Я рассмеялась.
Мы еще немного поговорили. Вытянуть из дяди Лёни информацию о том, что у него случилось с теми людьми, не вышло. Как и выяснить, кто эти люди.
Ну ничего, дайте мне время – сама разберусь.
А уж чего, чего, а времени у меня впереди – вечность. Почти сорок лет.
Я активно занималась гимнастикой, бегом, бросанием ножа. Вязала носки и прочее барахло на обмен. Пересадила ещё два побега в моём садике. Семечки от «айвы», которые я положила на мокрую тряпку, и дважды в день мочила её, внезапно начали прорастать. Пришлось соображать, что использовать под горшки и где брать грунт.
Теперь я примерно полчаса выделяла на то, чтобы царапать кирпичную кладку. Собранная пыль шла на создание почвы для моих растений.
О судьбе Щукаря я старалась не думать. Но всё равно думала.
Имела ли я право его убить? Да ещё и чужими руками?
О! У меня монологи были похлеще чем у принца Датского вместе с Раскольниковым. То мне казалось, что вполне имела. Раз он чуть меня не убил. Потом я решала, что нет, я не должна была так поступать с другим человеком, что он и так судьбой наказан. Пусть бы еще сорок лет (или сколько там ему осталось), мучился.
Так ни до чего не додумалась и старалась поменьше загружаться.
Зато в окно смотрела по триста раз на дню. Иногда и ночью вставала, когда рычаг просыпалась дёргать. Подходила, любовалась. Белый ландшафт завораживал. Манил.
Я могла часами наблюдать, что там, за окном. Нет, картинка не была однообразной и не надоедала.
В газете «Сельская жизнь» я вычитала, что в рыбе есть фосфор и азот и эти вещества прекрасно подходят на подкормку растений, как удобрения. Когда мне дали кусок рыбы из кормильни, я есть не стала, хоть рыбу есть надо, это очень полезно. Вместо этого я положила её отдельно к кирпичной пыли, чтобы она перегнивала и дала улучшенный, насыщенный азотом и фосфором, прекрасный компост.
И это оказалось моей стратегической ошибкой.
Буквально через дня два эта рыба так развонялась, что я уже не знала, куда деваться. Я проклинала всё – и серокостюмного скотину-бюргера, зашвырнувшего меня сюда, и суку-свекровь, которая выгнала меня из дома без гроша в кармане на ночь глядя, но больше всех досталось газете «Сельская жизнь» и тому журналисту, что додумался написать это в газете и не сделал приписки, что рыба в компосте очень воняет.
Хотя не думаю, что селяне делают компосты из рыбы у себя в домах.
Форточки для проветривания у меня не было.
Причем, хоть я и морщилась от вони, но тем не менее выбрасывать начавшую перегнивать рыбу, я не стала. Перенесла её в санузел. И теперь вонь от гниющей рыбы конкурировала с запахами от разлагающегося трупа, точнее от головы. Я опять стала ходить в туалет в душ. А когда мне нужен был туалет, то я заходила и старалась дышать ртом. Кошмар, в общем. Больше всего я боялась, что ко мне пристыкуется кто-то и из щели для обмена попрёт эта вонь. Я даже придумала гипотезу, будто бы у меня в кресте нет никакой вони и я вообще не понимаю, о чём вы… Вентиляция, очевидно, в моём кресте работала из рук вон плохо. Или вообще не работала.
В один прекрасный день (это метафора, здесь день отличался от ночи только тем, что был чуточку светлее, а в остальном – без изменений). Так вот, однажды я по обыкновению любовалась ледяными пейзажами за окном, как мой крест немного повернул (я заметила, что кресты летали не по кругу, а элипсоидно), и я увидела внизу, на снегу россыпь огней.
Что это может быть?
Не веря глазам своим, я прильнула к окну и рассматривала до тех пор, пока окончательно не окосела и мой крест изменил траекторию и мне перестало быть видно. Внизу я увидала поселение. Или маленький город! Домики. Огни в окнах.
Мне кажется, я даже фигурки людей рассмотрела.
Значит здесь, внизу, живут люди!
Свободные люди!
Хотя возможно, это мои тюремщики. Но почему-то я сомневаюсь. Мне хочется думать, что там живут свободные люди. Я могу даже аргументы подобрать.
Выходит, это туда, вниз, в поселение, стремилось тайное общество в лице того же Анатолия и веры Брониславовны.
А мне ничего не рассказали.
В душе шевельнулся червячок обиды.
Но быстро пропал. Во-первых, времени на общение было совсем мало, во-вторых, они же меня в тайное общество допустили, даже вон задание дали. Значит, со временем собирались рассказать.
Я продолжала вспоминать затерявшийся в снегах посёлок. Покрытые снегом дома, покрытые снегом улицы. А это значит что?
А то, что мне нужны тёплые вещи. И то срочно! Не в босоножках же и в шифоновом платье мне по снегу ходить.
А вещи нужно выменивать. А для обмена надо носки, мокасины и кружево.
И я заработала крючком и спицами. Устроила почти конвейер.
На шубу конечно носков не навяжу, но хотя бы тёплые сапоги или пальто я раздобуду. Кстати, нужно начинать вязать варежки. Те узники, чей срок подходит к концу могут у меня их обменивать.
И я вязала, вязала…
А потом ко мне пристыковался новый человек.
Глава 20
Я рассматривала взъерошенного хмурого мужчину. А он соответственно – меня.
Молчание затягивалось.
– Добрый день, – наконец, первой решила нарушить гнетущую паузу я, и даже приветливо улыбнулась. – Меня зовут Мария.
Согласно правилам этикета, я вежливо оставила следующую фразу ему.
Которую он не произнёс. Просто стоял и хмуро продолжал смотреть на меня. А ведь время неумолимо шло.
– У вас обмен? Поговорить? Или что? – я предприняла вторую попытку.
Но мужчина также молчал.
Интересно, он в ступоре? Сумасшедший? Ненавидит женщин? Ненавидит всех людей?
Мне это начало надоедать.
– Всего доброго, – я раздраженно повела плечами, досадуя, что прервала из-за этого хама вязание. А ведь я начала жилетку дяде Лёне, причём хотела с ажурными узорами и нужно было вытягивать петли. А это короткими спицами ух как непросто.
– Подождите! – хрипло велел он.
Вот именно, не попросил, не сказал, а именно – велел.
– Это вы только со мной таким тоном разговариваете? Или в принципе со всеми так? – я заломила бровь (мой фирменный жест, еще из Ленинки, когда я одним этим движением ставила на место зарвавшихся посетителей).
– И-извините, – хрипло пробормотал мужчина. – Меня зовут Николай. Растерялся я что-то.
– Бывает, – решила проявить снисходительность я.
У меня здесь и так слишком много врагов развелось, так, что приходится уничтожать их, причём чужими руками. Не хочется на ровном месте заводить новых.
– Вы что – русская? – как-то совершенно глупо спросил он.
Я только глазами захлопала, соображая, что ответить.
– Неужели я первая, с кем вы здесь общаетесь? – я всё-таки сначала решила уточнить прежде, чем делать выводы.
– Нет, – покачал он головой. – Я уже несколько раз чалился, только там какие-то нелюди были.
– Ах! – обрадованно всплеснула руками я (вот и выяснилось, что мужчина этот совсем не сумасшедший, а новичок), – это вы, скорей всего с луковианцами общались.
– С луковианцами?
– Ну, коренастые такие, с широкими переносицами и покатым лбом! – объяснила я.
– Ага, ещё и по-нашему не понимают, – мрачно подтвердил он, – так что я уже решил, что здесь все такие.
– Не все, – улыбнулась я, – скоро сами увидите.
– А много здесь наших?
– Очень много. Можно сказать, даже – большинство. Луковианцев гораздо меньше. Поэтому я удивляюсь, что вы только с ними общались. Давно вас сюда эммм… закинуло? – слова полились из меня потоком.
– Не могу точно сказать, – хмуро вздохнул он, – где-то недели две с половиной я тут. Хотя уже кажется, что вечность. И главное, непонятно, где день, где ночь, но время, когда надо дёргать рычаг, как будто само подсказывает. А вы давно? Уже привыкли?
– Да не так, чтобы привыкла, но немного примирилась. Ну а что – тепло, кормят вкусно. Знай за рычаг только дёргай. Единственное, чего не хватает – это общения и милых женских мелочей. Ну знаете, цветы, духи, чашечка кофе… и всё такое… Я вот люблю желтые цветы. Чайные розы, или даже нарциссы. Главное, чтобы желтые…
