— Я сожалею о вашем телохранителе…
— Ничего. Я уверен, что Зампано его найдет.
— Так вы все-таки послали его на поиски? — руки Лунань, уже начавшие собирать фишки, замерли над доской. — И остались здесь одни?
— Я не боюсь Чинхе, — пожал Ал плечами.
— Вы, конечно, мудрее меня.
Это была максимально возможная фраза несогласия для хорошо воспитанной женщины благородного происхождения, и Ал мысленно вздохнул. Во-первых, он в самом деле не боялся Чинхе, но слишком долго было рассказывать Лунань о своем секретном оружии, безкруговой алхимии; и еще о том, что он просто не мог всерьез бояться гангстера, после того как выстоял против существа, обладающего божественной силой.
А еще Ал мог бы сказать, что он вовсе не посылал куда-то Зампано, а просто отпустил его, и что нельзя было не отпустить, когда тот подошел к нему с таким каменным лицом и с такими бешено блестящими очками — Зампано смел бы любого, кто посмел мешать.
…Да и как Ал мог возразить, если все произошло из-за его желания помочь Лунань вопреки мнению его спутников?
Нет, нельзя думать об этом.
Потому что если Джерсо стал еще одним человеком, погибшим из-за него, Альфонса Элрика… Собственно, Ал не знал, что «если», потому что не мог и представить, как будет жить дальше с этой мыслью.
Разумеется, всего этого Ал не сказал.
— Ну что ж, вы опять выиграли, — произнес он вместо этого. — Давайте поговорим о свойствах живой материи, как понимают их в Сине.
— Конечно, — Лунань вновь посмотрела на него с улыбкой. — Не правда ли это странно: что вы, человек, настолько сильнее меня, кого вызвали меня экзаменовать, вместо этого у меня учитесь?
— Это нормально, — пожал плечами Ал. — Кто-то знает больше, кто-то меньше про разные вещи, и все могут учиться друг у друга.
Разве в Союзе Цилиня не так?
— Нет, — покачала головой Лунань. — Есть иерархия, ты знаешь только то, что положено. Потому что некоторые тайны нельзя доверять неопытным рукам.
— В Аместрис книги по алхимии доступны всем. Конечно, многое нельзя выучить без учителя, но обычно можно найти кого-нибудь, кто тебя обучит… Мы с братом, например, напросились к нашему учителю, когда нам было семь и восемь лет…
— В Союзе Цилиня этого случиться не могло, — мягко произнесла Лунань. — А юноше, способному ударить своего отца, даже если тот был страшным грешником, и вовсе не доверили бы никаких секретов.
Ал секунду подумал, что сказал бы Эдвард на эту сентенцию; потом мысленно выкинул нецензурные отрывки. Потом подумал другое: если бы кто-то ограничивал знания в Аместрис, им с Эдом не попались бы тогда отцовские книги…
…возможно, они попытались бы оживить мать еще раз в более зрелом возрасте и, возможно, с худшими последствиями… или, допустим, они смогли бы смириться. Часть взросления — принять то, что мертвых не вернешь и нужно жить своей собственной жизнью, по возможности не умирая.
Но ведь они не знали бы наверняка. Они думали — а что если им просто не хватило смелости?.. Что, если они могли вернуть маму, если хотя бы попытались?..
«Да, — подумал Альфонс, — иерархическое хранение знаний — это может быть мудро, но оно ведь препятствует обмену информацией, синкретизму, развитию… синтез — вот основа алхимии, а синтеза не может быть без обмена… Или не спорить с Лунань — она-то ведь делится со мной секретами своего цеха… Кстати, почему, интересно?»
— Лунань, — проговорил Ал, — извините меня за этот вопрос, но почему же тогда вы рассказываете о ваших концепциях мне, чужаку?.. Это потому, что я спас вам жизнь, или потому, что как невеста и жена Чинхе вы уже не входите в Союз Цилиня?..
«И если последнее верно, — мысленно додумал Ал, — как так получилось, что секреты Союза до сих пор не растеклись по всей стране? Ведь наверняка она не первая понимающая в алхимии женщина, выданная замуж на сторону…»
— Просто я… — начала Лунань неожиданно тихо и вдруг замерла. Ее лицо застыло, только задрожали губы. — Простите, — начала она, — не могли бы вы… — и медленно завалилась на бок, на подушки.
* * *
«Поднимитесь на холм, — сказали ему, — и там вы увидите небольшое голубое здание. Это наша сельская больница. Там живет уважаемый доктор Цзюнжи с дочерью, им недавно доставили того странного человека…»
Так сказали Зампано, и он мог только надеяться, что правильно понял слова горцев. Он неплохо разбирал разговорный синский, но диалект здешних жителей можно было бы намазывать на хлеб вместо масла, такой он был тягучий.
Каменная лестница привела его на вершину высокого холма. Незнакомые травы под ногами мешались с хорошо знакомым клевером, жужжали насекомые. С гор дул ветер, поэтому жара не ощущалась. Но Зампано все равно взмок.
Он прекрасно знал, что может выдержать тело химеры, а чего не может.
Падение с тридцатиметрового обрыва в бурную горную реку — на самой грани между тем и этим. Его напарник мог лежать с переломанными руками и ногами, с сотрясением мозга, без памяти…
До Зампано долетел удар, а потом знакомый мат на аместрийском.
Да, если и была амнезия, самые важные участки памяти не задеты.
Маленький сарай — тоже с гнутой крышей, как все тут — стоял сразу у края мощеной обломками камня дорожки. На приставной лестнице, которая поскрипывала под его весом, стоял Джерсо, слегка похудевший, но отлично узнаваемый, и приколачивал какую-то доску.
Вокруг лестницы сгрудилось несколько мальчишек разных возрастов. Пара держала лестницу, остальные просто мешались.
Все они оглянулись на Зампано с испугом: ничего удивительного, когда он проходил за последние три дня местными деревушками, его пару раз пытались встретить с дрекольем: уж больно он выделялся на фоне низкорослых темноволосых и смуглых местных жителей.
— Не матерись при детях, — сказал Зампано и добавил несколько слов по-сински.
— Они меня все равно не понимают, — жизнерадостно заметил Джерсо. — А то, что ты только сказал — не мат?
— Нет. Я просто поздоровался.
— Черт! Проклятый местный говор.
— Черт, черт, черт! — заскакали на одной ножке самые маленькие из джерсовской аудитории.
— Знаешь, на твоем месте я бы не особо рассчитывал, что они ничего не понимают, — заметил Зампано.
— А, пофиг, — Джерсо уже слезал с лестницы. — Никогда не умел ладить с детьми.
Пошли, познакомлю тебя с местными врачами. Ты даже сможешь повторить, как их зовут… наверное.
Зампано пожал напарнику руку, хлопнул его по плечу — большего они никогда не позволяли себе при посторонних — и с следом за Джерсо пошел через широкий зеленый луг, к небольшому белому домику, возле которого на вытоптанной площадке возвышались детские качели, совершенно аместрийского вида.
Старого врача звали Уцзин Цзюнжи, а его дочь — Чюннюн Цзюнжи. Когда в деревне Зампано сказали, что здесь в больнице для бедных работает старый отшельник с дочерью, аместриец был уверен, что дочь эта окажется молодой и прелестной; он забыл, что Альфонс Элрик остался в Цзюхуа, а без него нечего было ожидать наткнуться на прекрасную девушку.
Чюннюн Цзюнжи оказалась спокойной старой девой лет сорока, по-мужски коротко стриженой — насколько понял Зампано, знак религиозного призвания — и с синими татуировками на запястьях.
Зампано вскоре понял, что пришел он не в больницу, как он решил сначала, а в сельскую школу, потому она и стояла в неудобном для больнице месте — на холме. Но старый Уцзин — действительно очень древний лысый человечек — понимал во врачевании и не требовал денег с больных. Поэтому сюда ходили лечиться родители учеников Чюннюн.
— Императорское управление дает денег на школу, — сказала Чюннюн. — Мало, но мы не жалуемся. Спасибо, что ваш друг помог с починкой сарая.
— Да не за что, — ответил Зампано. — Спасибо вам, что помогли ему. Мы бы с удовольствием задержались, но нужно спешить. Наш товарищ остался в Цзюхуа.
Чюннюн покачала головой, в глазах ее отразилась тревога.
— Иностранцу лучше не оставаться одному в Цзюхуа, — сказала она. — Даже до наших мест долетает, что там неспокойно…
— Что же там?
— Зампано нахмурился.
— Отец Начжана недавно ездил в город… Говорит, все готовятся в свадьбе головы дракона Чинхе, поэтому иностранцем лучше там не появляться.
— Головы дракона?
— Так мы называем уважаемых людей, которые делали плохие вещи, чтобы стать уважаемыми, — пояснила Чюннюн. — Или кто родились в таком клане, который… Но это все долго и не интересно. Я давно уже живу здесь, и мало что знаю о том, как сейчас обстоят дела. Хотя я бы вам не советовала… Даже если ваш товарищ — так же силен, как вы, все равно… не в одиночку.
— Ясно, — сказал Зампано, чувствуя, что по позвоночнику пробегает холодок. Мысленно он клял себя последними словами.
