И опять гвардейцы.
И потом другой день, точно такой же, как предыдущий.
И еще один.
И еще.
Сны стали острыми и колючими, как когти, рвущие его здравомыслие, как ногти Императора, царапающие кожу, когда он проводил костлявыми пальцами по его запутавшимся волосам.
***
Ослепительно белый свет кровоточил выгоревшими от солнца воспоминаниями о Каньоне Нищего, грозно вырисовывающимся среди далеких дюн Татуина.
Снова ребенком, не старше девяти-десяти лет, Люк сидел на самом краю пропасти, свесив ноги с крутого обрыва, и пинал пятками стену каньона, сбивая мелкие камешки, которые уносились в глубокую тьму разлома далеко внизу - в безжизненной, холодной скале, никогда не видящей дневного света.
Сверху упала тень - обжигающая жара немедленно сменилась прохладой - и Люк повернулся, жмурясь от ярких венцов двойного солнца. Он увидел позади незнакомого мальчика своего возраста - его одежда, обсыпанная песком пустыни, была похожа на одежду Люка, а копна каштановых волос выцвела под солнцами, как у всех татуинских ребят.
Он не смотрел на Люка, он смотрел дальше - всматриваясь в глубину пропасти, полностью очарованный…
В болезненном любопытстве Люк наклонился вперед, пытаясь увидеть то, что так захватило внимание мальчика…
Глубокий каньон погрузился в жуткую темноту, поднявшийся ветер хлестал раскаленный песок, закручивая его в вихри. Люк оглянулся, но мальчик уже ушел, а солнечное небо сменилось ночным, со вспыхнувшими на черном бархате знакомыми звездами.
Далеко внизу он услышал бросающее в дрожь завывание, дикое и первобытное - заставляющее вглядываться в дно каньона, где текла быстрая река, вытеснившая столетние сухие камни; звезды искаженно отражались в ее чернильных глубинах, а волны выбрасывали по краям белую пену. Далекая черная лента на фоне красной ржавчины высоких стен ущелья.
Ветер яростно завопил, сшибая и толкая Люка вперед, не давая никакой возможности ухватиться за скользящий под руками песок.
Он упал с отвесной стены, летя вперед с протянутыми руками и отчаянно крича в надежде, что хоть кто-то услышит его.
Во время падения он перевернулся лицом вверх, и весь его мир, вся его жизнь сжимались к далекой, узкой полосе звездного неба между границами каньона - в приближающемся все громче яростном рёве реки…
Тяжелый, потрясший тело удар. Он упал плашмя в ледяную, черную воду - моментально теряя небо в ее глубинах.
Задержать дыхание…
Однако его тянуло глубже, оставляя убегающий след воздушных пузырьков.
Не дышать…
Вниз. Ледяная, окутывающая тьмой вода давила на него, вопреки всем его усилиям бороться с ней.
Не дышать…
Вниз… давно ушедшая реальность, ноги, пинающие пустоту, без надежды всплыть наверх.
Не дышать… еще секунду…
Легкие горели, ни верха, ни низа, ни неба, ни света, только черная смоль.
Еще одну секунду…
Грудь поднялась в отчаянии, пытаясь втянуть воздух; пальцы напряглись, чтобы найти что-нибудь… хоть что-то.
Только еще секунду…
Легкие сжались в борьбе.
Не дышать…
Не…
Дышать.
Он закрыл глаза от усталости и головокружения… и прекратил бороться, прекратил сопротивляться, прекратил надеяться.
В удушье он потянул воздух - и только темная вода ответила ему, затопляя легкие и давя на него, как камень… и все остатки надежды ушли с этим вздохом, вытесненные чернильной, ледяной водой.
Он закрыл глаза и тонул…
***
Лея вскочила в кровати, цепляясь за простыни и судорожно дыша от нехватки воздуха; отчаянная, безумная, испуганная.
- О! Все хорошо! Все хорошо, Лея. Все хорошо… - Хан поднялся и обнял ее, пытаясь привести в чувство, пока она панически ловила ртом воздух. Голос его был потрясенным и успокаивающим одновременно. - Все в порядке, - повторил он много раз. - Все в порядке, Лея. Все хорошо… Все хорошо. Никто не обидит тебя. Никто не навредит тебе. Ты в безопасности… ты в безопасности… в безопасности.
***
Его встряхнули от сна, посадив вертикально, пока он силился открыть глаза, затем бросили вниз.
Пытаясь защититься, он сразу свернулся на полу - зная, что это не поможет и слыша шипящее гудение силовых пик.
Первый удар последовал тут же, как он упал - по пояснице, заставляя и без того больные мышцы яростно сокращаться. Второй обрушился на плечо, еще два – по рукам, сводя тело спазмами и выбивая из легких воздух. И слишком много ударов потом. Слишком много, чтобы различить их по отдельности. Только сплошная боль, неукротимая, жестокая, острая, она останавливала дыхание и забирала разум.
- Хватит, - голос Палпатина, бесстрастный, спокойный, холодный.
Хватит.
Воздух встал в горле, мышцы продолжали непроизвольно сокращаться.
Громче, чем крик, шелест плаща по гладкому полу, близкий как никогда.
У головы шаги остановились; воцарилась тишина.
И опять шорох одежд рядом с ним.
- Джедай?
Он не мог говорить.
- Джедай? - рука очень мягко провела по его лицу и волосам, заставляя вздрогнуть.
- Им продолжить?
Он не мог говорить, и только окровавленные губы сложились все в тот же отчаянный ответ: Нет.
- Думаю, им все же нужно вернуться, - голос стал жестким, полным разочарования.
«Нет, Мастер», - беззвучно шевельнулись в тишине губы.
Люк ощутил улыбку, наслаждение.
- Это было так трудно, друг мой?
Долгая тишина, тяжело бьющееся в груди сердце.
- Это было так трудно?
«Нет», - губы едва двигались.
Опять молчание. Он пытался дышать, игнорируя боль и сглатывая кровь, перекрывшую горло.
- Мне уйти, друг мой? Ты хочешь, чтобы я ушел?
«Да»
- Тогда я оставлю тебя. С ними.
Тяжелый, черный плащ оцарапал лицо Люка.
«Нет, подождите…»
Палпатин шел не оглядываясь.
«Нет… Мастер!»
Шаги слегка замедлились, и потом вновь начали удаляться.
«Пожалуйста!»
Они остановились. Люк потянул воздух, в безумном отчаянии находя силы для голоса, хриплого, ломаного:
- Нет, Мастер. Пожалуйста… не уходите.
Повторная улыбка ситха сожгла его душу. Он не должен был видеть ее, не должен был слышать ее в голосе Палпатина. Она сожгла его душу.
- На самом деле я никогда не оставлю тебя, друг мой. Никогда больше.
Его Мастер развернулся и пошел обратно, шурша своим черным плащом, заставляющим тело дрожать; присев рядом, он заговорил чуть слышным, чарующим голосом:
- Ты хочешь, чтобы они остановились? Ты ненавидишь их за то, что они делают? О, как сильно ты должен их ненавидеть. Как сильно бояться. Как легко ты позволяешь им контролировать тебя.
«И как легко ты можешь остановить их»
Это было сказано только для Люка.
– Я даю тебе подарок, друг мой. Тот, который не мог дать раньше. Подарок свободы.
Люк знал, что эта свобода была также рабством. Но это больше не было важно.
- Однако взять его ты должен сам. Свобода повсюду вокруг тебя, она лишь ждет, когда ты призовешь ее к себе, когда установишь над ней свою власть. Но ты должен сделать это. Ты один.
Голос его Мастера перешел к шепоту, когда он наклонился к Люку, болезненно проводя пальцем линию по запачканной кровью щеке:
- Призови ее к себе. Только ты один можешь закончить это.
И затем его Мастер встал и направился к двери, и Люк знал, что теперь ничто не помешает ему уйти. И что когда он уйдет…
Двери закрылись, лязгнули замки, и гвардейцы вновь окружили его.
Нет… не опять… не снова…
«Хватит»
Гнев и страх хлынули потоком, и Тьма ответила, мощная и знакомая, идя по огненному следу, вспыхнувшему в его сознании…
И он не отодвинул ее. Не сдержал.
Это не было случайностью или мимолетным промахом.
Он открыл себя ей, открыл свои разум и душу, позволяя наполнить себя…
Безошибочная ясность; знание абсолютной, безоговорочной мощи. Никаких ограничений, никаких последствий. В ожидании, что ее используют, указав направление и цель, она кричала об освобождении…
Воздух был заряжен, как в момент перед ударом молнии…
Сверху к нему надвигалась силовая пика - так медленно - очень медленно - как будто само время поклонилось Тьме. Люк изогнулся и легко поймал прямолинейный наконечник. Заряд прошелся по руке, но удар был поглощен Тьмой; боль по-прежнему ощущалась, но не имела больше значения. Его гнев обошел ее, сужаясь к абсолютному центру.
Он направил Тьму к человеку, держащему пику, и ударил его Силой, разрывая одновременно во все стороны. Органическое тело издало звук, похожий на треск шелка и водяной взрыв, наполняя пространство алым дождем.
