В самом начале августа все поехали в Аликанте, за исключением Виолетты, которой врачи велели лежать в постели по нескольку часов в день и чье состояние от жары могло сильно ухудшиться. Уход за Виолеттой поручили сестре Жоржа, и остаток лета девочка провела со своими двоюродными братьями.
В сентябре, по возвращении в Париж, Жорж взял Тома и протащил по всем больницам. Жорж не допускал мысли, что его сын останется инвалидом. Тома несколько раз обследовали, ему делали разнообразные анализы, его тестировали. Доктора выносили свои заключения, давали советы, разводили руками. Жорж скупил всю литературу, написанную о болезни за последние двадцать лет, послушал конференции, проконсультировался с гуру. Он намеревался найти решение, чего бы это ему ни стоило. Напрасно. Дополнительную хромосому в двадцать первой хромосомной паре обнаружил во Франции за два года до рождения Тома профессор Лежен, впервые в мире установивший связь между слабоумием и хромосомной аномалией. Профессор назвал болезнь «трисомией по хромосоме 21». После нескольких недель отчаяния, поисков и возмущенных писем Жорж наконец встретился с профессором Леженом. Ведь существует, наверное, способ изъять лишнюю хромосому! Профессор принял Жоржа у себя в кабинете и проговорил с ним больше часа. Изъятие лишней хромосомы Лежен считал немыслимым, однако допускал, что со временем наука найдет способ ее нейтрализовать. Трисомию по хромосоме 21 врач называл болезнью и в данном случае в принципе отказывался употреблять слово «инвалидность». В далеком будущем профессор видел перспективу лечения синдрома, но пока Жоржу следовало смириться.
Дедушка покинул профессора в состоянии глубокой скорби и принял решение коренным образом изменить свою жизнь – потратить все время и все силы на занятия с сыном, чтобы максимально развить его интеллект.
Ни Жорж, ни Лиана ни на минуту не допустили возможности поместить Тома в специализированное заведение.
Том лежал в колыбельке, широко открыв глаза. Вот уже несколько минут он пронзительно кричал – звал сестер. Виолетта делала домашнее задание, Жюстин играла с Соланж, школьной подружкой, которую пригласила на полдник. Жюстин подошла к колыбельке и взяла малыша на руки. Том радостно замахал ручонками. Жюстин почувствовала едкий запах мочи и со знанием дела заявила, что должна сменить брату подгузник. Жюстин предложила Соланж следовать за ней. Она положила Тома на родительскую постель, сняла с него грязный подгузник, подтерла ему попку, вытерла пипку и ляжки, не пожалела детской присыпки. Том громко смеялся. Жюстин поцеловала его в обе щечки, в животик, точь-в-точь как Лиана, и с гордостью посмотрела на Соланж – мол, вот как надо обращаться с детьми. Жюстин действительно часто кормила Тома и спала вместе с ним, если родители отсутствовали. Том схватил девочку за волосы, но Жюстин сделала круглые глаза, ребенок на секунду засомневался и отпустил светлую прядь, задрыгал ногами в знак чрезвычайной радости. Соланж выглядела растерянной. Несколько раз Жюстин оборачивалась на подругу и замечала в ее лице умиление, нежность и тревогу. Соланж старалась не смотреть на ребенка, хотя тот изо всех сил пытался привлечь ее внимание.
Наконец Соланж вынесла свой вердикт:
– Твой брат слабоумный.
Жюстин, задрав нос, смерила подругу презрительным взглядом. Том резвился на славу, он схватил свои ножки и потянул в рот. Жюстин придержала его, чтобы застегнуть чистый подгузник. Затем надела на него штанишки, носочки и посадила. Том старался удержать равновесие, но через несколько секунд с радостным визгом повалился на спинку.
Жюстин пожала плечами.
– Ну, ты даешь!
Она взяла малыша на руки и вышла из комнаты, не проронив больше ни слова. Теперь Жюстин не хотела играть с Соланж, она хотела, чтобы Соланж вернулась к себе домой. На самом деле Соланж никакая не подруга и вообще носит ужасные безвкусные платья – так папа сказал в прошлое воскресенье.
Вечером после ухода Соланж Жюстин ворвалась в комнату к Мило, который лежал на кровати, увлеченный чтением иллюстрированного журнала. Жюстин села рядом. Мило посмотрел на сестру с улыбкой и снова уткнулся в журнал.
– Том действительно даун?
Мило поднял глаза на сестру, раздумывая, следует ли ему открыть правду или сохранить секрет.
– Ну, в общем, да.
– Откуда ты знаешь?
– Мама сказала Лизбет, которая сказала Люсиль, которая сказала мне.
Жюстин почувствовала боль в груди. Невозможно! Ведь Том – ангелочек, маленький любимый братик, а вовсе не даун. Она спустилась вниз по лестнице. Жорж читал газету в гостиной, Лиана готовила еду. Жюстин секунду поколебалась, затем выбрала кухню. Там Виолетта помогала маме чистить овощи.
Жюстин встала перед столом:
– Том действительно даун?
Лиана помолчала и ответила мягким спокойным голосом:
– Да, моя принцесса. Но не надо говорить слово «даун». Болезнь называется трисомией. Том не такой, как все, и никогда не будет таким, как все. Он болен. Но мы научим его множеству вещей и постараемся сделать его счастливым.
Голос Лианы дрогнул. Виолетта почувствовала, что маме тяжело, отложила картофелину и обняла Лиану за шею:
– А нельзя вылечить Тома?
Как Лиана могла сохранять спокойствие?!
Жюстин хотелось бить посуду, ломать столы и стулья, швырять кастрюли, ложки, вилки, кричать. Она не хотела, чтобы Том болел, она хотела, чтобы он был нормальным, сильным и способным за себя постоять. Ведь Том не навсегда останется маленьким! Он вырастет, и везде – в метро, на улице – на него будут таращиться, ему в спину будут смеяться. Жюстин бросало в жар от одной мысли о том, что над Томом будут смеяться.
Девочка схватила корзину с фруктами и резко бросила ее на пол – бросила вызов матери. Апельсины остановились на уровне холодильника, яблоки покатились дальше, к двери. Жюстин не собиралась их поднимать – пускай Лиана сама этим занимается!
Жюстин вылетела из кухни, в слезах взбежала по лестнице и наткнулась на Люсиль. Люсиль взяла сестру за плечи и увлекла в свою комнату, посадила на кровать и спросила, в чем дело. Жюстин не отвечала. Ее всю трясло от гнева, она задыхалась, не могла найти точку опоры, чтобы успокоиться. Люсиль погладила сестру по голове, ничего не говоря, просто выжидая, пока ее дыхание восстановится, пока стихнут рыдания. Природа одарила Жюстин невероятно длинными ногами и очень правильными чертами лица. Она была красавицей. Приступы гнева случались у нее частенько, и уже давно. Она не терпела, чтобы ей перечили, боролась с матерью, пытаясь завоевать ее внимание, впадала в истерику без видимой причины. В общем, в семье она считалась трудным ребенком.
Люсиль принесла сестре стакан воды, и мало-помалу та успокоилась. Теперь она сидела на краю кровати, положив руки на колени, в обманчивой позе послушной девочки. Люсиль не сводила с нее глаз.
– Это из-за Тома, – выдавила наконец Жюстин. – Он даун.
Люсиль взяла сестру за руку:
– Это не так страшно, как тебе кажется.
– А вдруг над ним будут смеяться?
– Никто не будет над ним смеяться. Мама с папой защитят его. И мы тоже.
Жюстин более или менее утешилась и побежала к себе в комнату.
Вот уже несколько месяцев Жюстин и Виолетта ухаживали за Томом, как раньше Лизбет и Люсиль ухаживали за ними.
Люсиль обожала Виолетту, ее пухленькие щечки, ее светлые кудри, учила ее считалочкам, песням и даже таблице умножения, а вот Жюстин всегда казалась старшей сестре загадочной и отстраненной. Иногда Люсиль даже думала, что они с Жюстин связаны тайными необъяснимыми сестринскими узами, для которых нет названия, но которые способны как объединять, так и противопоставлять людей друг другу.
Теперь Жюстин и Виолетта занимались Томом, радовались его развитию. Поколение за поколением члены семьи Пуарье поддерживали друг друга. Том был ягодкой, принцем и любимкой. Он хорошо спал, хорошо ел, никогда не плакал. Когда к нему подходили, он протягивал ручки и радостно кричал. Иногда Люсиль брала его на руки, гладила по волосикам, целовала. Подобно своим братьям и сестрам, она привязалась к Тому и не променяла бы его ни на кого на свете. Тем не менее уже с первых месяцев у нее появилось ощущение, что в многодетной шумной семье появление Тома вызвало какую-то неправильную эйфорию. Странным образом родители превратили горе в счастье, и счастье это затуманило всем взор.
