Я на самом деле ощущала себя не в своей тарелке, когда люди говорили на незнакомом языке. Это злило. Чуйка тревожно звенела, а я упускала много важных деталей в разговорах.
Не на пустом же месте разозлился отец и желал защитить от тех людей. И это странно, что он защищал. Ведь совсем недавно сам говорил, что ему плевать на меня. Или таким образом он показывал, что не стоило меня завлекать в их мафиозные игры? Не совсем понимала причину действий Занзаса…
— Иди за мной, — поднялась из-за стола, решив, что Лебедевой ничего не будет, если мы займем ее кабинет.
Можно было бы и в библиотеке сесть, но там слишком темно в это время дня.
Сергей и Коля присоединились к нам — им тоже будет полезно послушать основы чужого языка.
Коридоры, как и весь дом, были празднично украшены мишурой и дождиком под потолком и вдоль стен. Разные гирлянды свисали по занавескам и на окнах. В каждой комнате стояли елки. И мне невольно вспомнилось, как в приюте мы каждый год украшали наши комнаты и главный зал. В этом году я не принимала участия в предпраздничной суматохе, которая всегда малость раздражала из-за чересчур активных и громких детей.
Что ж… утренник я тоже пропущу.
С приютом меня теперь связывали только воспоминания.
— Ты ведь понимаешь, что в гробу я видел эти кольца, Вонголу и место босса? — бросила косой взгляд на Реборна, который шел по левую руку.
Друзья двигались за спиной, в полголоса что-то обсуждая.
— Я всего лишь выполняю свою работу. А свое отношение к роли босса будешь выговаривать им сам, — киллер усмехнулся и прикрыл глаза шляпой.
Я с прищуром осмотрела репетитора и отвернулась, чтобы открыть дверь в кабинет.
Что-то подсказывало, что мой отказ в расчет воспринят не будет. Придется решать, что с этим делать — так просто сдаваться не собираюсь.
Как всегда на главном рабочем столе идеальный порядок, а на соседнем пустота. Сквозь тюли на окнах рассеивался мягкий свет, хоть солнце не показывалось из-за туч. Реборн с удобством сел напротив окна, а я, подхватив со стола Маргариты писчие принадлежности, заняла место напротив него. Друзья устроились по обе стороны от меня.
— Начнем с самого начала, с алфавита, — Реборн взял одну из ручек и бумагу…
Я еще парой дней назад убедилась, что Реборн — отличный репетитор по учебной программе, когда он помог с алгеброй.
Ну, как помог — поглядел на мои мучения, когда выполняла домашнее задание, спросил в чем проблема, а после понятно изложил материал темы, и что и как решать на примере. В итоге легко справилась с уравнениями.
Вот бы и в школе все учителя также преподносили материал, а не «прочтите параграф в учебнике» и на вопросы, если что-то непонятно, посылали в библиотеку или Интернет. В такие моменты математичку хотелось спустить с третьего этажа из окна.
Порой казалось, что преподаватели в нашей школе для галочки — большая их часть не могла ничего сделать по своему предмету, отмахиваясь тестами и контрольными, самостоятельными и докладами.
Я любила учиться, просто потому, что не хотела отставать из-за других. Я много пропустила, мне было очень трудно, но хотела получать знания. И когда с интересом подходишь к учителю, чтобы обсудить непонятный момент в предмете, а получаешь в ответ сухое указание куда пойти, то понимаешь, что ценность учителей в моей уже бывшей школе крайне мала.
Проще делать все самой.
И сейчас, слушая Реборна, задавалась вопросом — чего он забыл в мафии с таким талантом к преподаванию?
Что ж… хоть что-то в нем было положительным.
— У тебя почти нет записей, — с прищуром заметил киллер, когда закончил урок.
Я кинула взгляд на заметки с фонетической разметкой и транскрипциями. За два часа репетитор выложил на нас помимо алфавита и правила произношения, несколько слов и предложений, грамматические основы и конструкции.
— У меня хорошая память, — дернула плечом.
Я прекрасно помнила свое детство, как и с легкостью вспомню каждый день моей жизни, если чуть задуматься об этом. Мне хватало один раз прочесть, чтобы запомнить информацию. И все мои трудности в обучении чисто из-за непонимания материала. Толку от того, что написано, если не знаешь, как это применять. Надо помимо этого еще и осознавать, что прочитала.
Реборн нахмурился, что-то записал на листке на незнакомом языке.
— Посмотри, запомни и повтори, — а после перевернул обратной стороной бумагу, скрывая текст.
Я пожала плечами и на свободном участке повторила, что было написано. В отличие от репетитора мой почерк оставлял желать лучшего.
— Хм-м… это надо будет еще проверить, — задумчиво произнес киллер.
О чем он?
Уточнить не успела. Ударившее напряжение, не раз спасавшее, настигло резко.
Я нахмурилась и отвела взгляд от Реборна, смотря ему за спину, на дверь. Ручка дернулась вниз, и створка настежь отворилась, с повисшим на ней растерянным ребенком, который вот-вот готов сорваться в истерику.
Вскочив со стула, вперила цепкий взгляд в подрагивавшего мальчика, который с трудом сдерживал слезы. Видно, что раскраснелся от быстрого бега. Куртка неряшливо распахнута, а замок сломан. Весь мокрый и грязный. А по правой руке расползался кровавый след.
Заметив на себе внимание, ребенок что-то пролепетал на незнакомом языке.
— Инну похитили, — коротко бросил Реборн, подбегая к мальчику вместе со мной.
— Я за вещами, — выскочил из кабинета Сергей.
А у меня в голове было пусто. Разве что нарастал шум. И ярость.
Кто?!
***
Реборн настороженно покосился на ученицу, которая до побелевших костяшек сжала кулаки, а глаза наполнились алым. Он отвел взгляд на племянника Ганауче, трясшегося от испуга, холода и сдерживаемой истерики. Мальчик был ранен — правая рука висела вдоль тела. Но все равно держался.
— Что случилось? — строго спросил у Джустину на итальянском киллер.
— Мы… играли, — судорожно всхлипнул ребенок. — Строили из снега у забора — там было больше снега и сугробов. Я… я вызвался насобирать камушков для глаз и рта снеговику и отошел от места. А потом раздался вскрик Инны. Я оглянулся, а там три незнакомых человека. Шмыг. Я крикнул позвать помощь, но один из них схватил меня и зажал рот. Я достал нож и ударил человека по руке, как учил дядя. Человек меня уронил, вытащил мой нож из своей кисти и задел им мою руку, которой я прикрылся. И я… я пнул человека и убежал с криком. Мне навстречу бежала охрана с собаками, но те люди быстро схватили Инну и скрылись в лесу, а я побежал сюда.
Киллер переводил все мрачневшей Вике, а в конце она сорвалась и бросилась по коридору к выходу, расталкивая попадавшую по пути прислугу.
— Позаботься о ребенке, — бросил Реборн оставшемуся Коле.
Парень серьезно кивнул и взял мальчика за здоровую руку, намереваясь спросить у слуг, есть ли здесь врач или хотя бы что-то для обработки пореза. Благо тот оказался не опасным, а лишь царапиной — плотная куртка сыграла роль брони.
Особняк выглядел всполошенным. Охрана с собаками бегала по территории, переругивалась, кричала друг другу и кому-то звонила.
Виктория, игнорируя холод, застыла около места похищения, рассматривая разрушенного снеговика, вытоптанный снег и дорожку из следов крови. Не оформившееся Пламя металось вокруг фигуры девочки, появляясь еле заметной аурой.
В заборе отверстие — фигурная решетка была криво порезана, наверняка Пламенем похитителей. На той стороне уже ходили люди Джиг, собаки пытались найти след, но лишь носились вокруг деревьев и поскуливали.
Похоже, похитители знали свое дело.
Виктория прикрыла глаза и тяжело вздохнула.
— Что можно сделать, Реборн? — стиснув зубы, подросток повернулась к киллеру.
Взгляд решительный, желавший наказывать и убивать виновных. Но…
Девочка ощущала яркое бессилие, с которым ничего не могла сделать. Страх, что может потерять своего человека из-за того, что ничего не предприняла для его спасения. Руки тряслись от ярости, а не холода и промозглого ветра — она как была выскочила в штанах и вязанном свитере.
