ты очень любишь Гермиону… — грустно сказал дядя Гарри, а я всхлипнула. Мне было страшно оттого, что мама завтра отреагирует «как всегда», но в последний раз… А если я ей… если она меня… если….
— Мамочка… — прошептала я, стараясь не уснуть, потому что тогда ее разбудят. Мальчик помог мне дойти до дивана, где я расплакалась. В гостиной никого не было, только дядя Гарри. Но при нем можно, потому что он меня успокаивал бесчисленное число раз, когда мамочка была злой. Потом я успокоилась и ушла в спальню, стараясь не разбудить маму.
Гарри смотрел на красивые стены гостиной. Они сияли тысячей огоньков, особенно надпись: «С днем рождения, Гермиона». Мальчик даже не представлял себе, что можно так отдавать себя любимому человеку. Гарри подумалось, что, если бы у него была мама, наверное, он смог бы ее любить вот так? В груди шевельнулось что-то теплое. Мальчик тихо всхлипнул. Подарок для Гермионы у него был, о нем тоже подумала эта малышка, иначе Луна просто не воспринималась — именно, как малышка.
Минерва МакГонагалл вошла в гостиную неслышно для Гарри. Оглядевшись, женщина поняла, что СОВ уж точно Луна сдаст легко. Ее внимание привлек тихий всхлип мальчика, и женщина сделала то, чего не позволила бы себе никогда раньше, но сейчас их никто не видел. Не видел, как юный герой горько плачет в руках обнимавшей его женщины. Минерва понимала, что жизнь мальчика вряд ли была сладкой, поэтому пыталась подарить ему хоть немного тепла. Гостиная выглядела очень красиво, профессор МакГонагалл надеялась только на то, что мисс Грейнджер сумеет оценить то, что вложила ее… пожалуй, дочь…
***
Утром я почти дрожала, что мамочка, конечно же, заметила. Мне было страшно от того, что она может отреагировать так же, как реагировала… тогда. Я очень боялась ее гнева и того, что она не захочет меня больше видеть.
— С днем рождения, мамочка, — тихо сказала я, стараясь взять себя в руки.
— Спасибо, моя хорошая, — какая у нее улыбка красивая! Родная магия обняла меня, заставив ощутить тепло. — Ну что, поднимаемся?
— Да, мама, — кивнула я, почувствовав себя намного спокойнее. Она не рассердилась, может быть, пронесет?
— Одеваемся и топаем, — мамочка улыбалась так счастливо, что я поняла — даже если рассердится, ради такой улыбки я готова на все.
Мы умылись, помылись, оделись и вышли одновременно из комнаты. В гостиной слышались шепотки, но было тихо, насколько я слышала. Я шла так, чтобы оказаться позади мамы. Если сразу сильно рассердится, я хоть убегу обратно, пока чуть-чуть не остынет. Ну, наверное… мамочка замерла, а потом вдруг повернулась и сжала в объятиях.
— Спасибо-спасибо-спасибо! — мама, кажется, плакала. Она улыбалась, по ее лицу текли слезы, отчего я даже немного испугалась. — Спасибо тебе, маленькая!
Гермиона подозревала, что малышка приготовила какой-то сюрприз, потому что очень уж была похожа Роза на саму Гермиону в детстве, до того, как… но вот такого совсем не ожидала. Расцвеченная красивыми огоньками и лентами, гостиная выглядела совершенно празднично. Переливающаяся надпись-поздравление заставила Гермиону просто задохнуться от обилия эмоций. То, что это сделала Роза, ставшая Луной, не подлежало сомнению, теперь стал понятен и страх девочки с утра. Неужели выросшая Гермиона могла наказать ребенка за… за такое чудо? «Какой же я стала дурой», — вздохнула кудрявая девочка, принявшись обнимать уже дрожавшую Луну. Только наобнимав ребенка, Гермиона шагнула в гостиную, чтобы увидеть Гарри. И профессора МакГонагалл?
Вот это была уже очень большая неожиданность. Мальчик сжимал в руках букет цветов. Как он узнал, какие она любит? Хотя, понятно, как… «Маленькое чудо мое», — с нежностью подумала кудрявая девочка, принимая полностью тот факт, что Луна и есть ее дочь из далекого будущего. Ей не хотелось сейчас думать о плохом, потому что день был волшебным — подарок от Гарри, волшебный подарок от Луны… Прекрасное настроение преследовало девочку весь день. И улыбающаяся профессор, поздравившая ее. Улыбающаяся! МакГонагалл!
Мамочка совсем не рассердилась, а улыбалась весь день, она была такой радостной! Почему же тогда… Может быть, вправду из-за зелий? Я защищу ее от всего на свете! Чтобы она так улыбалась всегда… Потому что это же мамочка… Почему-то исчез профессор ЗОТИ, и еще дядя Гарри какой-то задумчивый весь день, вот. Наверное, потому что мамочка его поцеловала.
А вечером было чаепитие для всего факультета, и даже декан наша пришла, только она теперь еще и директор, вот. Она улыбалась, а потом домовики принесли огромный, просто огромный тортик. И на нем было написано: «С днем рождения», а еще — «самой лучшей на свете», и мамочка опять была с мокрыми глазами, но она сказала, что это от радости и она никогда-никогда не будет сердиться на меня.
— Ты мое чудо, — так мамочка сказала, а я заплакала, потому что… ну это же мама!
— Хотела бы я, чтобы меня так любили, — тихо сказала наша староста маме. — Она же без тебя даже дышит с трудом, это всем видно.
— Не обидели бы ее… — ответила мамочка, погладив меня. А я просто ластилась к ней, потому что магия же…
— Слизней заткнул профессор Снейп, — ответила девушка. — Пообещал страшные кары тому, кто откроет рот. С нашими тоже поговорила декан, да и с тех пор, как «шутников» от нас забрали, спокойнее стало. Умников мало что интересует, кроме книг, а барсуки никогда не обидят просто так.
Вечер закончился, мамочка еще раз поцеловала Гарри в щеку, и он очень забавно покраснел, а потом мы ушли в спальню. Мамочка меня долго расспрашивала, а потом называла себя взрослую плохими словами и говорила, что это ее побить надо было. А мамочку нельзя… Ведь это же мама… Засыпалось как-то очень тепло. Необычно тепло и сладко в этот день.
— Что, маленькая? — спросила меня мамочка, когда я смотрела на нее перед сном.
— Ты не плачешь в подушку, — ответила я, гладя ее по руке. — А
