Сюй Саньгуань сказал Сюй Юйлань:
– В столовую горсовета завтра не пойдем. Туда ходит четверть города, давка страшная, я весь мокрый, сыновей чуть не растоптали, да еще некоторые портят воздух – есть не хочется. Пойдем на фабрику? Знаю, вам больше нравится в театре, но там столовая закрылась. И в монастыре, говорят, закрывается. А у нас на фабрике еще работает, только надо прийти пораньше, иначе ничего не достанется…
Сюй Саньгуань сказал Сюй Юйлань:
– Хорошее время кончилось, все столовые в городе позакрывались. Наверное, теперь мы опять должны кормиться сами. Только что мы будем есть?
Сюй Юйлань ответила:
– Под кроватью осталось два горшочка с рисом. Мне их жалко было отдавать. Я этот рис по горсти копила, у вас изо рта вынимала…
Глава XIX
Все десять лет замужества Сюй Юйлань экономила. Она говорила:
– Ложкой риса больше, ложкой риса меньше – человеку незаметно. Поэтому я буду вам давать на две ложки меньше риса.
В кухне у нее стоял большой горшок. Каждый день она брала оттуда рис – для Сюй Саньгуаня побольше, для остальных поменьше – и высыпала его в котел. После этого она вынимала горсть обратно и откладывала в горшочек под кроватью. Когда он наполнился, Сюй Юйлань прикупила еще горшочек и тоже поставила его под кровать. Через полгода наполнился и он. Сюй Юйлань хотела прикупить и третий, но Сюй Саньгуань возразил:
– У нас тут не рисовая лавка. Если до лета этот рис не съедим, черви заведутся.
Сюй Юйлань подумала: и правда, черви весь рис испортят. Поэтому она пересыпала сбереженный рис обратно в кухонный горшок, а сама подсчитала, сколько он денег стоит, и столько денег отложила на дно сундука.
– Их тратить не будем, это на черный день.
Сюй Саньгуань опять возразил:
– Что за глупости, кому это надо!
– Не скажи. Жизнь длинная, может случиться и голод, и болезнь. Умный человек всегда себе лазейку оставляет. Да и денег я для семьи сберегла.
В год, когда Третьему было восемь лет, Второму – десять, а Первому – одиннадцать, весь город затопило. В глубоких местах воды было на метр, в мелких – по колено. В доме Сюй Саньгуаня неделю стояла вода, и семья засыпала под шелест волн. Когда вода ушла, пришел неурожай. Сначала Сюй Саньгуань с Сюй Юйлань не понимали, что он их коснется. Они только слышали, что почти весь рис сгнил на корню. Сюй Саньгуань радовался, что дед и четвертый дядя уже умерли, иначе как бы они жили? В живых оставалось еще три деревенских дяди, но они Сюй Саньгуаня не любили, так что и он о них не беспокоился.
Только когда в город потекли нищие, Сюй Саньгуань и Сюй Юйлань поняли, что голод не за горами. Каждое утро, открывая дверь, они видели в переулке новых спящих нищих, и каждый раз нищие были всё более худые.
Время от времени рисовую лавку закрывали. Когда она открывалась вновь, цены становились выше в несколько раз. Вскоре килограмм батата стал стоить столько, сколько раньше пять кило риса. Шелковая фабрика остановилась за неимением шелкопряда. Сюй Юйлань больше не жарила хворост – не было ни рисовой муки, ни масла. Школы закрылись. Закрылись и многие другие заведения. Из двадцати с лишним ресторанов осталась одна «Победа».
Сюй Саньгуань сказал Сюй Юйлань:
– Как некстати этот неурожай! Был бы он на несколько лет раньше или позже, мы бы справились. Ты подумай: сначала отняли у нас котлы и плошки, забрали рис, масло, разбили очаг и велели есть в столовой, а через год опять надо самим кормиться. Очаг новый ставить надо, покупать посуду, продукты. Все это денег стоит. Траты не так страшны, если успел накопить. Но где уж нам было копить деньги? Сначала ты мне свинью подложила – оказалось, Первый не мой сын. Так еще из-за него пришлось Фану-кузнецу тридцать пять юаней отдавать. А теперь неурожай. Хорошо еще, что под кроватью есть два горшка с рисом.
Сюй Юйлань сказала:
– Их пока трогать нельзя. В кухонном горшке еще остался рис. Я рассчитала, неурожай будет продолжаться еще полгода, до следующей весны, пока не вырастет новый урожай. У нас риса хватит только на месяц. Если есть жидкую кашу, то на четыре с чем-то месяца. А еще полтора месяца что будем есть? Надо рис распределить на все оставшееся время. Пока не настала зима, пойдем за город, соберем дикие травы. В кухонном горшке скоро риса не останется, мы туда засыплем дикие травы и засолим их. Так они сохранятся месяца на четыре. У меня еще под матрасом припасены деньги – девятнадцать юаней шесть цзяо семь фэней. Я их по секрету от тебя откладывала из денег на еду. На тринадцать юаней купим пятьдесят кило кукурузных початков, сами почистим, сами перемелем – будет пятнадцать кило муки, если не больше. С кукурузной мукой рисовая каша станет гуще и сытнее…
Сюй Саньгуань сказал сыновьям:
– Мы едим кашу уже месяц. Вы побледнели, отощали, только и кричите «есть хочу!»… Сейчас всем в городе трудно, вы спросите у соседей, у одноклассников. Кто каждый день может есть кашу, тем, считайте, уже повезло. Вы хотите рису без кукурузной муки. Мы с матерью договорились, она вам приготовит. Но не сейчас. Пока надо потерпеть. Вы говорите, каша с каждым днем все жиже – ваша правда. Но выхода нет. Для нас с матерью главное, чтобы вы выжили. Не зря говорят: «Будут горы – будет и хворост». Вы пока потерпите, жизнь свою сохраните, а потом будет у вас много сытых дней. Вы говорите, после каши стоит раз сходить по-маленькому, и опять в желудке пусто. Это кто придумал? Знаю – Первый. Ах ты, щенок! Вы такие маленькие, каши едите не меньше, чем я, а вам голодно. Почему? Всё по улице бегаете. А Третий сегодня орал на улице. Теперь все еле шепчут, а вы орете. Вот что. После еды ложитесь-ка вы в кровать и не шевелитесь. И мы с матерью так будем делать. Все, больше говорить не могу. Только что поел каши, а сил уже нет.
С того дня они ели два раза в день, а все остальное время лежали на кровати, не шевелились и не говорили, чтобы не урчало в животе. Конечно, они быстро засыпали и спали с утра до вечера и с вечера до утра. Так они проспали до шестого декабря. В этот день Сюй Юйлань сварила особую кашу: на одну плошку больше и очень густую. Потом весело разбудила их:
– Сегодня будет вкусно!
Сюй Саньгуань и три сына сели за стол и вытянули шеи: что же им сегодня дадут? Увидев, что это все та же каша, Первый разочарованно протянул:
– Опять размазня!
И оба младших повторили:
– Опять размазня!
Сюй Саньгуань сказал:
– Посмотрите внимательней, она гораздо гуще, чем обычно.
Сюй Юйлань добавила:
– Попробуйте, и сразу поймете.
Дети попробовали и замерли с ложками во рту. Сюй Саньгуань тоже попробовал.
Сюй Юйлань спросила:
– Знаете, что я туда положила?
Сыновья покачали головами и стали быстро хлебать.
Сюй Саньгуань воскликнул:
– Вы что, совсем одурели? Ведь сладко!
Тут до Первого дошло:
– Это сахар.
Второй и третий закивали, засмеялись, но хлебать не перестали. Сюй Саньгуань от них не отставал.
Сюй Юйлань спросила:
– Знаешь, почему я это сделала? Вообще-то сахар я на Новый год берегла, но у тебя сегодня день рождения! Я специально для тебя сварила еще одну плошку.
Сюй Саньгуань ответил:
– Точно! Ну, раз так, я ее съем!
Но он опоздал. Сыновья уже все доели и поставили на стол пустые плошки. Сюй Саньгуань сказал:
– Лучше отдай им.
– Нет, это я сварила для тебя.
– Отдай им. Пусть потом вместо меня на горшок ходят.
И дети опять взяли плошки и, шумно прихлебывая, доели кашу.
Сюй Саньгуань сказал:
– А теперь поклонитесь мне, стукните каждый головой об пол, и будем считать, что вы меня поздравили. Что же это за времена такие – дети не помнят, что такое сахар…
В тот вечер, когда вся семья лежала в кровати, Сюй Саньгуань сказал сыновьям:
– Я знаю, о чем вы мечтаете – о еде. У меня сегодня был день рождения, вам тоже счастья перепало, даже сахара поели. Но вы ведь еще хотите риса, жареных в масле овощей, рыбы, мяса… Давайте я вам состряпаю ужин. Только стряпать буду на словах, а вы ешьте ушами. Попробуете есть ртом – ничего не почувствуете. Каждый может заказать, я угощаю. Третий, начинай!
