— Скажи-ка, Вэл, — мурлыкал он тоном ухажера, — ты ведь ничего не имеешь против старых добрых мерзких многоножек?
Она не понимала, о чем он говорит, о чем ее спрашивают. Но когда в глазах прояснилось, она увидела, что ее ведут к узкой расщелине у подножия уступа, к черной дыре, ведущей в никуда. Ширины расщелины хватало, чтобы заползти одному человеку, и не успела Вэл опомниться, как уже была внутри.
* * *
Элисон стояла на кухне, зажав ладонями уши. Такую позу она принимала и раньше бесчисленное множество раз: уединившись на кухне, она пыталась блокировать звук телевизора, включенного матерью на запредельную громкость. Обыденный жест, расхожая ситуация. Разве что сегодняшний вечер радикально отличался от всех прочих: звуки, исходившие из телевизора, звуки, что она пыталась игнорировать, были воплями отчаяния ее матери.
Жуткие звуки. Утробный звериный вой, раздававшийся за тысячи миль от их дома, из пещеры в зарослях австралийского дождевого леса, преображенный в звуковую информацию и услужливо доставленный в Ярдли через телевизионную акустическую систему. В реальном времени пытка в пещере давно закончилась, но Элисон это обстоятельство не могло утешить — каждую секунду материнских мучений она проживала здесь и сейчас. Иногда крики замирали, и Элисон слышала комментарии подхихикивающего ведущего: «Ладно, Вэл, держи последнюю порцию!» или «У-у, до чего же они противные, эти ребятишки, а?» Но стоило ему заткнуться, и снова звучали надрывные нечеловеческие завывания ее матери. Сколько времени это уже длится? Минуты три-четыре. Но Элисон казалось, что больше она не выдержит.
— Селена! — крикнула она. — Убавь долбаный звук!
Телевизор утих, и на кухню вошла Селена.
— Все в порядке, — сказала она. — Там все закончилось. Реклама пошла. — Заметив, что Элисон плакала, она достала из кармана пачку бумажных платков: — Вот, давай тебя немного освежим.
— Мать их. — Элисон утерла слезы рукавом. — Неслабое шоу.
— Не очень удачно все прошло, да?
— Какая тут удача, нахрен! Ее кошмар сделали явью. Начнем с того, что у мамы клаустрофобия.
Пещера, в которую Вэл заставили вползти, высотой была не более двух футов, а в ширину немногим больше. Стоило Вэл оказаться внутри, как ей тут же велели лечь на спину, а вход завалили камнем.
— А еще у нее никтофобия.
— Что это такое?
— Боязнь темноты. И энтомофобия.
— Боязнь… насекомых?
Элисон кивнула.
— Дуреха. Она должна была… сказать им. — Вытащив пригоршню платков из упаковки, она высморкалась. — Много их было? И каких?
— Кажется, в основном тараканы. И парочка пауков.
— Черт. Она ненавидит пауков.
— Все позади, Эл. Ее выпустили из пещеры.
Селена обняла Элисон, прижала к себе, и так они стояли под ярким полосатым кухонным светильником. Селена ждала, пока Элисон расслабится, обмякнет в ее объятиях, но тщетно.
— Она была здесь, — проговорила Элисон. — В это же время на прошлой неделе она была здесь со мной. А семью днями позже она в Австралии, и ее хоронят заживо, и пауки заползают к ней в рот. Нет, ну какого хера?.. Что произошло с нами за эту неделю?
Что бы ни произошло, все скоро закончилось. По завершении вечерней серии началась прямая трансляция шоу, в том числе и на Австралию, где было восемь утра. В прямом эфире отсеивали знаменитостей путем голосования. Элисон и Селена обреченно уселись на диван и, орудуя двумя мобильниками и городским телефоном, усердно нажимали на кнопки в надежде уберечь Вэл от изгнания. Но они зря тратили время (и деньги). Вэл набрала минимальное количество голосов, изрядно отстав от предыдущего соперника; спустя всего несколько минут она покинула лагерь и ее привели в студию-времянку для финального интервью с ведущими. Она сидела между ними, обессиленная, похожая на скелет. Глаза — темные впадины, как у человека, не оправившегося от тяжелого потрясения. Лицо серое, тусклое. Когда с интервью закруглились, Вэл велели пройти по подвесному деревянному мостику туда, где ее поджидала машина с шофером. Камеры следовали за ней под музыкальную тему передачи. Элисон мать показалась постаревшей и более хрупкой, чем прежде. Сутулость стала заметнее. На другом конце моста Элисон углядела Стива, изготовившегося обнять Вэл. Объятие получилось коротким и скорее дружеским, чем пылким. Титры закончились, и Элисон выключила телевизор.
— Все, точка. — Она налила вина себе и Селене.
— Мне правда надо бежать домой, — забеспокоилась Селена.
— Да… Последний бокал. Все будет нормально.
Сорока минутами позже зазвонил телефон. Это была Вэл из Австралии. Звонила она из отеля и плакала в трубку. Элисон ее утешала, но вскоре обнаружилось, что ее попытки приободрить мать («Нет, правда, у тебя все классно получилось… Здесь за тебя все болели…») били мимо цели. И рыдала Вэл не из-за шоу, а потому что Стив опять ее бросил. Оказалось, что, пока знаменитости соперничали в джунглях, их родных и друзей, оставшихся в отеле, каждый день возили на экскурсии и в процессе у Стива и Джеки, тетки Пита, завязался роман. И сегодня они улетают в Кэрнс, поскольку оба без ума от серфинга.
— Я должна остаться здесь еще на неделю, — сообщила Вэл между всхлипами и жалобами. — И что я буду тут делать совсем одна?
— Не знаю, мама, — ответила Элисон. — Но могу сказать, чего тебе нельзя делать.
— И что же это?
— Выходить в интернет и читать газеты.
Трубку Элисон положила, когда стало ясно, что у Вэл более нет сил разговаривать. Селена слышала их беседу и уже кипела сестринским возмущением:
— Это то, что я думаю?
— Ага. Надо было предупредить ее. Раскрыть ей глаза на этого козла долбаного. Если я его еще раз встречу, напинаю ему от души…
— Позови меня, — предложила Селена. — Я в пинках здорово натренировалась. Опять же, рабочих ног у меня две.
Элисон долго благодарно смеялась, а потом, не отдавая себе отчета в том, что делает, погладила подругу по щеке.
— Ты не можешь остаться на ночь?
* * *
Перри-Барр — Хандсворт — Уинсон-Грин — Беарвуд — Харборн — Селли-Оук — Коттеридж — Кингс-Хит — Холл-Грин — Экокс-Грин — Ярдли — Стечфорд — «Лиса и гусь» — Эрдингтон — Уиттон — Перри-Барр.
Твари!
Ты произнесла это вслух? Выкрикнула? Почему на тебя так смотрят?
Должно быть, задремала.
— Ярдли — Стечфорд — «Лиса и гусь» —
Все то же самое. Те же видения. Такие же ощущения. Тьма, прежде всего тьма. И ты знаешь, что потолок прямо у тебя над головой и ты не можешь пошевелиться. А затем шум, словно скребется кто-то. Это на тебя вываливают первую порцию откуда-то сверху, из отверстия в скале.
Прошлой ночью ты опять не спала. Даже глаз не сомкнула. Похоже, только здесь ты и можешь поспать. Но ты не хочешь. Стоит заснуть, и ты снова слышишь их. Чувствуешь, как они ползают. По твоим ногам под брюками, забираются под футболку. О мать их!
— «Лиса и гусь» — Эрдингтон — Уиттон —
Два месяца минуло. Два месяца, как ты вернулась. Два месяца — и никаких перемен. Совсем никаких. Все та же херня день за днем.
— Уиттон — Перри-Барр — Хандсворт —
Врач говорит, что это вопрос времени, надо потерпеть, но что она понимает? Все, что они могут, это пичкать тебя таблетками. Она не понимает. Никто не понимает, не знает, каково тебе. «Нет худа без добра», ну да, их сраный оптимизм.
— Хандсворт — Уинсон-Грин — Беарвуд —
Они не знают. Для них худшее, что случилось, это пауки, ползущие по тебе, это запихнуть насекомое в глотку. Но это не самое худшее. Надеюсь ты попадешь в ВД. Элисон была права. Тебя надо изловить и отдрючить. Не надо было это читать. Такие слова не забываются. Двадцать кусков за то, что тебя измазали в дерьме. Оно того не стоило. Да и не двадцать, а десять после того, как австралийские налоговики забрали свое. А когда ты расплатилась по кредитке и погасила задолженность в банке…
