Девочка оставила всё, вышла, заперла дверь и стала перебирать связку. На этот раз её выбор пал на узкий вытянутый ключ. Она вставила его в замок и открыла дверь снова, но на этот раз никаких сокровищ за ней не оказалось вовсе. Комната превратилась в кладовую, где на пыльных полках стояли флаконы и бутыли, банки и коробки, а под потолком висели связки сушёных трав. Видимо, бабушка серьёзно занималась зельеварением. Алекто не стала заходить в кладовку: она боялась что-нибудь ненароком разбить, ведь в комнатке было довольно тесно.
Азарт открытий захватил девочку, и она поскорее открыла дверь следующим ключом. В третий раз комната преобразилась в гардеробную. Остро запахло средством от моли. Поморщившись, Алекто стала перебирать вешалки с платьями и вскоре поняла, что не отказалась бы покрасоваться в одном из них. И вот в этом, пожалуй, тоже... И в этом... Если бы у неё дома было хоть одно такое платье, она бы не стеснялась каждый раз на балу у Малфоев, что одета так скромно. Может быть, вместо драгоценностей попросить у бабушки платье? Но она быстро отмела эту мысль: за золото можно заказать хоть какой наряд. Алекто закрыла и эту дверь и нашла следующий ключ, наоборот, массивный и толстый.
В четвёртый раз комната исчезла вовсе, а девочка оказалась в залитом солнцем лесу. Однако, увидев, что дверь стала порталом, она поскорее закрыла её. Не хватало и на этот раз застрять в лесу, который, судя по времени суток, находился невесть где.
Пятый ключ перенёс её в зимнюю стужу, и Алекто начала догадываться, в чём тут дело. Когда бабушке надоедал день, она переносилась туда, где в это время была ночь. А надоедало лето — отправлялась в зиму. Однако же, старушка была истинной ведьмой...
Алекто захлопнула дверь, за которой тянулись необозримые снега, попрыгала, чтобы согреться, и стала искать последний разрешённый ключ.
В шестой раз всё оказалось до смешного просто, и кладовка превратилась в обширный винный погреб. Девочка равнодушно посмотрела на бочки и бутылки: лёгкое столовое вино ей давали за обедом каждое воскресенье, поэтому погреб не вызвал никакого интереса. Итак, самой ценной оставалась первая открытая дверь, за которой хранились сокровища.
Алекто вошла в сейф ещё раз и, внимательно осмотрев всё, что было на виду, выбрала отброшенное ранее жемчужное ожерелье и тут же надела. Зеркало она взяла и аккуратно положила в безразмерный ридикюль. Бабушка же не сказала, что можно взять только один подарок? Для символичного счёта девочка стала искать третью вещь, и наконец её внимание привлекла небольшая бархатная коробочка. Внутри неё лежали два перстня, тонкие, украшенные мелкими камушками, один, судя по всему, мужской, другой женский. Алекто и сама уже носила маленькое золотое колечко с бриллиантом, ведь она, в конце концов, была помолвлена. Однако при виде этих двух колец она вспомнила жалкие обручальные кольца родителей — один золотой ободок — и поняла, что должна взять эти два им на замену. Как мама с папой будут довольны, когда дочь принесёт им такое сокровище! Ясно же, что Амикус выберет что-нибудь безвкусное или неподходящее. Если бабушка ему, конечно, разрешит...
Бархатная коробочка тоже отправилась в ридикюль. Алекто закрыла дверь и заскучала одна в пустом доме. Свечи потрескивали в люстре под потолком, карты валялись на каминной полке, а сокровища были надёжно спрятаны в безразмерном ридикюле. Девочка прошлась по комнате раз, другой, заглянула в кухню, в спальню, почитала названия книг на полке. Под креслом она нашла два клубка, синий и красный. Они были размотаны, а концы нитей вились по полу, путаясь и по десять раз пересекая друг друга. От нечего делать Алекто смотала оба клубка и связала вместе красную и синюю нить, чтобы больше не путались.
Но взгляд её всё чаще обращался к ключам на столе. Что же прячет бабушка в последнем, седьмом варианте комнаты? Ещё золото? Вряд ли. Наверняка там что-то особенное, отличное от всего, что она уже видела. А если бабуля промышляет чернокнижием? Или некромагией? В таком случае, седьмой ключ запирает то, что не позволено видеть тринадцатилетней девочке: истёртые пергаменты с описанием кровавых ритуалов, древний жертвенный камень, обсидиановые ножи... Может быть, там есть даже отрезанная рука висельника или сложены человечьи кости...
Алекто опомнилась. Что она, в самом деле, городит? Бабушка у неё — само очарование, она кормит вкусными пирожками, по стенам у неё милые картинки, а на полках — травники и сборники бытовых чар. Разве можно думать про неё, что она убивает людей в полнолуние? Или что там ещё чернокнижники творят?
Девочка оглядела комнату и неожиданно вспомнила то, как не хотел отец их отпускать. Вспомнила его слова о том, что у родственницы больше мотивов и способов убийства. Вспомнила о горах драгоценностей за дверью и вдруг поняла, что у неё по спине уже давно течёт холодный пот. На негнущихся ногах Алекто дошла до кресла и уселась в него, подобрав ноги и подол. Ожерелье жгло ей шею, но у неё не было сил поднять руки и расстегнуть замочек.
Ведь она ничего не знала о бабушке. Даже имени. Она не знала, куда привёл её таинственный провожатый, и у неё не было способа связаться с домом. С чего она вообще взяла, что старушка под конец жизни вознамерилась передать внукам все свои сокровища? Может, она решила унести их с собой в могилу? А чтобы уж точно никто ни на что не смел претендовать, самое простое — избавиться от наследников. Алекто почувствовала, как холодный пот течёт у неё с висков. Конечно, старушка скажет, что не нашла Амикуса. А что было в чае?!
Девочка вскочила, заметалась по комнате, дрожащими руками достала из ридикюля волшебную палочку, потом нерешительно присела на стул. Мерлин, а если всё не так, как кажется? Что если бабушка мухи не обидит и в самом деле решила просто познакомиться с внуками? И вот она приводит Амикуса, а премудрая Алекто укладывает её Ступефаем. Хороша она будет, нечего сказать...
Алекто на всякий случай поискала у бабушки Дымолётный порошок и, не найдя, помрачнела. Теперь ей казалось, что весь дом шуршит и трещит; слышались ей даже и чьи-то шаги. Мысли о том, что это всего лишь мыши возятся под полом, её не успокоили. К приходу бабушки она уже должна была точно знать, чего ждать. Гостиная ей не давала ничего; к платьям и вину придраться было нельзя, даже к зельям и золоту. Ответ был за седьмой дверью, недаром бабушка и думать запретила о том, чтобы её открыть.
Алекто взяла связку ключей и выбрала из них запретный. Держа палочку в левой руке, она осторожно подошла к двери и прислушалась, но внутри всё было тихо.
Она осторожно вставила ключ в замок и медленно стала поворачивать. Замок щёлкнул оглушительно громко, так, что Алекто даже замерла и испуганно огляделась по сторонам. Ей показалось, что кто-то мелькнул в окне, но никакие силы не заставили бы её отойти от двери и задёрнуть шторы. Она потянула дверь на себя.
Изнутри дохнуло подвальной сыростью, плесенью и ещё чем-то сладковатым, а за дверью была кромешная тьма. Алекто не смогла понять, чем это пахнет, как и не успела как следует вглядеться во тьму. Неведомая сила подхватила её и втащила внутрь.
* * *
Амикус пришёл в себя, но не рискнул сразу открыть глаза. Он понял только, что лежит прямо на земле, а всё тело ломит от холода и неудобной позы. До него доносился шум ветра в вершинах деревьев и изредка — зловещее уханье совы. Он всё ещё был в лесу. На всякий случай мальчик немного полежал не шевелясь: он опасался, что поблизости бродит тролль. Однако вскоре лежать так стало невмоготу, и Амикус попытался сесть. Это удалось ему не сразу: руки подламывались, а голова гудела, как после удара. Впрочем, нельзя было исключать того, что он и в самом деле стукнулся об какой-нибудь корень или камень. Он плохо помнил, как долго брёл по лесу и как ухитрился упасть. Кажется, он куда-то провалился... В яму или в овраг?
Амикус ощупал себя и понял, что дела хуже, чем показалось сначала: помимо головы, у него болело бедро, зудели царапины на лице и руках. Кроме того, он долго пролежал на земле и успел простудиться. Наощупь найдя какой-то корень, мальчик ухватился за него и попробовал подняться, однако это удалось ему с трудом. Нога болела, и особенно сильно — всякий раз, когда он пытался на неё опереться и сделать хоть шаг. К тому же, темнота вокруг не предвещала ничего хорошего. Тогда мальчик принял единственное верное в этой ситуации решение: он присел, опираясь спиной о земляной склон, подтянул колени к груди и замер.
Ушибленная голова болела, но соображала. Так, мальчик понимал, что не знает, где он, который час и что ему делать. Он решил, что, если будет сидеть тихо-тихо, его никто не тронет, даже злобный тролль. Некоторое время в темноте он слышал только своё дыхание.
Мысли были невесёлыми. Найдут ли его здесь, в дремучем лесу? Конечно, если они с Алекто не вернутся в четыре часа, мама с папой поднимут тревогу. Но ведь они по своей глупости ушли так далеко, на несколько миль... Наверное, нет никакой бабушки, всё это кем-то подстроено, может быть, папиными врагами... А может быть, Алекто умница и сумеет спастись, а он — нет... Или она скажет, что сама видела, как он утонул в болоте. Тогда его перестанут искать, он останется здесь, в лесу, и умрёт от голода и холода, если его раньше не съест какой-нибудь лютый зверь. Ведь Алекто его не любит, никогда не любила. Наверное, он на её месте и сам бы себя не любил. Мелкий мальчишка, вредный, мстительный... А как не мстить? Ведь иначе в этом мире не проживёшь.
