В первой половине двадцать первого века волны эмиграции в Европу стали поистине неудержимыми. Европейские лидеры наивно считали, что просвещенное развитое общество в состоянии справиться с любым нашествием и способно переварить едва ли не любое количество мигрантов, растворив и ассимилировав их в своей среде. Но не тут-то было.
Особенность пришельцев с Востока и Юга состояла в том, что, пользуясь предоставленными им благами западной цивилизации, они категорически не собирались хоть как-то вливаться в новое общество, предоставившее им кров и защиту. По крайней мере, это утверждение справедливо для большей части, не обремененной хорошим образованием. Мигранты существовали по своим собственным законам в своих собственных анклавах, куда зачастую не имели доступа даже представители местных властей. Фактически начали образовываться государства в государствах. В общем, никто оглянуться не успел, как белое европеоидное население превратилось в жалкое, почти бесправное меньшинство. Хотя, справедливости ради, они сами сделали для этого все, что могли.
– Представляешь, – говорил Фрэд, – фанатичные пришельцы с Востока попытались лишить коренных европейцев даже таких традиционных символов христианства как Рождество, Санта Клаус... даже обычной елки. И что самое печальное, воцарившаяся в умах образованных европейцев толерантность не позволяла полноценно бороться за свои исконные, нагло попираемые права. Ну как же... ведь тем самым ущемляются права и свободы несчастных, лишенных родины обездоленных людей... А то, что они давно стали большинством населения многих европейских государств, отчего-то предпочитали не замечать. На улицах Лондона или Парижа гораздо чаще теперь можно было встретить выходцев с Востока, чем коренных англичан или французов.
Апофеозом ползучего захвата Европы стало образование в начале нашего века Западноевропейского халифата на месте когда-то процветающих стран: Франции, Италии, Германии... Не говоря уж о более мелких и слабых. Эпоха белого человека завершилась окончательно и бесповоротно. Я бы даже сказал, бесславно.
– Ну и что? – спросила Алина. – Не вижу трагедии. Меня вообще не слишком-то волнует, кто именно заправляет сейчас в потерявшей собственное лицо Европе. Где Европа, и где Марс, ощущаешь? К тому же Земля – это не только Европа, насколько я понимаю.
– За океаном ничуть не лучше, – буркнул Фрэд. – Там свои проблемы с мигрантами из Центральной и Латинской Америки. Плюс собственное коренное негритянское население, по своим повадкам и запросам зачастую намного превосходящее всех прочих.
– А Россия? – девушка посмотрела на него немного лукавым взглядом. – Как сам понимаешь, я имею к ней некоторое отношение. Россия тоже?
– Что ж, Россия... Не избежала общей участи, хотя и продержалась чуть дольше остального мира. Белый человек и там не выдержал конкуренции.
– Ну хорошо, – Алина тряхнула роскошными рыжими волосами. – А какое отношение все вышесказанное имеет к теме нашей с тобой беседы?
– Самое непосредственное. Главное, что я стремился донести до тебя: узурпировавший цивилизацию homo novus не нуждается ни в каком развитии. Ему и так хорошо. Наиболее радикальные его представители вообще заявляют, будто все необходимое содержится в священных книгах, а если там чего-то нет, то, значит, человеку это не нужно. И вообще, человек мал, слаб и находится в полной власти высших сил, управляющих его жизнью и смертью по своему усмотрению.
Естественно, при таких условиях ни о каком освоении ни Ближнего, ни тем более, Дальнего Внеземелья не может быть и речи.
В момент исхода из солнечной системы армады «Великого предка» предполагалось, что Объединенный космофлот в кратчайшее время восстановит свои ряды. Заложенные на внеземных верфях новые, куда более совершенные корабли, были призваны заполнить потери. Однако не случилось, ни один из них завершен так и не был. Патологическое нежелание осваивать новые пространства совпало с абсолютно животным страхом перед жестокими чудесами Дальнего Внеземелья, спровоцированным впечатляющей историей с экзотами.
– Теперь тебе, надеюсь, очевидно: твой Марс пострадал ровно в той же степени, что и все прочие поселения Внеземелья, – подвел итог Фрэд. – Ты думаешь, почему не состоялась его полноценная колонизация? Вот она, причина...
– Да... – задумчиво произнесла Алина. – Теперь я, кажется, понимаю... В страхе бежали из Дальнего Внеземелья в надежде избежать непонятных и пугающих проблем... а оно вот оно, само пришло к нам.
Фрэд невольно покосился на клубящуюся белесыми облаками стену за окном диспетчерской. Темпор-объект в полукилометре от здания базы полностью подтверждал утверждение девушки-марсолога. Если гора не идет к Магомету...
– Ну, а теперь давай ближе к твоему МУКБОПу, – заявила Алина. – Я, конечно, понимаю, ты аналитик, и иначе никак не можешь, но... честно говоря, я уже по горло сыта твоей дурацкой социологией. Полагаю, с меня хватит. Тем более, что давно прониклась идеями о противостоянии цивилизаций, хотя не могу сказать, что полностью их разделяю. Думается, ты во многом упрощаешь ситуацию, и все далеко не так однозначно.
– Конечно. Я специально, чтобы было понятней, – подтвердил Фрэд. – А МУКБОП... что МУКБОП... Никому оказалась не нужна структура, занимающаяся именно КОСМИЧЕСКОЙ безопасностью, поскольку практически полностью прекратилось освоение Внеземелья. МУКБОП трансформировался в обычную, пусть и достаточно серьезную, спецслужбу... фактически, в очередную полицейскую структуру... МУБОП, откуда сама собой исчезла буква «К». К чести руководства, всем действующим сотрудниками предложили соответствующие должности во вновь сформированной организации. При желании я и дальше мог бы преспокойно существовать в своем аналитическом отделе, разбирая чисто земные коллизии. Но предпочел отказаться... и Итан, насколько я понимаю, тоже. Так что наше с ним увольнение состоялось по согласию всех заинтересованных сторон.
– Неожиданно, – заявила Алина, поглядывая на собеседника с каким-то не до конца понятным интересом. Впрочем, во взгляде девушки промелькнуло нечто похожее на уважение, однако Фрэд ничего не заметил. – Неужели пилотирование грузового лихтера для тебя более приоритетно? До такой степени, что ради этого можно зачеркнуть и выбросить на свалку весьма существенную часть жизни?
– Представь себе. Никогда не мечтал становиться обычным полицейским. А здесь... здесь я свободен.
«Насколько может быть свободен человек, запертый внутри покинутой базы нефтянников. Два шага в одну сторону, два в другую...»
Наступило долгое молчание, которое никто из собеседников прервать не стремился. Оба смотрели в облачную стену за окном и думали каждый о своем.
Фрэд искоса поглядывал на Алину, читая мысли, словно в открытой книге.
«Никак не можешь смириться с тем, что здесь нас просто бросили, – думал он. – Наверняка Ордену уже известно о нашем с тобой существовании. Ну, или как минимум, о моем. Во всяком случае, трудно предположить, будто Кевин Янг никому не сообщил об оставшемся в пирамиде сумасшедшем пилоте, не пожелавшем бежать от смертельной опасности. Так и вижу, как считающие себя владыками судеб разнообразные магистры и эвархи крутят огромными кривыми носами, гадая о том, как же им теперь разобраться с очевидной проблемой, по возможности не напрягая общественное мнение. Черт! Хоть бы Итан скорее объявился! Уже начинает бесить полная неопределенность.»
Словно в ответ на его мысли Алина лениво повернула голову и тихо произнесла, уставившись в потолок:
– Итан молчит уже практически целый день. Я понимаю... ему попросту нечего нам предложить. Никаких вариантов спасения, скорее всего, попросту не существует, а слова о поисках приемлемого выхода – не более, чем слова. Он же наверняка знал уже тогда... Печально, не находишь?
В голосе девушки Фрэд безошибочно опознал нотки обреченности. Ему это крайне не понравилось. И без того уныние и апатию, казалось, уже можно было черпать полной ложкой. Не хватало только приступов паники и клаустрофобии. Невозможность покинуть вынужденное убежище способна свести с ума кого угодно.