В детстве Роуз часто думала о том, что ее ждет в будущем — когда она станет взрослой. В то время ей представлялось, что восемнадцать лет — это уже своеобразная степень взрослости. Но когда она наконец достигла этого возраста — она не знала, радоваться ей, или грустить. Женщиной она еще не стала, но и назвать ее ребенком было уже нельзя.
В свои восемнадцать Роуз была сметливее недалеких сверстниц, интересующихся только модой и косметикой; она обладала достаточно необычной внешностью и все свободное время, которого так катастрофически не хватало, посвящала мечтаниям. Роуз росла в атмосфере, присущей нашему веку — атмосфере современных книг, компьютера и щебечущих о парнях подруг. Нельзя сказать, что все это не интересовало ее — наоборот, она влет глотала современную литературу и совсем не была обделена мужским вниманием, но ей всегда хотелось чего-то иного.
Чего-то особенного.
Роуз так и не смогла понять, что же заставило ее пойти в театр в тот день. Вечером шел какой-то спектакль по неизвестной ей пьесе современного автора, и она еще долго сомневалась, но в конце концов, после длительных уговоров подруги, которая упорно твердила, что главную роль играет — "Потрясающий актер, ты просто обязана его увидеть!" — Роуз, решив, что она и так давно не выходила в люди, милостиво согласилась.
Билеты не были приобретены заранее, и Роуз проклинала все на свете, стоя в очереди перед кассой. Шел проливной дождь, от которого даже зонт мало спасал. Наконец, приобретя "драгоценные" билеты, она, громко чертыхаясь, что было явно не в ее манере, вошла в театр. Ее бежевый плащ промок почти насквозь, зато, что удивительно, парадное платье осталось сухим. Сдав мокрый плащик ворчливой гардеробщице, которая прошипела что-то вроде: "Даже зонт взять не могут, лентяи", Роуз, едва успев поправить подпорченную дождем прическу, влетела в зал с третьим звонком.
Подруга, по чьей вине она вообще здесь очутилась, послала ей сообщение, что не придет. Как только начался спектакль, Роуз захотелось уйти, но тут в игру вступило злорадство: она здесь, а подруги, которая так давно хотела сходить на эту пьесу и взять — "О боже, наконец-то это случится!" — автограф у этого злосчастного актера, играющего главную роль, здесь нет. И Роуз подумалось, что было бы очень неплохо попробовать выполнить мечту подруги самой, чтобы в следующий раз та как следует подумала, прежде чем зазывать куда-то. Роуз знала, что та сойдет с ума от зависти — самое главное, расписать всю предстоящую сцену как можно более красочно.
Спектакль начался. Роуз сидела слишком далеко, чтобы видеть лица актеров, а бинокль она попросту не взяла, потому что и так чуть не опоздала. Через пять минут она уже почти засыпала, и вдруг услышала голос, принадлежащий одному из актеров. Услышала — и забыла, как дышать. Этот мягкий, чарующий мужской голос с нежным, едва произносимым "т" — она слушала только его. Роуз толком не улавливала содержание пьесы — она замерла как натянутая струна на своем сиденье — и не могла наслушаться.
Роуз показалось, что спектакль кончился слишком быстро. Она поднялась со своего места и вдруг вспомнила, что еще хотела пройти за кулисы. Вынув из маленькой концертной сумочки чистый блокнот и ручку, она твердым шагом направилась в гримерную. На ее удивление, очереди за кулисы не было. Видимо, она рассосалась за те пятнадцать минут, которые Роуз просидела в полном оцепенении. Однако, воспоминание о голосе выветрилось почти сразу, как она поднялась со своего места — да она и не собиралась думать о нем. Но когда она отворяла дверь в комнату с бросающейся в глаза табличкой "Эндрю Мистер" — подруга весьма предусмотрительно сообщила ей имя того актера — Роуз дрогнула.
Она подошла к двери, нажала на ручку — и та послушно распахнулась. Комната Эндрю походила на огромную гостиную люкс в пятизвездочном отеле. Роуз ахнула, и человек, сидящий на одном из диванов и лениво пролистывающий журнал, которого она сначала не заметила, обернулся.
И она задрожала сильнее.
Да, это определенно был тот актер, чьи фотографии так усердно ей демонстрировала подруга. Тогда Роуз подумалось, что он обычный "типовой" красавчик — таких сейчас хватает. Но в данный момент что-то в нем насторожило ее. Она резко вспомнила про тот голос и неожиданно поняла, что он, наверное, принадлежит Эндрю. Несомненно, так и есть. Он поднялся с дивана, глядя на нее выжидающим взглядом.
"И действительно, что это я встала и уставилась на него? Пора выполнить то, за чем пришла, да и уходить скорее", — подумала Роуз.
Она подошла и протянула ему блокнот и ручку. Он медленно раскрыл его и размашисто подписал.
Поднял глаза и усмехнулся.
— Ну, что ж, до встречи, Роуз Блэк. А вы и вправду похожи на розу. На розу, еще не успевшую распуститься. А вам не кажется, что нераспустившейся розе нужен заботливый и нежный садовник, с чьей помощью она сможет стать истинной королевой цветов?
Роуз ошарашенно смотрела на Эндрю. А потом, не проронив ни слова, резко развернулась и вылетела в коридор.
Он прочитал ее имя и адрес школы на форзаце блокнота.
Он сказал "До встречи".
Осмелится?
* * *
В ту ночь Роуз спалось из рук вон плохо. Она без конца ворочалась с боку на бок, а в перерывах между бессонницей ей снился Эндрю. Он все время молчал и только усмехался, глядя на нее. Поднявшись утром в ужасном настроении, она завтракала так медленно, что опоздала на первый урок. Стоило Роуз занять свое место, как подруга, сидевшая с ней за одной партой, принялась усердно расспрашивать ее о вчерашнем вечере. Роуз, боясь схлопотать замечание, лишь отмахнулась.
На самом деле, она боялась не только этого. Она просто не могла рассказать подруге правду, а лгать ей не хотелось. Да и все равно та не поверит, что все ограничилось тем, что Эндрю расписался в блокноте, и Роуз сразу ушла. Было глупо раздувать из мухи слона и ссориться с подругой из-за такого пустяка, но она не была уверена, что подругу не расстроит и правдивый рассказ. Еще подумает, что Роуз придумала все специально, чтобы позлить ее.
