередине ночи даже съесть супа или днем лишний раз посетить туалет в отсутствии тети. Главное двигаться бесшумно и действовать быстро, чему он давно научился.
Надо сказать, что мальчик смирился с такой жизнью и считал ее в порядке вещей. Он привык, что его одевают в обноски кузена, несправедливо наказывают и заставляют работать. Терпел, что на дни рождения не дарят подарков и забывают о нем.
Гарри знал, что если он упадет и ударится, то его не пожалеют, а даже, наоборот, накажут, поэтому прятал боль. Он выучил, что его «здесь держат из милости и по доброте душевной» - любимое высказывание родственников.
Свободного времени у мальчика практически не было. Он то убирал, то готовил, то обрабатывал клумбы в саду, а когда кузен требовал сказку, читал. Иногда же это были «познавательные книжки», как выражался дядя Вернон, которые Дадли заставляли слушать под неусыпным наблюдением матери. Тот капризничал и срывал злость на чтеце.
Но Гарри все равно любил это занятие, тайком таская книги в свой чулан. Их было достаточно много в гостиной, и на недолгое исчезновение одной никто не обращал внимания. Диккенс, Шекспир, Конан Дойл и другие английские классики заменяли ему друзей и утешителей. А магический свет, который он подвешивал в виде шара под потолком, позволял не портить глаза и не включать лампочку, которой, впрочем, часто и не было в патроне.
Глава 7. Дама с собачкой
Приближалось семилетие Дадли, которое было в середине июля. В связи с этим на Гарри свалилось еще больше работы в саду и по дому. Тетя Петунья, как никогда раньше, придиралась к нему по каждому пустяку. Сначала он думал, что ее плохое настроение вызвано жарой и гибелью некоторых цветов. Но, оказалось, тетя волнуется накануне приезда родной сестры дяди Вернона.
С тех пор, как Гарри поселился в доме на Тисовой улице, Мардж еще ни разу не посещала его. Зато регулярно писала письма брату, чтобы он избавился от «обузы», то есть, в переводе на нормальный язык, от подкинутого племянника. Поэтому мальчик заранее ненавидел ее и не ожидал от этого визита ничего хорошего.
Женщина оказалась копией своего братца: бесформенная фигура, бычья шея, свинячьи глазки-бусинки, белесые короткие волосы и даже небольшие усики над верхней губой. Она прибыла ранним утром на такси вместе с безобразным бульдогом по кличке Злыдень и, едва выйдя, чуть не удушила своим пышным бюстом Дадлика. Гарри даже на миг стало жаль кузена, когда он захрипел в медвежьем объятье тетушки.
- Ты моя пампушечка, - умилилась на племянника Мардж, потрепав его по пухлой щеке.
Она, наконец, высвободила Дадли из кольца толстых рук и вручила купюру в десять фунтов. Затем ее глазки-буравчики уставились на молчаливо стоящего в сторонке Гарри. Выражение ее лица стало брезгливым, будто женщина увидела что-то очень неприятное, и Мардж отвернулась, чтобы холодно поинтересоваться у жены брата:
- Это и есть сын твоей никчемной сестрицы? Сразу видно, яблоко от яблоньки: ни кожи, ни рожи. Смотреть противно! Надеюсь, ты не даешь ему спуску?
- Мальчишка воспитывается в строгости, - подтвердила Петунья и сорвала накопившееся раздражение на племяннике: - Что стоишь? Тащи вещи тетушки Мардж в дом, бездельник!
Гарри глянул на неподъемные чемоданы: каждый был высотой почти с него! Как он их поднимет?
- Но, тетя, я не смогу их унести, - попытался он достучаться до голоса разума родственницы. - Они тяжелы и огромны.
- Слышать ничего не желаю, нахлебник! - рассердилась она еще сильней и врезала ему подзатыльник.
Гарри с силой потянул за ручку одного из чемоданов, но даже не пошевелил его, и снова беспомощно глянул на тетю.
- Не унесешь, будешь сильно выпорот и месяц просидишь в своем чулане на хлебе и воде, - предупредила она.
Мардж с гаденькой ухмылкой наблюдала за этой сценой, затем заявила:
- Это еще раз доказывает, как неосмотрительно содержать дармоедов. Этот оборвыш такой тощий, что ни на что не годен. Почему вы не отдали его в приют? Я бы так и сделала!
При последней фразе она гневно глянула на брата, но Вернон развел руки в стороны, показывая, что сам не понимает этого. Затем они с сестрой взяли по чемодану и с легкостью понесли их в дом. Тетя Петунья некоторое время сверлила их спины сердитым взглядом, затем снова прикрикнула на племянника:
- Иди, займись обедом, мальчишка!
Не веря, что обещанное наказание откладывается, Гарри поспешил на кухню.
* * *
Так как основная работа по приготовлению еды была проделана еще до приезда Мардж, то теперь мальчик занялся только тем, что сервировал стол в гостиной, резал хлеб и разогревал кушанья. Семейство Дурслей в это время вместе с гостьей примеряло на Дадли обновки. Кузен, как и Гарри, шел этой осенью в школу. У него была новенькая форма, самый модный портфель, который привезла ему тетушка, и блестящие черные туфли.
- Надеюсь, Вернон, ваш подкидыш не будет учиться в той же школе, что и Дадлик? - поинтересовалась Мардж, налюбовавшись на племянника в школьной одежде и отправив его переодеваться к обеду. - Он же будет позорить его своим видом и поведением.
«А кто виноват в моем внешнем виде?» - хмыкнул про себя Гарри, вспоминая свою форму, купленную в Секонд-хэнде.
- Пока не решил окончательно, - пробасил дядя Вернон. - У нас в городе, к моему сожалению, одна начальная школа. А в школу Святого Брутуса для детей с криминальными наклонностями берут только тех, на кого жаловались в полицию. Но мы не хотим так позориться перед соседями, по крайней мере, пока.
