Но у больной совести, обожженной тоской по совершенству, по всеобщей справедливости, которая должна быть установлена всеобщим согласием после всеобщего покаяния, иная логика: Надо, чтобы «не только в светлом будущем — вечно, всегда, значит, и в прошлом… не было крови, не было жертв, не было поражений у проигравших и побед у выигравших, все эти несправедливости надо как-то отменить, иначе нечестно, стыдно, тошно… Чтобы и там была только любовь. Только любовь. Всегда…»
Мордехай как гений живет вне времени. Он окунулся в древние тексты и ему стало больно и стыдно сейчас, он почувствовал собственную вину за древние мерзости и, будучи человеком абсолютно скромным, считает, что все люди таковы, как он, а значит, должны испытывать такую же боль и стыд, а если не испытывают, то их надо вразумить и «хоть как-нибудь да заставить каяться в давних чужих грехах. Грехах, совершенных в закопченных трущобах, звавшихся когда-то царскими дворцами, в злых щелях, которые уже захлопнуты, забетонированы…». Если бы Мордехай вырос в Рязани, как могло бы быть, если бы его отец не отправился в Иерусалимский улус на помощь ютаям, то знал бы простую народную поговорку: «Не тронь дерьмо, чтоб не воняло!». Нет, он вырос среди «созерцания слепящих звездных россыпей»… среди «гипнотически таинственных формул и диаграмм». Про дерьмо он имел весьма приблизительное представление. Поэтому не боялся его трогать. И отравляющая вонь исторического дерьма постепенно отгораживала его идеальный мыслительный аппарат от реальной жизни, замыкая в области «идеального идеала» в образе «Третьего Храма… Третьего Рима и Эдема в одном флаконе», как поставил диагноз друг Мордехая Соломон. Тезка великого ютайского мудреца однако…
Но диагноз не лекарство. Болезнь зашла слишком далеко: «Ни один народ в мире не живет своим прошлым настолько, насколько мы!.. Продолжаем всерьез пользоваться лунным календарем… ни в какие ворота… Луна — это наш бич. Иногда мне кажется, что она, как якорь, держит нас у старого, давно уже пустого берега, и не пускает в плавание…».
Да, диагноз… Лунным календарем пользуется весь Восток, отмечающий свои Новые Годы по своему, тоже лунному, календарю. Мусульмане пользуются лунным календарем. А для ютаев это пока что-то вроде детской игры в свое государство — древний возрожденный язык, древний календарь, древние праздники — они столько ждали этого, что можно порадоваться только, что они, наконец, обрели то, чего жаждали двадцать веков. И пусть будут счастливы! Грешно попрекать детей их играми. С ними надо играть вместе…
Мордехай тоже впал в детство, но его увлекли сказки, в которых всякие персонажи глотают небесные тела. В основе мифов многих народов лежит миф о крокодиле или драконе, глотающем солнце. Мордехай решил проглотить ненавистную луну. Отцепить проклятый «якорь», приковавший ютаев к старому пустому берегу. Благо, что он сам создал «изделие Снег», способное сделать это при подключении к обычному источнику питания типа низковольтного трансформатора. Сам довел его до ума в физическом институте, сам испытал, чем привел в ужас ордусское руководство.
Понятно, что такое возможно только в утопии Зайчика-цзы. В моей антиутопии такое изделие, даже незавершенное, хранилось бы не в музее научного института, а в глубоком бункере, ключ от которого был бы в «атомном чемоданчике» главы государства. Да и завершили бы его в моей антиутопии, и испытали бы…
Только не важно, в утопии ли, в антиутопии, но физик уровня Ванюшина не мог не осознавать очевидного даже для «гуманитария» Богдана Оуянцева-Сю: аннигиляция Луны приведет к таким катастрофам на Земле, что уже не до ютаев станет и не до покаяния. Скорей всего, человечество исчезнет или вернется на уровень Адама и Евы, что практически то же. Такая слепота физика-гения возможна только в случае практически полного его сумасшествия. Возможно, Зайчик-цзы и хотел сказать, что фанатичное, без чувства меры служение даже высоким идеалам превращает доброго человека в «беспощадно доброго», то есть в безумного и просто глупого, неспособного ни предвидеть последствий аннигиляции Луны, ни того, что «если ты слишком истово проповедуешь то, что идет вразрез с устоявшимися, формирующими повседневную порядочность представлениями о плохом и хорошем — будь готов, что ближайшими твоими сподвижниками окажутся те, для кого „хорошо“ и „плохо“ — и вовсе пустой звук. Для них „хорошо“ лишь то, что хорошо для них».
Так произошло с Мордехаем, убедившимся в последний момент жизни, что Зия — мерзавец, так произошло с Сахаровым, так произошло с Яхве, доверившим Истину Моисею, который превратил ее в то, что ему было выгодно, так происходит со всеми Учителями, неспособными соизмерить Свою Истину с восприятием того, кому он ее доверяет. Люди создают себе тех богов, какие им выгодны.
Человекознание и духовная чистота Богдана на этот раз спасли мир, но этот акт принес ему немалые духовные страдания: и Ванюшина не смог спасти, более того, косвенно виноват в его смерти, и в Жанне глубоко разочаровался, и вину перед сыном, которого не знал, обрел. Духовное восхождение проходит по тропе страданий, потому что с прошлым расставаться больно, даже если оно иллюзорно.
Наверное, Зайчик-цзы в очередной раз совершенно прав: именно человекознание и духовная чистота только и способны спасти мир. Учителя могут лишь бросить зерно Мудрости на почву душ человеческих, а люди уж сами распоряжаются этими зернами: или пестуют их и взращивают, или оставляют сохнуть на камнях равнодушия.
Я вдруг осознал, что не слышу характерного постукивания клавиш. Посмотрел на Зайчика-цзы и обнаружил его склоненным над смерзшейся каменистой почвой. Я приблизился и увидел, что он рассматривает свой возлюбленный иероглиф жэнь, который, как известно, «состоит из двух частей, отчетливо видимых: „человек“ слева и „двойка“ справа». Причем «двойка» по начертанию совершенно совпадает с математическим знаком равенства. Зайчик-цзы, побывавший и Кун-цзы, и Пифагором, открывшим глубокий философский смысл математических знаков, конечно, не мог не видеть и не чувствовать этого соответствия, если уж его обнаружил я, всегда чуждый всяческих ритуалов и формул. «Не человек для субботы, а суббота для человека» — один из моих любимых принципов. Из-за него, в частности, меня и невзлюбили фарисеи. И до сих пор не любят. И Кун-цзы критиковал: ритуал — отражение Мирового Порядка и потому должен быть незыблем. Даже ошибочный ритуал полезней отсутствия ритуала. Кто ж спорит, что порядок лучше хаоса, но все зависит от того, кто сформулировал ритуал — питекантроп или Кун-цзы…
Но имею ли я моральное право дискутировать с Зайчиком-цзы, если мой мир исполнен страдания? Наверное, должен, чтобы наш общий мир, интерференция наших утопий и антиутопий, порожденных нашими Шамбалами, вобрал в себя лучшее, наиболее пригодное для жизни, сообразной Закону Сущего.
Итак, вот человек, а вот рядом с ним знак равенства… Читаем: человек равен… А чему равен человек?..
Переводчики сетуют, что термину жэнь «дать адекватный перевод невозможно в принципе». И гуманность, и «человеколюбие» — явное не то, «неустранимо искажают его смысл». А у меня сам собой он переводится как «человекознание» или «человекопознание»… Человек равен… А дальше почти безжизненная смерзшаяся каменная крошка горных высот, непригодных для жизни человека, лишь озябшие лишайники пробиваются сквозь щели в камнях. А дальше — если к горизонту или вверх, то звезды, туманности, галактики — мир вне… Если же вниз, то ледник, дающий начало жизни долин, затем склоны, покрытые все более обильной растительностью по мере снижения высоты, птицы, звери, долины, материки, океаны, люди — человеческий мир… А слева у ног Зайчика-цзы все тот же человечек, который равен всему, что справа от знака равенства и вверху, и внизу. И то, что внизу, ничуть не хуже того, что вверху, ибо они части Единого, которое без частей своих существовать не может. Просто у всего в мироздании свое место. Если птица захочет плавать, как рыба, она умрет, даже если она «водоплавающая», если рыба захочет летать, как птица, то она умрет, даже если она «летающая». Человек не все Сущее, он часть Сущего, и потому он равен той части Мирового Духа, которая ему досталась в жизни. Ему надо только правильно распознать, в чем его гений. А гений его в том, что доставляет ему радость жизни, удовольствие от дела, которым он занимается. Талантливый пекарь счастливее бездарного физика, чувствующий землю крестьянин счастливей бездарного политика (что хорошо показал Зайчик-цзы на примере императорской семьи — особо важно, что неталантливый политик опасен для подданных). В том и ритуал Кун-цзы: «Государь должен быть государем, сановник — сановником, отец — отцом, сын — сыном…» и так далее. Всяк сверчок — знай свой шесток и не суйся сапожник печь пироги, дабы не размазали тебе твое произведение по физиономии… Принцип компетентности…
