— Так точно, товарищ подполковник. Появилась.
Набрав полную грудь воздуха, Андрей зачастил:
— Согласно сегодняшней сводке происшествий в парке Дружбы Народов возле памятника героям Афганистана в брошенной цистерне из-под кваса обнаружен труп девушки 16–18 лет, скончавшейся предположительно от отравления парами ацетона. Приметы частично совпадают с указанными в заявлении.
— Понятно… — медленно произнес подполковник. — Только знаешь что, Андрей, ты не говори пока матери. Возьми лучше фотографию и съезди в морг. Если это действительно она, тогда, конечно, надо проводить опознание и все, что полагается в таких случаях. А если нет…
— Товарищ подполковник! Да разве я не понимаю!
— Двадцать с лишним лет назад я тоже понял, да уже поздно было, — невесело усмехнулся подполковник.
27 декабря 1991 года (пятница), 18:40.
По случаю недавней отмены декретного времени в городе воцарилась полярная ночь. Лампочка над входом в морг была, как водится, разбита, и Андрей долго искал на ощупь кнопку звонка. Наконец ему это удалось, но на звонок никто не отозвался. Он нажал еще, потом еще раз…
— Сейчас, сейчас! Успеете… — послышалось из глубины мрачного заведения.
Дверь отворилась. На пороге стоял длинноволосый парень, одетый в некогда белый халат и джинсы.
— Чего надо? — рявкнул он, но, разглядев милицейскую фуражку, сменил гнев на милость. — Ох, извините, пожалуйста. Я думал, опять поминальщики пришли потусоваться.
Про «поминальщиков» Андрей слышал. Последователи этой новой молодежной моды, влекомые странной тягой к могилам, крестам и надгробиям, тусовались на городских кладбищах, сельских погостах и даже в морге. Наибольшей популярностью пользовалось почему-то Минаевское кладбище — наверное, потому, что на соседнем рынке можно было сравнительно недорого приобрести «косячок» и тихо побалдеть среди могил, заодно прихлебывая из стакана водку. А поскольку за питье водки на кладбище еще никого и никогда не задерживали, то обломы кайфа случались крайне редко.
— В общем, новое поколение выбирает могилы, — произнес вслух Андрей.
— Это точно, — подтвердил лохматый. — Вот я в прошлое дежурство задремал, ночью просыпаюсь, слышу — в морозильной камере голоса. Иду посмотреть, в чем дело. Смотрю — на одном столе голый покойник лежит, на другом, на третьем, а на четвертом двое живых, тоже голые.
— Тьфу! — сплюнул Андрей, передернувшись от отвращения.
— Ну ладно. Где тут ваш труп? — мрачно сострил парень, роясь в толстой тетради. — Ага, вот. Неизвестная, доставлена из парка Дружбы Народов. Номер… ага. Подождите, сейчас привезу. А то там уж очень воняет.
Стараясь не дышать носом, Андрей подошел к каталке и посмотрел на покойную токсикоманку.
— А это точно та?
— Обижаешь, начальник. Человек, он может и обознаться, а вот номер — никогда.
Для верности еще раз поглядев на покойную и сравнив ее уже слегка пожелтевшее лицо с фотографией, Андрей спросил:
— А где тут у вас телефон?
— А вон, в комнате.
На том конце провода трубку подняли мгновенно.
— Товарищ подполковник? Это Матвеев.
— Ты откуда?
— Из морга.
— Ну, как?
— Да никак, товарищ подполковник, это вообще не та девушка.
— Понятно. А где же та?
— В постели, наверное… — ляпнул Андрей первое, что пришло ему в голову.
— Очень возможно. Разберитесь и доложите, в чьей.
28 декабря 1991 года (суббота), 8:14.
— Ищи, Маузер, ищи!
Большой черный пес, обнюхав косынку, стрелой помчался вниз по лестнице. Выбежав из подъезда, он пересек двор по диагонали, таща за собой пытающегося не отстать кинолога, пробежал мимо аптеки, затем по газону, по тротуару, наискосок через улицу («В неположенном месте» — отметил про себя Андрей), снова по тротуару, вдоль квартала, спроектированного неведомым архитектором в стиле средневекового замка, с башнями, воротами и оградой из стальных прутьев толщиной в два пальца…
Маузер проскочил через дырку в ограде, затем остановился, покружился на одном месте, вылез через ту же дыру обратно, сел и жалобно заскулил.
— Ищи, Маузер! — повторил кинолог.
Маузер понюхал решетку, снова просунул морду через прутья и коротко взвыл.
— След потерян, — сообщил кинолог. — Ну и сукин же ты сын, Маузер!
28 декабря 1991 года (суббота), 9:35.
Город спал утренним сном человека, знающего, что сегодня выходной. Пассажиров в троллейбусе почти не было, и Андрей мог спокойно читать протоколы. Впрочем, надолго его не хватило.
«Итак, она, очевидно, уехала, — думал он. — Но на чем? Общественный транспорт отпадает: на Рокоссовского до самого угла ни одной остановки. Такси тоже вряд ли бы подъехало к самой ограде. Значит… Гм, а это значит, что ее кто-то ждал на машине, причем на легковой, грузовики так просто пассажиров не берут. Первый же автоинспектор остановит. Если только грузовик не приспособлен специально для перевозки людей, но это, кстати, большая редкость. Нет, это, скорее всего, была легковушка.
Ч-черт… В городе их до хрена. И, разумеется, никто из соседей легковушку не видел. Да нет, видел, конечно, просто не обратил внимания. Так, не обратил, а что из этого следует?
А следует из этого то, что в машину она села добровольно. Запишем…
Версия первая: Алиса Семенова на время отсутствия родителей уехала к своему любовнику.
Версия вторая: пользуясь, опять же, отсутствием родителей, встречает Новый год в дружеской компании, вероятно, на чьей-либо даче. Кстати, в пользу этой версии говорит прихваченная из дому телогрейка. Стоп, а откуда тогда машина? Или это был мотоцикл? Кстати, вторая версия отнюдь не исключает первую. Тут возможны любые комбинации, и перебирать их можно очень долго.
И, наконец, версия третья. Самая неприятная. Хотя и самая маловероятная. Какой-то ублюдок уговорил ее покататься, завез подальше в лес, изнасиловал и убил. Именно убил, иначе бы она уже вернулась домой. И именно в лесу, иначе труп уже попал бы в сводки.
Минуточку! А как же пропавшая телогрейка? Нет, за город ее точно кто-то уговорил поехать. Но этот кто-то ей очень хорошо знаком, и договаривались они заранее.
Итак: дача за городом. У кого-то из знакомых. Плюс машина или мотоцикл. Это уже кое-что.
Второе: Алиса жива, находится сейчас там, но рассчитывает вернуться домой раньше родителей. А вернуться они собирались тридцать первого. Значит, именно этого числа она и вернется. Или, по крайней мере, даст о себе знать. Логично? Логично.
А коли логично, то из этого вытекает третье: надо сейчас же возвращаться обратно. К заявительнице гражданке Семеновой А. В».
28 декабря 1991 года (суббота), 15:40.
Беседы сначала с Алисиной матерью, потом с завучем школы, потом опять с Алисиной матерью заняли у Андрея около полудня. Результат был удручающий. Из тридцати двух Алисиных одноклассников и одноклассниц в ее квартире периодически бывали четырнадцать. После разговора с Алисиной матерью к списку прибавился пятнадцатый: художник по фамилии «не то Седых, не то Седов». Впрочем, фамилию известного своими экстравагантными выходками художника Седунова лейтенант Матвеев знал доподлинно. Последний раз фамилия эта фигурировала в милицейском протоколе всего неделю назад, когда некое товарищество художников, скромно именующее себя «Ярило», организовало так называемую акцию «Середина зимы». Акция состояла в том, что ее участники запалили на территории городского парка огромный костер. Естественно, без всякого на то разрешения, да им бы никто его и не дал. Как только к костру собрался гонимый декабрьским холодом народ, художники публично зарезали черного петуха, громогласно объявив, что «отселе возврат солнцу с зимы на лето, нощь умаляется, а день прибавляется». Засим последовала распродажа картин столь же абстрактно-космической тематики. А как же сейчас без распродажи-то? Ну и, естественно, кончилось все в отделении.
