Судя по звуку, рацию вырвали из рук Мафую. И Акено сразу догадалась, кто мог это сделать.
— Мике, больше так не делай! — возмущённо произнесла Моэка. — Ты меня напугала.
— Прости, пожалуйста, — сказала Акено. — Но со мной всё хорошо. Как у вас дела?
— Похоже, противник нейтрализован, — ответила Мафую, отобрав рацию обратно. — Мы победили.
Оказавшись на палубе, командир побрела к ходовой рубке. Она перешагивала через тела, заставляя себя смотреть строго вперёд. Но иногда взгляд цеплялся за мёртвых солдат. Некоторые были застрелены, но большая часть лежала в разных позах с гримасами боли и ужаса. Из их ушей, глаз и ртов капала кровь. Это было жуткое зрелище — может, даже более жуткое, чем на «Флетчере». И ужаснее всего было то, что к этим смертям Акено была хотя бы косвенно причастна.
На залитый кровью мостик она вернулась раньше всех. Здесь тоже были мёртвые враги, но они были застрелены, а не погибли от баротравмы. Это значило, что тут был бой. В последний момент враги добрались-таки до мостика.
Неужели кто-то пострадал?
— Командир! — её стиснула в объятиях Коко. — Ты жива!
— Да… — прохрипела Акено, которой резко стало не хватать воздуха, и не без труда высвободилось. — А ты как? Что тут случилось?
— Да это всё наша Ширетоко постаралась, — ответила секретарь, указывая на вошедшую рулевую. — Они ворвались прямо сюда, а наша трусишка схватила автомат и всех троих порешила! А она у нас та ещё штучка. Да, Ширетоко?
— Я… я просто испугалась, — Рин скромно потупила взор, но, увидев тела, побледнела и уставилась в потолок.
Акено выдавила из себя какой-то жалкий смешок. Она чувствовала себя совершенно опустошённой.
____________
1. Линкоры типа "Ямато" оснащались шрапнельными снарядами для борьбы с авиацией. По свидетельствам американских пилотов, они были неэффективны.
2. Противоминный калибр, он же вспомогательный. Назван так, потому что исторически предназначался для борьбы с кораблями, вооружёнными торпедами ("самодвижущимися минами") — эсминцами, торпедными катерами и т. д.
10. Финал
— «Хареказэ», это «Мусаши», — раздался усталый голос Моэки. — У нас контакты на радаре. Прямо по курсу.
Акено переглянулась с остальными, кто был на мостике. Мой, Шима, Коко и Рин заметно нервничали. Либо корабли, уже расцепившиеся после боя, прошли верным курсом, либо на выходе из тумана их ждал противник.
— Нас вызывают, — доложила Мэгуми. — Это частота Морских Сил Самообороны.
— Соединяй, — ответила Акено и сняла со стены телефонную трубку. Её слух тут же был атакован строгим мужским голосом:
— Неизвестные корабли, приём! Говорит корабль Сил Самообороны Японии «Мирай». Немедленно назовите себя и двигайтесь тем же курсом. Отклонение от курса и применение оружия будут расценены как агрессия.
Несмотря на недвусмысленную угрозу в голосе, Мисаки почувствовала облегчение. Они вернулись.
— «Мирай», говорит учебный эсминец «Хареказэ», морская академия Йокосуки, бортовой номе Игрек-четыре-шесть-девять, командир Мисаки Акено. С нами учебный линкор «Мусаши», бортовой номер Игрек-один-один-восемь, командир Чина Моэка, — произнесла Акено.
— «Хареказэ»? Ох чёрт… соединяю вас с академией.
В эфире воцарилась недолгая тишина. Мисаки уткнулась лбом в стену и закрыла глаза. Она понимала, что опасность миновала, но внутри оставалось какое-то напряжение.
— «Хареказэ», «Мусаши», говорит Мунетани Маюки, директор морской академии Йокосуки. Каков ваш статус? — голос директора был полон волнения.
— Это «Хареказэ». У нас на борту… — Акено заглянула в планшет Коко. — Семнадцать «трёхсотых», из них трое тяжёлых.
— Говорит «Мусаши». У нас десять «трёхсотых», из них двое тяжёлых, — голос Моэки дрогнул. — И один «двухсотый».
Долгое молчание. Командир «Хареказэ» даже начала думать, что случилось что-то плохое. Но наконец тишина прервалась:
— Вас поняла. Следуйте в академию. К вам уже направлены спасательные команды «Синих русалок». Рада, что вы вернулись.
Улыбнувшись краем губ, Акено развернулась к остальным.
— Мы возвращаемся в академию.
Через секунду по кораблю прокатилась волна всеобщего ликования. Они выжили, они смогли справиться с ударами судьбы, они вернулись домой. Уставшие, измученные, израненные, курсанты всё же смогли добраться до дома. Всё то, через что пришлось пройти, было не зря.
— Эм… «Хареказэ», «Мусаши», приём, — снова ожило радио. — Это «Токицуказэ». Мы проводим вас к академии. Следуйте за нами.
— Принято. Только не гоните — мы не можем разогнаться выше двадцати узлов, — попросила Акено. — Рин, держись в кильватере «Токицуказэ».
Тут её начал пробирать смех. Истерический, неуместный, ненормальный смех. Остальные уставились на командира с испугом, но Мисаки ничего не могла с собой поделать.
— «Токицуказэ», — проговорила она, сползая по стене на пол. — Снова «Токицуказэ»…
Смех затихал, сменяясь одиночными всхлипываниями. Акено села, размазывая по лицу слёзы, которые с каждым мгновением лились всё активнее.
— Командир, всё в порядке? — спросила Коко, присаживаясь напротив.
— Всё хорошо… правда, — сказала Мисаки и начала реветь.
Теперь, когда экипажу перестала грозить смертельная опасность, её прорвало. Больше не надо было сохранять спокойствие и здравомыслие, ожидать нападения. Больше не требовалось запрещать себе даже малейшую слабость. Можно было наконец-то поплакать. За экипаж, которому пришлось буквальными потом и кровью заслужить право на выживание. За Маширо, что всё ещё лежала без сознания в лазарете. За сержанта Каваду, так и не увидевшего свою семью. За Моэку и её экипаж, отважно бросившийся на помощь и тоже пострадавший. В конце концов, за себя…
— Всё хорошо, командир, — Коко обняла её. — Мы почти дома.
— С Широ ведь тоже всё будет хорошо? И с остальными? — спросила Мисаки.
— Конечно. С нами наша братва!
Акено смогла успокоиться и взять себя в руки, когда к кораблю подошёл спасательный катер «Синих русалок». На него переправили всех, кто сейчас был в лазарете, и заодно Минами, которая за ними присматривала, а значит, лучше всех знала их состояние. Ещё один катер забрал раненых с «Мусаши». Остался лишь страшный груз в холодильнике, который обещали забрать уже когда они пристанут к берегу. Кроме спасателей, на борт поднялись и боевые отряды, которые занялись телами солдат. «Русалки» выложили тела в ряд на палубе, накрыли плащ-палатками и сложили отдельно оружие. Другие тем временем отвязали и увезли катера. Палуба напоминала разворошенный муравейник, и присутствие посторонних, да ещё и при оружии, вызывало у Акено какую-то подсознательную тревогу. Как будто в голове уже сложился условный рефлекс: с оружием по палубе её корабля ходят либо члены экипажа, либо враги.
Кроме спасателей, кругом было много других кораблей. В основном это были корабли академии и «Русалок», но среди них мелькали и эсминцы Сил Самообороны.
— Швартовой команде собраться на палубе, — приказала Мисаки, когда «Хареказэ» подошёл к гавани.
Рутинный, скучный процесс швартовки в другое время был бы унылой тягомотиной, но сейчас экипаж взялся за него с небывалым и, возможно, даже нездоровым энтузиазмом. По крайней мере, после недавнего боя, когда казалось, что вот-вот всё будет потеряно, рутина казалась чем-то близким к раю. Как только эсминец пришвартовался и был спущен трап, осталось лишь выслушать указания Мафую Мунетани и отдать последний приказ.
— Всему экипажу внимание! Заглушить ГЭУ, отключить всё оборудование. Всем сойти на берег и построиться. Оружие оставить у трапа. И не забудьте свои вещи. Мы дома.
Акено покидала корабль последней, убедившись, что всё в порядке. Рядом с трапом было разложено оружие, не так давно бывшее в руках экипажа. Сглотнув, Акено положила рядом кобуру с «Намбу», подсумки и штык-нож. Медленно сняла с плеча ремень с «Арисакой» и крепко сжала её обеими руками. Дыхание участилось. Не получалось даже просто разжать руки и позволить гравитации закончить всё самой, не говоря уж о том, чтобы наклониться и положить винтовку на палубу.
