— Отставить шуточки! — снова прогремел голос в динамиках. — Довожу один раз, кто не понял, его проблемы. Повторять для вас, ублюдки, не буду! По мне, дегенераты, вас следовало бы перестрелять, или на стульчак электрический посадить. Но на ваше счастье, смертной казни в Свободном Мире нет, и не будет. По закону мы сошлём вас в Резервацию. Моя инструкция — это ваш шанс на выживание. Итак, первое. Мы высадим вас в самом чистом месте, где вы, свиньи, не сдохнете сразу и сможете адаптироваться. Но и там первое время глубоко дышать нельзя. Воздух в Резервации — агрессивная среда из собственно воздуха, дыма, испарений токсичных веществ и мутировавших бактерий. И фон там неплохой — местами до двадцати рентген в час, но в основном не больше полурентгена, а там, где мы вас высадим, и того меньше… Но вам с непривычки мало не покажется.
— Может, микрорентген? — вопросил единственный, кому Эрхард мог хоть как-то сочувствовать, невысокий щуплый паренёк без видимых патологий. Впрочем, наверняка Комитет что-то нащупал, раз он тут оказался. «А он ещё и образован!» — удивлённо подумал историк.
— Не перебивать, уроды! Сказал, рентген — значит, рентген. Такие придурки, как ты, изжарятся там за час. Но в целом фон терпимый, всего в двадцать раз больше нормы. То есть долго вы всё равно не проживёте, но сразу не подохнете. Мой вам совет — не суйтесь на восток Зоны, где хуже всего. Что касается воды: в чистом виде воду Резервации пить нельзя, вся вода отравлена отходами производств, заражена бактериями, зачастую не имеющими аналогов у нас, и также радиоактивна. Почва тоже заражена всякой химией: босичком ходить не стоит, если не хотите лишиться ног. Вопросы, мать вашу факовую разными способами?
— Слышь, начальник, — спросил «курильщик», не забыв пинком загнать Эрхарда в лужу рвоты. — А чё за дрянь такая — радиация?
— Я вам не яйцеголовый, подонки, — раздался голос. Ещё один импульс заставил всех взвыть. Наслаждаясь произведённым эффектом, инструктор продолжал: — Это такое дерьмо, от которого у вас, дармоеды, сперва вылезут волосы и сдохнет то, что между ног. Потом вы станете блевать кровью, а затем откинете копыта. Но самое плохое, что там есть — это местные. Вам повезёт, если вы встретитесь с такими же ублюдками, как вы сами, выброшенными раньше. Но люди там быстро дохнут, за редким исключением. А те, кто там родились — уже не люди, хоть и говорят на своём ублюдочном русском. Среди них попадаются двухголовые, хвостатые, четырёхглазые, вообще невообразимые твари, какие и описать-то невозможно. Они вас разорвут и сожрут, не поморщившись. Тем более, что оружия вам не положено.
— Как не положено? Если есть чудища, должны дать стволы…
Ещё импульс, так как лежали теперь многие, вызвал не стоны, а прямо-таки звериный вой. Сам Эрхард чувствовал себя так, будто его долго избивали полицейскими дубинками и пытали шокером впридачу. Во рту стало солоно, он сплюнул — красное… Уроды!
— По закону, никакое огнестрельное оружие не должно попасть в Зону и достаться местным. Хотя ещё со времён России там, вроде бы, уцелели склады всякого барахла — если повезёт, вы даже танки допотопные найдёте, только вот горючки — того, они на нефтепродуктах ездили. По-хорошему, проживёте вы, суки, ровно столько, на сколько вам дадут воды и еды, ну, ещё старые противогазы получите. Только помните, что надолго их всё равно не хватит. Так что мой вам совет, твари — понемногу, чтобы сразу не подохли, привыкайте к местному добру. Так протяните подольше, ясно, свиньи?
В динамиках зазвучал злобный, издевательский смех. Нрав у капитана был мерзкий, да ещё почти абсолютная власть над «пассажирами», по крайней мере, на время полёта.
— Мы влетаем в Резервацию! — издевался он. — Просьба пристегнуть ремни и не покидать кресел до самой посадки!
В грузовом отсеке не было иллюминаторов, изначально он предназначался для различных грузов, которые, понятно, не имели глаз, а заключённых никто не собирался радовать бесплатным аттракционом. «Туристы», те хоть деньги платят, а от этих никакого толку. Но машина явно сбрасывала скорость и высоту, все многочисленные устройства теперь гудели тише и тоном ниже.
— Приготовиться! Начинаю отсчёт! Десять, девять, восемь, семь… Три, два, один…
Пол грузового отсека провалился вниз, раскрылся наподобие бомболюка. Эрхарда опутала слепящая мгла, в лицо ударил стылый, влажный, вонючий воздух. Он был наполнен зловонием гнили и какой-то химии, от него сразу запершило в горле и в носу, на глаза навернулись слёзы…
…Заложив крутой вираж, гравиплан лёг на обратный курс. Люк закрылся, на полную мощность заработали кондиционеры, высасывая из салона отравленный воздух. Капитан удовлетворённо вздохнул и затянулся дорогой сигарой. Гравилёт шёл на бреющем, но сквозь смог руины внизу едва просматривались. Здесь-то ещё ничего. Вот к востоку от Москвы действительно мрак — в буквальном смысле слова, смог там такой, что не светает уже много лет. И там, говорят, обитает такое, по сравнению с чем здешние монстры — симпатяги. В эти байки капитан Хей не очень верил, по его скромному мнению, отвратительнее здешних уродов вообще ничего быть не могло. Да и как в таких местах выжить — уму непостижимо!
— Пора спалить гадюшник к чёртовой матери, — злобно буркнул он, выбрасывая окурок в утилизатор. Машинка зашипела, разлагая предмет на молекулы. Потом получившаяся масса пригодится в качестве сырья для нанофабрик, способных переработать любое дерьмо. Здешние заводы продолжают существовать чисто по инерции. Их пока не ликвидировали — вместе с обслуживающими их мутантами из бывших русских. — Хватит уже место поганить!
Впрочем, плохое настроение скоро ушло. Особенно после того, как фляжка с виски наполовину опустела. В конце концов, дым, вонь и мутанты теперь не его проблема. Сегодняшний полёт в Зону был последним: уже подан рапорт об увольнении из Охранных войск, а его ждёт — не дождётся тёпленькое местечко. Теперь он будет не стрелять монстров сам, а давать делать это другим, да ещё получать с них немалые деньги.
— Охотнички хреновы, — пробормотал Хэй и сплюнул в тот же утилизатор. Ему всё равно, что перерабатывать, засунь руку — будет то же самое. — Прибавь ходу, — крикнул он пилоту. — А то фильтры забьются, чисть их потом!
Испугаться Эрхард не успел. Отравленная земля жёстко, не хуже того самого импульса, ударила по ногам, избитое тело пронзила боль, оно неуклюже завалилось в грязь. Рядом со смачным хлюпаньем упали остальные, и кто-то снова заорал: на него сверзился тяжёлый контейнер. «Наверняка мужика покалечило!» — подумал историк, отстранённо слушая, как подбегают остальные к контейнеру. Как и следовало ожидать, после короткой потасовки уголовники оттеснили «генетических» от контейнера. Судя по захлёбывающемуся вою, кому-то сунули «пёрышко» между рёбер. Тем же ножом поддели металлопластиковую крышку, сломали задвижку — к счастью, то оказался не сейф, а просто коробка, вроде тех, в каких доставляют заказанные по Инфосети продукты и предметы. Радостные возгласы: по толпе поплыли хорошие золингенские ножи (видать, на холодное оружие запрет не распространялся), армейские сухие пайки в одноразовых гермоконтейнерах, бутыли с водой, и контрастировавшие со всей этой роскошью допотопные противогазы позапрошлого века. Может, их даже изготовили в легендарной России…
— А нам? — поинтересовался парень, который спрашивал про микрорентгены. Ответом стал удар «курильщика» промеж глаз. Хрустнул носовой хрящ, брызнула кровь на отравленную серую землю.
— А вам — по…! — провозгласил Курильщик. Похоже, мужик станет главным в новоявленной банде. И у банды этой будут рабы. — Грузите на горб это добро, и ходу! Ну!
Уголовники быстро замкнули кольцо вокруг сгрудившихся «генетиков». Крепкие кулаки и ножи свидетельствовали: шутить не будут. Кто не подчинится — кончат здесь же и бросят на поживу мутантам да выродкам.
Эрхарду досталась большая часть упаковок. Вес был вполне приличным, а твёрдая, обросшая вонючей чёрно-зелёной слизью земля скользила под подошвами ботинок. Саднили места, которыми он приложился о землю: похоже, Хей не врал насчёт агрессивной среды. Слезились глаза от дыма, пара и какой-то ядовитой гнойно-жёлтой хмари. Разлитая в воздухе отрава заставляла всех, у кого не было противогазов, кашлять и чихать. Впрочем, не так всё и плохо: сразу они не помрут.
Их окружал унылый, безрадостный пейзаж. Отряд шёл вдоль небольшой канавы, по ней неспешно текло нечто вонючее, густое, цвета свежего дерьма, с радужной плёнкой и пятнами какой-то слизи погуще. Назвать эту жижу водой не поворачивался язык. Там, где жидкость текла между камней, вставали неопрятные валы бурой пены, а вонь перебивала даже гарь и копоть. Неуклюже кувыркаясь, по поверхности «ручья» медленно плыла мёртвая крыса. Иногда она цеплялась растопыренными, непривычно длинными и когтистыми лапками за берега, и тогда течение переворачивало её на раздувшийся живот и на спину, а то и разворачивало вперёд задом. Порой пасть с совсем не крысиными, а скорее волчьими зубами раскрывалась, с треском выпуская газы, казалось, мёртвая тварь то ли зевает, то ли пьёт отраву. Наконец она застряла в куче какого-то хлама и так и осталась висеть распяленная на бурых прутьях.
