– Можешь насмехаться. Но такое поведение недостойно джентльмена.
– Не смеши меня. Едва ли достойно джентльмена тащить меня и Эмму в суд из-за маминого завещания.
– А вот это уже удар ниже пояса. – Джайлз сделал основательный глоток виски. – Но, полагаю, не больше, чем я заслужил, – добавил он. – И кое-что, о чем буду жалеть всю оставшуюся жизнь. Ты простишь меня когда-нибудь?
– Прощу. Если приедешь ко мне на день рождения и извинишься перед сестрой и старейшим другом за то, что был таким болваном.
– Не уверен, что смогу посмотреть им в лицо.
– Ты смотрел в лицо солдатам немецкой батареи, имея всего пару гранат и пистолет, чтобы защитить себя.
– И поступил бы так снова, будь я уверен, что это убедит Эмму и Гарри простить меня.
Грэйс встала, пересекла комнату и опустилась на колени перед братом:
– Да конечно же они простят тебя, недотепа.
Джайлз опустил голову, и сестра обняла его:
– Ты же отлично знаешь, что маме очень бы не хотелось, чтобы эта женщина нас всех разделила.
Миновав указатель на Кембридж, Джайлз малодушно подумал: еще не поздно повернуть назад. Хотя знал: если так поступит, второго шанса может уже не быть никогда.
Въехав в университетский город, Джайлз будто вновь окунулся в такую знакомую академическую атмосферу. Во всех направлениях спешили молодые мужчины и женщины в академических мантиях различной длины. Нахлынули воспоминания о славных временах, проведенных в Оксфорде, которые резко оборвал герр Гитлер.
Когда спустя пять лет Джайлз вернулся в Англию, бежав из лагеря военнопленных, ректор колледжа Брейноз предложил ему вернуться в свой старый колледж и завершить обучение. Но к тому времени он был двадцатипятилетним, закаленным в боях ветераном и чувствовал, что время упущено, как это произошло со многими людьми его поколения, включая Гарри. В любом случае появилась возможность ввязаться в еще одно сражение, и он не смог устоять перед вызовом на спарринг за место на зеленых скамьях палаты представителей. «Я ни о чем не жалею», – подумал Джайлз. Хотя… какие-то сожаления всегда остаются.
Он проехал по Гранж-роуд, свернул направо и припарковал машину на Сиджвик-авеню. Прошел под аркой с вывеской, сообщавшей, что колледж Ньюнэм основан в 1871 году, до того как женщинам стали присуждаться ученые степени, – основан провидцем, который верил, что это случится при его жизни [24]. Не случилось.
Джайлз остановился у квартиры директора колледжа и только собрался спросить, как пройти на вечеринку к мисс Баррингтон, как его окликнул привратник:
– Добрый вечер, сэр Джайлз, вы, наверное, ищете зал Сиджвика.
Узнали. Назад пути нет.
– Вам прямо по коридору, вверх по лестнице, налево, третья дверь. Мимо не пройдете.
Джайлз пошел, следуя указанию, минуя с десяток или больше студенток, одетых в длинные черные юбки, белые блузки и академические мантии. Они едва замечали его, да и с чего бы? Ему тридцать три, почти вдвое старше их.
Он стал подниматься по ступеням и, добравшись до верхней, в подсказках направления больше уже не нуждался. Радостно возбужденные голоса и смех стали слышны задолго до того, как он приблизился к третьей двери слева. Джайлз сделал глубокий вдох и вошел, стараясь не привлекать к себе внимания.
Джессика первой заметила его и тотчас устремилась через зал с криками:
– Дядя Джайлз, дядя Джайлз, где же ты был?
«Вот именно, где?» – подумал Джайлз, глядя на девочку, которую обожал: еще не лебедь, но уже не гадкий утенок. Она подпрыгнула и обвила его шею руками. Над ее плечом он увидел, что к нему спешат Грэйс и Эмма, – все втроем они пытались обнять его. Другие гости повернулись к ним, гадая, что стало причиной такой суеты.
– Простите меня, – проговорил Джайлз после того, как пожал Гарри руку. – Я не должен был подвергать вас такому испытанию.
– Не зацикливайся на этом, – сказал Гарри. – Ведь мы с тобой прошли через кое-что похуже.
Джайлз сам себе удивился – насколько быстро слова лучшего друга сняли напряжение. Как в старые добрые времена, они с Гарри болтали о Питере Мэе [25], когда он вдруг увидел ее. И уже больше был не в силах оторвать глаз.
– Лучший плоский удар, который я когда-либо видел, – сказал Гарри, уверенно выставляя левую ногу вперед и как бы замахиваясь битой.
Он не заметил, что Джайлз уже его не слушает.
– Да, я был в Хедингли, когда против южноафриканцев в своем первом международном матче он выиграл сотню.
– Я тоже видел те подачи, – присоединился к разговору пожилой преподаватель. – Великолепный удар.
Джайлз ускользнул от них и стал проталкиваться вдоль стены через комнату, полную гостей, остановился лишь поболтать с Себастьяном о том, как у того дела в школе. Молодой человек казался намного более спокойным и уверенным, чем тот прежний Себастьян, которого помнил Джайлз.
Джайлз уже начал опасаться, что она может уйти раньше, чем он исхитрится познакомиться с ней. Но Себастьян отвлекся на сосиску в тесте, и Джайлз двинулся дальше. Вот она уже рядом – разговаривает с пожилой женщиной и, похоже, не замечает его присутствия. Джайлз стоял, лишившись дара речи и гадая, почему англичане всегда испытывают такие затруднения, когда надо самим представляться женщинам, в особенности женщинам красивым. Как прав был Бетджеман, к тому же здесь даже не необитаемый остров [26].
– Не уверена, что Шварцкопф обладает диапазоном для этой партии, – говорила пожилая женщина.
– Вполне возможно, вы правы, но я по-прежнему готова отдать половину своей годовой стипендии, только чтоб услышать, как она поет.
Пожилая женщина заметила Джайлза и повернулась перекинуться словом с кем-то еще, будто поняла, что он именно этого от нее ждет. Джайлз представился, в душе надеясь, что никто не помешает им. Они пожали друг другу руки. Само прикосновение к ней было…
– Здравствуйте. Я Джайлз Баррингтон.
– Вы, наверное, брат Грэйс, тот самый член парламента, о котором я частенько читаю и который придерживается таких радикальных взглядов. Меня зовут Гвинет, – назвала она имя, которое одновременно указывало и на ее происхождение.
– Вы студентка?
– Вы мне льстите, – улыбнулась она. – Нет, я просто пишу диссертацию, а ваша сестра – мой научный руководитель.
– А о чем диссертация?
– О связях между математикой и философией в Древней Греции.
– С нетерпением буду ждать возможности прочесть ее.
– Я позабочусь, чтобы вы получили копию одним из первых.
– Кто эта девушка, с которой разговаривает Джайлз? – спросила Эмма свою сестру.
Грэйс повернулась и посмотрела через комнату.
– Гвинет Хьюз, из моих самых одаренных аспирантов. Полная противоположность Вирджинии – я уверена, он скоро это поймет. Гвинет – дочь уэльского шахтера, из долин, как она любит напоминать всем, и уж конечно, ей хорошо известно значение compos mentis [27].
– Она очаровательна, – заметила Эмма. – Не думаешь ли ты…
– Боже мой, нет, что у них может быть общего?
Эмма улыбнулась своим мыслям, потом сказала:
– Ты передала свои одиннадцать процентов акций Джайлзу?
– Да, вместе с моими правами на бабушкин дом на Смит-сквер, как пообещала маме, когда убедилась, что этот дурачок окончательно освободился от Вирджинии.
Эмма немного помолчала.
– Выходит, ты с самого начала знала содержание маминого нового завещания?
– И о том, что было в конверте, – как бы невзначай упомянула Грэйс. – Поэтому-то я и не могла присутствовать на суде.
– Как же хорошо знала тебя мама.
– Как хорошо она знала нас троих, – сказала Грэйс, бросив взгляд через комнату на брата.
16
– Вы сможете все организовать? – спросил Джайлз.
