Однако Гарри стал заметно сдержаннее относиться к своему профессору и старался сократить число их пересечений до минимума. Спустя несколько месяцев он почему-то начал бояться Снейпа.
***
- Что-то вы стали непомерно тихи, - с усмешкой заметил Снейп на одной из отработок, когда Гарри сидел с ним наедине, полностью погруженный в чистку котлов, - не устраиваете показательных драк, не препираетесь со старшими…
Наверное, весь вид Гарри демонстрировал, что мальчик был близок к тому, чтобы сломаться. Сложившаяся ситуация была способна загнать в угол любого взрослого, не говоря уже о пятнадцатилетнем подростке. Разумеется, Снейп никогда не был так слеп, чтобы не видеть этого. Но он как будто жаждал внести свою лепту в уничтожение Поттера, даже если формально считалось, что они сражаются на одной стороне.
- Я полагаю, что ваш новый преподаватель Защиты сразу верно определила способ обращения с вами, Поттер. Вы способны понимать только один язык убеждения. Как видите, я был прав тогда, а вы мне не поверили.
На этот недолгий монолог Гарри не ответил ничего. В последнее время ни на одну из подобных реплик он ни поворачивал головы, ни даже ухом не вел, будто в данную минуту обращались не к нему; повязка на руке промокла и пропиталась грязной водой от длительного мытья зельеварческой утвари, отчего недавние порезы на коже вновь начало саднить.
Он знал, что Снейп был уверен, что Гарри лучше всего подходил метод дрессировки, словно животному, но он продолжал молчать, зная, что это не худшее, что про него мог думать Снейп.
Почему его заботило мнение профессора о самом себе, Гарри вопросом не задавался.
***
Несмотря ни на что время шло и наступило Рождество. То самое Рождество, которое Гарри впервые праздновал с Сириусом в родовом особняке Блэков. И именно в это Рождество в один из дней на пороге особняка появился профессор Снейп, чтобы сообщить Гарри о назначении ему занятий по окклюменции после нападения на Артура Уизли. Наедине с ним, со Снейпом.
Что от Гарри потребуется на этих уроках, он тогда еще до конца не знал. Но вспоминая, как однажды Снейп уже проникал насильственно в его сознание, он заранее испытывал тошноту и страх.
***
Гарри начал жить от отработки до отработки, от понедельника до понедельника; и каждый понедельник под вечер он брел в подземелья, пересиливая себя, и выдыхал, когда ментальное и моральное насилие над ним на эту неделю заканчивалось.
Гарри делал все, что говорил ему Снейп, но он не справлялся: каждый раз маг слишком грубо и жестко вторгался в сознание подростка, так, что тот оказывался неспособным защитить свои воспоминания. По прошествии некоторого времени Гарри понял бессмысленность и безрезультатность этих занятий и, наплевав на Снейпа, обратил все свое внимание к желаниям Волан де Морта, которые он теперь практически каждую ночь наблюдал во снах.
- Вы опять лезете в сознание Темного Лорда и смотрите то, что вам запрещено, - холодно вынес свой вердикт Снейп после очередной проверки проделанной за неделю работы.
- Я не смотрю - оно само всплывает неожиданно прямо среди моих снов, - вяло оправдывался Гарри, еще не придя в себя после нового сеанса копания в его мозгу. Он оперся на парту, но, чувствуя, как равновесие предательски ускользает, пересел на стул от греха подальше.
- Разумеется, этого не происходило, если бы вы перед сном очищали и закрывали свое сознание! Мы больше месяца топчемся на одном и том же месте!
Гарри мысленно не согласился с тем, что они по-прежнему на месте - на его взгляд шел стремительный и необратимый регресс, и его навыки в окклюменции, прежде просто отсутствующие, теперь и вовсе ушли в минус.
- Сегодня, Поттер, - начал Снейп, теряя терпение, - мы будем заниматься столько, сколько потребуется, чтобы заставить вас выставить хоть какой-нибудь ущербный ментальный блок! Советую приложить хоть малейшие усилия, если не хотите отправиться завтра на свой первый урок отсюда! Сделайте хоть что-нибудь, чтобы избавить меня от наблюдения вашей никчемной жизни!
Гарри понимал, что Снейп провоцирует его на эмоции, на грубость, а спровоцировав, сразу же накинется на него как ястреб и выплеснет всю свою ненависть и раздражение. Гарри не был готов сейчас к открытой конфронтации или конфликту, поэтому молчал и терпел, молясь Мерлину и всем светлым силам, чтобы у него получилось либо выставить этот чертов блок, либо потерять сознание до завтрашнего утра.
- Попробуем еще раз! - вскинул палочку Снейп. - Леггилименс!
И Гарри снова закрутили сцены его собственной жизни, многие из которых повторялись уже не в первый раз.
С каждым разом сеансы просмотра его личных воспоминаний становились все более агрессивными и болезненными, потому что в условиях сниженной сопротивляемости к вторжению профессор каждый раз все глубже и глубже погружался в сознание подростка, обнажая все более личные и интимные воспоминания, о которых доселе не знал никто, кроме их обладателя.
В этот раз все было плохо как никогда. Если за прошлые разы у Снейпа была возможность пересмотреть все нелицеприятные моменты детства Гарри, то на этот раз он словно щипцами вытягивал, будто вырывал щипцами воспоминания о неудачном поцелуе с Чжоу; рисунок на клочке пергамента, который Гарри сделал еще на втором курсе: на нем изображен злой человечек с большим носом и черными волосами до плеч в окружении человечков поменьше и кучек дерьма - сходство не стопроцентное, но догадаться можно, особенно по грубой надписи “Снейп - декан мудаков”; зачем-то смотрел воспоминание, как Гарри раздевается в общем душе в Хогвартсе, стоя спиной, а затем с криками отскакивает от ледяной струи, направляемой ему в спину хохочущим голым Роном, в которого Гарри в отместку за пакость бросает кусок мыла.
Доминантным же и самым ярким воспоминанием в этой подборке стала сцена, в которой он лежал без очков на постели в своей комнате с решеткой в доме на Тисовой улице. За окном была ночь, в комнате не горел свет, но фонари с улицы делали все очертания и действия, происходящие в тот момент, отчетливо видимыми. Гарри, зажмурившись и весь напрягшись, быстро и коротко двигал рукой в паху под тонким одеялом: по нему видно, что он старался дышать как можно тише, но время от времени ему приходилось делать судорожные вздохи от усилия, которое он совершал одной из рук. Через несколько секунд он поморщился как боли, рывком задернул футболку до подбородка, чтоб не испачкать, и выпустил на себя из-под одеяла вязкую струю.
Этот момент в воспоминаниях Гарри стал апофеозом унижения в этот вечер, на задворках сознания он услышал собственный яростный вопль, после чего вырвался из захвата леггилимента и оказался сидящим на полу в классе.
Гарри сидел с закрытыми глазами и пытался унять дрожь после увиденного. В подобные интимные моменты своей жизни он никогда не представлял, как выглядит со стороны, занимаясь самоудовлетворением. Теперь став свидетелем этого действа в собственном исполнении, он осознал, насколько стыдно и мерзко это выглядит.
“Все делают это”, - пронеслось у него в голове, но мысль не принесла облегчения. Гарри мог поклясться, что Снейп тоже делал это или хотя бы пробовал делать в молодости, но факт того, что тот видел таким уязвимым Гарри, не давало подростку поднять глаза. В ту секунду ему хотелось, чтобы профессора не существовало в помине или чтобы тот хотя бы проявил не свойственные ему чудеса деликатности и такта и замял ситуацию из жалости.
Но Снейп не сделал ни того, ни другого, что впрочем было ожидаемо.
- Что это, Поттер? - проговорил он с величайшим отвращением и наигранной тоской, будто сожалел о том, что ему пришлось это увидеть. Как будто Гарри заставил его это увидеть. В его голосе слышалось отчаяние, но в глазах плескались презрение и злорадство: наверняка Снейп благодарил судьбу за новый повод для издевательств в будущем.
- Что это такое?! - он продублировал вопрос в праведном гневе, будто собрался отчитывать мальчика за онанизм как престарелая гувернантка или строгий священник.
