— Я спрашиваю, что ты делаешь в Сеуле? — слова оседали внутри Чонгука гроздьями гнева и детской обиды, обнажая старые раны.
— Я приехал убить тебя, глупый тонсэн, — Чимин хохотнул добродушно, ероша его волосы, будто бы он свою собаку чесал за ушком, после удачно выполненной команды.
Чонгука стальным стержнем прошило утренними словами Юнги: «Следующий день рождения отметишь, как глава клана». По спине расползалась влажным пятном испарина от осознания того, что ему придется убить человека, сидящего напротив него. И если он сам ещё сомневался, пытался найти нужные слова, чтобы договориться с совестью для подобного, то Чимин очевидно уже обо всем с самим собой договорился — он серьезно был настроен убить его.
Со всех сторон обескураженный Чонгук фыркнул и отвернулся, сжимая губы в тонкую линию и проклиная своих родных — хоть бы одна сволочь предупредила его о чем-то подобном. На месте растерянности распускалась злость и по мере её роста, чонгуковы кулаки сжимались всё сильнее.
Он злился на родных, злился на себя, на жизнь и на Чимина, который так легко смог примириться с этой идей и принять решение. Сможет ли Чонгук так же — убить своего друга? Сможет ли он переступить через самого себя и вообще хоть кого-то убить, чтобы возглавить Клан?
— Выдыхай бобер, — Пак хлопнул его по плечу, искривляя губы в очередной улыбке, которая лишь на первый взгляд казалась дружелюбной. Под верхним слоем крылась угроза, которую при желании и должном усердии можно было бы пощупать, но Чонгуку не хотелось. Он и без этого её чувствовал всем своим нутром. Чимин сжал его плечо и прошептал в ухо:
— Сегодня убивать не буду, а то выйдет слишком просто. Найди хотя бы фамильяра своего, чтобы чуть-чуть уравнять наши шансы, — легкий кивок головы в сторону окна, где на узком подоконнике с уличной стороны устроился белоснежный ворон с красными глазами. Он призывно клацнул клювом и скрипнул длинными когтями, прежде чем раскинуть свои крылья, демонстрируя оперение редкого цвета.
Зависть больно и глубоко царапнула Чонгука, заставляя демонстративно отвернуться и сделать вид, что он слишком увлечен лекцией по всемирной истории. После пар он собирался вернуться в лес к заброшенному дому и сделать всё, чтобы призвать своего фамильяра, а если и тогда не выйдет, то он прошерстит все кофейни в Сеуле, но найдет его или её.
Теперь это был вопрос его выживания, потому что Пак Чимин, сидящий в опасной близости, совершенно точно собирался убить Чонгука в этом году.
========== 2. ==========
Комментарий к 2.
*Артемизия — магическая трава, которая также известна, как полынь; в зависимости от способа использования, может оказывать разные эффекты — например, сжигание сухой полыни поможет найти утерянную вещь в комнате, а заваривание в кипятке даст подсказку о человеке, которого вы ищите.
**Хаэчи — мифическое существо, в животной форме похож на медведя, но с зеленой шерстью; его особенность в том, что он способен чувствовать виноватых и наказывать их; слёзы хаэчи могут заставить человека говорить правду, его мех высоко ценится на черном рынке, потому что способен сберечь вас от беды.
Чимин не отставал от Чонгука, словно какая-то пиявка, у которой не было внутреннего дозиметра и поэтому она собиралась бесконечно долго пить его кровь. По коридору, заполненному шумными студентами, пронеслась толпа первокурсников. Чонгук даже не сразу понял и осознал, что случилось — металлическая пряжка снова оставила жгучий след на ладони. Он машинально схватился за неё, растирая и морщась, и только потом поднял голову — копна пепельных волос с сиреневым отливом ускользала, громыхала заклепками и тяжелыми ботинками, пропадая в лабиринтах университета.
— АЙЩ! — вскрикнул гневно Чонгук, осознавая всю бесполезность сего действа спустя лишь несколько секунд.
Брови непроизвольно нахмурились, он обернулся к Чимину, но тот стоял, как вкопанный и совершенно затравленно смотрел сквозь коридор. Складка на переносице Чонгука становилась всё глубже, шестерёнки в голове старались обработать и считать увиденное, чтобы сделать выводы, но он и тут опоздал. Пак сморгнул и растерянность исчезла с его холеной мордашки мгновенно, сменяясь на лисью улыбку. Пусть глаза у него и превратились в полумесяцы, но Чонгуку и не надо было их видеть чтобы нутром почувствовать — дело дрянь. Здесь явно что-то было не так, ведь Чимин никогда не теряется, его почти невозможно смутить и уж точно нельзя вывести из равновесия, а тут прям три в одном.
— Чонгука, у вас в Сеуле все такие, — он ворочал языком во рту, словно на физическом уровне старался подобрать подходящее слово, — бешеные?
Брови у Чонгука вопросительно выгнулись, лицо всё скривилось в многозначительной гримасе «с дубу рухнул, да?».
— Отвали уже, а! — четко проговорил Чон, собравшись с силами и сцепив покрепче зубы.
Чимин шагнул к нему притворно захныкав, схватился за рукава черной толстовки и заканючил совсем уж тонким голоском:
— Ну почему ты так жесток со мной? Почему мы не можем снова дружить? Я очень по тебе скучал.
У Чонгука опять вопросительный взгляд, на дне которого, на самом деле, можно было разглядеть вполне себе утвердительный ответ на свой же немой вопрос: «точно рухнул — точно псих». Он с силой вырвал руку из цепкой хватки пальцев и рванул вперед, направляясь в следующую аудиторию.
— Чонгук, обязательно надо быть таким серьезным? Мы ещё успеем убить друг друга раз десять. Давай, лучше насладимся мирным временем? — Пак поравнялся с ним, говоря уже более серьезным тоном, но Чонгука все равно не покидало ощущение, будто над ним насмехаются. — Я правда по тебе скучал.
Чужие пальцы потянулись к его волосам, но он лишь фыркнул, успешно увернувшись от чиминовых рук, и забежал в аудиторию.
Тэхён громко втягивал лапшу в рот, придерживая её палочками. Влажные от бульона губы растянулись в квадратную улыбку, а голова утвердительно качалась вверх-вниз — он всё прекрасно понимал.
— Согласен, скучать по тебе — это жуткое преступление, — Тэхён фыркнул, подцепляя палочками лапшу. Он замешкался на пару секунд, ковыряя содержимое тарелки, а потом вздохнул и произнёс: — Скажи, тебя так сильно возмущает, что Чимин открыто угрожал тебе или то, что он скучал по тебе?
— Всё сразу?! — Чонгук посмотрел на друга взглядом «сам ещё не понял, что ли?» и развел руки в стороны для пущего эффекта. — Он бросил, оставил меня с дурацкой запиской и ради чего? Ради того, чтобы в итоге убить меня? Тогда какого черта он хочет дружить со мной?!
— Слышал когда-нибудь такое выражение: «держи друзей близко, а врагов ещё ближе»?
— Это бесполезно, со мной это не сработает.
— Почему же?
— Потому что у меня нет ни тайн, ни близких людей, ни ещё каких-то привязанностей, — пожал плечами Чонгук. — Мне с детства твердили, что я стану главой Клана, пожертвовав самым дорогим, поэтому я просто вырезал в себе способность привыкать к чему-то или кому-то.
— Ты себе сердце вырезал, что ли?
— Это другое, — брови Чонгука съехали ближе к переносице, он погружался в собственные размышления, стараясь найти правильный ответ. — Я ведь не превратился в бесчувственного чурбана, которому не свойственна жалость или доброта. Я просто приучил себя отказываться от всего, что может вызвать привыкание. Проще уничтожить самому, чем у тебя отберут самое дорогое.
— Ты всего лишь закрылся от мира, — качнул головой Тэхён, выдавливая из себя снисходительную улыбку. — Пока ты не вырвал себе сердце, то остается шанс, что кто-то может найти ключ к нему.
— Даже если так, то это точно не будет Чимин.
Тэхён скорчил многозначительное выражение лица и снова втянул в себя порцию лапши. Чонгука раздражало подобное снисхождение, поэтому он с силой сжал палочки в руках, что аж костяшки побелели, а зубы недовольно скрипнули.
Больше всего на свете Чонгук ненавидел, когда к нему относились так, будто он слепой котенок, который вроде и тычется мордочкой в нужном направление, но сам до конца не понимает, что его ждет. Всё он понимал, с детства понимал. Нужно быть полным идиотом, чтобы не понять смысл тех вещей, о которых тебе с самого рождения твердили. Но был ли готов?
