Разные люди по-разному ссорятся и по-разному остывают после ссор. Друзья-алкаши не разговаривают друг с другом день-два, максимум неделю, из-за сделанного или сказанного по пьяни, реже из-за потасовок. Обычно разногласия забываются, когда в очередной раз хочется выпить, а не с кем. Тогда они напиваются в сиську и звонят из таксофона с излияниями чувств и извинениями, дыша перегаром и стоя в облеванных туфлях.
Планокеши свои размолвки просто забывают. Они-то, кстати, дольше всех могут не мириться, потому что охотно забьют косячок с кем угодно и где угодно.
«Кексы» вечно на взводе и бегают из ссоры к примирению и обратно с такой скоростью, что и не угнаться за новостями. У них тоже свои проблемы, но там дело в основном в деньгах.
Героин – странная штука, он для каждого значит что-то свое. «Баянистам» подавай не только героин, но и определенный круг людей. Это не тот наркотик, который можно долго принимать в одиночку: чтобы не завязать, почти всегда нужны «друзья».
Независимо от категорий, наркоты и причин ссор я ненавижу периоды размолвок. ЭТО ОТСТОЙ!
* * *
Дорогой Никто!
С Джеффом, моим тупым бывшим бойфрендом, я не говорила уже две недели и даже рада. Без него мне гораздо лучше. Сейчас у меня на шее засос, и я не знаю откуда. Да и плевать, честно говоря. Я делала 69 с Сэмом, он мне очень нравится, но он мне не бойфренд – мы разговариваем, только когда напьемся. Я занималась петтингом и с его приятелем Питом. Сэм мне нравится, но я, выпив, становлюсь буйной и заносчивой, а он, наоборот, уходит в себя. Что-то в его ответах на мои выпады кажется фальшивым и бессердечным, легкомысленным. Может, он просто не знает, что сказать? Сэм компанейский, но у него антисоциальные привычки. Собственными ушами слышала, как он сказал – ему наплевать на всех, кроме себя, любимого.
ЧЕРТ, как бы я хотела это изменить!
Сэм мне очень нравится, но я никогда не стану с ним гулять: не хочу, чтобы потом он меня возненавидел и начал врать обо мне черт-те что, как другие. Он особенный.
* * *
Дорогой Никто!
Ура! Ура! До-жда-лась – Джефф меня простил. Он позвонил (в основном говорила я, он торжественно молчал). Я и не подозревала, что последняя ссора НАСТОЛЬКО его задела – это казалось почти трогательным. Джефф нес всякую фигню – дескать, никогда не забудет моих слов, между нами все навек кончено, и он в жизни не был так взбешен. Я даже порадовалась (позлорадствовала): стало быть, я для него что-то значу, раз так допекла мальчика. Но когда он начал предъявлять, что «между нами все окончательно кончено», я запаниковала. Я рассыпалась в извинениях, выразила сожаление, выказала смирение и взяла на себя ответственность за развал наших отношений.
Джефф оказался крепким орешком, но я выламывалась, как Пиноккио. Хорошо, что разговор шел по телефону и Джефф не видел моей широкой улыбки. Не знаю, чему я посмеивалась, – может, чудно было почти молить о прощении?
Примерно через час такой хрени Джефф заявил, что торопится.
Я заклинала его подумать над моими словами, уверяя, что те ужасные вещи сказала в сердцах, что он имеет полное право на меня сердиться, но только «ПОЖАЛУЙСТА, ПОЖАЛУЙСТА, ПУСТЬ ЭТО НЕ РАЗРУШИТ НАШИ ОТНОШЕНИЯ! НЕ ДАЙ ЭТОМУ РАЗРУШИТЬ НАС!».
Чувствуя себя преступницей или лгуньей на процессе над ведьмой, я добилась от Джеффа обещания скоро позвонить. Он реально позвонил – узнать, не хочу ли я куда-нибудь сходить.
Хм, от «никогда не прощу» до простившего всего за пятьдесят пять минут? Может, мне податься в актрисы или адвокаты?
Я пришла в восторг, когда Джефф сменил гнев на «милость», просто в экстаз! Он заехал за мной через час. Вечер начался сдержанно, но к концу мы смотрели друг на друга нежнее, чем Ромео с Джульеттой.
Да, я использовала свое колдовское очарование, хи-хи-хи!
Я же неотразима.
* * *
Дорогой Никто!
Когда Джефф меня простил, вместо того, чтобы назвать его лохом, потерять к нему всякое уважение и объявить его жалким подобием мужчины, я поступила как раз наоборот – искренне растрогалась. От его прощения я почувствовала себя особенной, и не в буквальном и неизбежном смысле, а в эмоционально-отрадном.
Я была так рада снова оказаться в объятиях моего мальчика. Может, я и вправду его люблю – с ним я замечательно особенная, а еще он вернул мне веру в божественную силу прощения. «Какая прекрасная концепция», – думала я, и Джефф казался мне еще красивее, еще реальнее, еще чудеснее.
Наверное, я его люблю – почти. Он волей-неволей много обо мне думает. Я наговорила ему ужасные вещи, а он даровал мне прощение, высказав совсем немного гнева и обиды в обмен на очень много гнева и обиды. Что за парень! Принял меня обратно с распростертыми объятиями. Я таю.
Надо запомнить на будущее, когда кому-то понадобится мое прощение.
* * *
Дорогой Никто!
Короче, я, Джефф, Сэм и его двенадцатилетний брат Фред пришли на кладбище нажраться и уговорили по две большие бутылки «Крейзи хорс». Сидя кружком на мягкой траве под полной луной, мы соревновались, кто первый допьет. Помню, пиво в тот вечер было особенно шипучим – может, от холода. Как обычно, первым свое допил Сэм. Джефф старше и крупнее всех, но его первого вырвало (в основном пеной). Фреда вывернуло следом, но он допил свое пиво вторым, отобрав у меня обычное место. Третьей справилась я. Незачем говорить, что две бутылки пива на мои сорок восемь кэгэ живого веса ритмично запульсировали в жилах. Я была пьяна, и мне это очень нравилось.
У всех закружилась голова. Сэм поплелся к высокому дереву отлить. Джефф подошел с ним поговорить – и начал нарезать круги, жалуясь кому-то невидимому, как он набрался. Фред сидел на могильном камне, ухмыляясь при виде кренделей Джеффа, потом встал и тоже пошел к дереву. Я попыталась подняться, но упала, однако не огорчилась, потому что упала на спину и увидела ночное небо. Деревья на кладбище немного заслоняли его своими кронами, но небо в ту ночь было удивительно чистое. Звезды меркли рядом с яркой, сияющей, почти нереальной луной. Я гадала, неужели я единственный в мире человек, который смотрит в это прекрасное небо. Я покосилась на трех пьяных клоунов, с которыми пришла, и пожалела, что я здесь, а не где-нибудь еще.
Мы с Сэмом, как обычно, были самые пьяные. Он подошел меня поднять, когда я уже вела разговор с собственной рвотой. Извинившись перед рвотой за то, что наш разговор прервали, я потащилась за Сэмом. Джефф и Фред шли впереди. У выхода с кладбища мы устроили привал – сели и немного поболтали на новом месте, но тут нас засекли две патрульные машины. Четверо копов осветили нас фонариками и направились к нам.
Джефф и Фред вскочили и кинулись в глубь кладбища. Сэм тоже мог смыться, но решил меня не бросать. Он попытался меня унести, но через пару шагов грохнулся и уронил меня. Тогда он спрятался за створкой ворот, махая мне в смысле присоединяться. Я на пьяную голову решила – если быстро-быстро пробежать между полицейскими машинами, меня не заметят. Я кинулась бежать, но не увидела ступеньку и полетела на траву – как раз между тачками.
Копы действительно меня не заметили, но я громким шепотом добивалась от Сэма ответа, где он. Двое копов обошли машину, и я услышала голос Сэма, подсказывавшего немедленно бежать. Я встала, тут же упала, снова поднялась и бросилась наутек. Я уже думала, что убежала, но один из полицейских толкнул меня в спину двумя руками.
Я очутилась на земле, слизывая с губ мелкую щебенку. Луч фонарика бил прямо в глаза – я была не только оглушена падением, но и ослеплена. Я издала нутряной вопль, когда колено копа придавило меня к земле, пока он застегивал наручники. Коп еще раз всем весом навалился мне на ребра, а потом со своим «созависимым» поднял меня с травы за волосы.
Посыпались вопросы – я едва успевала уловить смысл. Потом меня пихнули на заднее сиденье – я здорово ударилась головой о дверную раму и дернулась, попытавшись опереться на локти, превратившиеся в кровавое месиво. Ладони были содраны, в них застряли частицы щебня. Я невольно закричала, когда коп усадил меня прямо. Кровь сочилась с локтей и коленей, пропитывая носки.
