– Мэтью Джон Джеймс Хорсфилд в данный момент у телефона. С кем именно вы хотите поговорить?
Хорсфилд снова засмеялся, теперь уже над основательностью, с какой трехлетний малыш ведет телефонную беседу.
– Это папа.
– Л-ло, папа, говорит Мэтью Джон Джеймс Хорсфилд.
– Да-да, знаю, ты уже говорил. Мама тут?
– Нет, она в кухне, тут один я.
– Можешь позвать маму?
– Да.
Хорсфилд понял, что трубку уронили: повиснув на шнуре, она стукается о стену. Сколько раз он говорил сыну, что нельзя…
– Дорогой?
– Дорогая, я просто позвонил сказать тебе…
– Ничего не случилось?
– Нет, хотя машину вел Слай!
– О, бедный ты мой.
– Что ты готовишь?
– Зеленое картофельное пюре и голубые рыбные палочки.
– О-о.
Однажды сынишка посмотрел по детской программе кулинарную передачу. Как-то на неделе Хорсфилд зашел в обеденный перерыв в магазин и купил шесть флаконов пищевых красителей. Жена потом отчитала его и заявила, что он балует ребенка.
– Мне надо идти, Мальколм.
Хорсфилд был тронут, она редко называла его по имени.
– У меня включена конфорка и…
– Дай я попрощаюсь с Мэтью.
Он слышал, как сын топает ножками по паркету в прихожей. Значит, так и не снял новых зимних сапожек, которые ему утром купили.
– Пока, Мэтью, до завтра.
– Почему?
– Потому что я работаю.
– Почему?
– Чтобы заработать денег и купить тебе новые сапожки. Так-то вот. Мэтью, не задавай больше вопросов.
– Почему?
– Потому что это сводит меня с ума, ты же знаешь. Ну, я пошел. Скажи маме, что я ее люблю.
– Скажи маме, что я ее люблю, – повторил Мэтью.
– Нет, скажи маме, что я ее люблю. А не ты.
Жена снова взяла трубку:
– Он из-за тебя заплакал! Что ты сказал?
– Я только повысил голос!
– Мальколм!
– Ах, Барбара, и что я тут делаю? Я хочу быть с вами там, дома.
За пластмассовым колпаком телефона-автомата Слай строил ему безумные гримасы. Хорсфилд прошептал: «Я тебя люблю» – и повесил трубку.
М-с Хорсфилд была удивлена напряженностью в голосе мужа. Ей не терпелось увидеть его.
34. Переходная стадия
В аэропорту Гатуик меня охватило страшное возбуждение. Это самое романтичное место из всех, где мне довелось побывать. Каждый проход и туннель ведет в джунгли, пустыни и древние города; там раскрываются невероятные перспективы. Я спросила Додо, могу ли я получить паспорт.
– Это трудно, но не невозможно. А что, дорогая? Куда ты хочешь поехать?
– Куда угодно, – ответила я. Мне хотелось покинуть землю, пробуравить небо и исчезнуть среди облаков.
Мне сорок лет, а я никогда не летала на самолете; никогда не водила машину; никогда, уже будучи взрослой, не была в театре, не каталась на катке; никогда не играла в теннис, не побывала в ночном клубе; никогда не ела китайских блюд в китайском ресторане, не носила красивого белья, не имела своего счета в банке и не разговаривала о половой жизни, о деньгах и политике в смешанном обществе. Что такое на самом деле индекс Доу Джонса? [28] Понятия не имею. Я невежественная женщина. Как это произошло? Когда я была маленькой, меня считали способной; я получала грамоты за успехи в езде на велосипеде, плавании и в беге с препятствиями. А какие книги я читала, когда мне было шестнадцать! Взрослые книги по важным вопросам. Почему я бросила читать книги?
Дерек тут не виноват. Он правда не виноват. Я не собираюсь обвинять и Джона с Мэри; я сама виновата. Я стала робкой тихоней, я боялась навязываться. Но теперь что-то со мной произошло. Или убийство Джеральда Фокса развеяло чары? Я готова взмыть в воздух. Я понимаю, это жестоко по отношению к Джеральду Фоксу.
Сегодня вечером из Алгарви прилетает только один самолет. Мы решили встать в сторонке и ждать, пока Сидни и Руфь пройдут в зал прилета. Потом мы, переодетые и загримированные до неузнаваемости, держась на приличном расстоянии, двинемся за ними, а когда сочтем это безопасным, я им откроюсь. Не знаю, что будет потом. Я хочу просить Сидни присмотреть за моими детьми, а позже, как только смогу, я их вызову к себе и сама о них позабочусь. Впрочем, я не знаю, как Сидни на все это посмотрит. Он притворяется, что не любит детей, но я уверена, что к моим детям он питает слабость. Они такие хорошие, не представляю, как можно их не любить. Я не видела их больше недели, и за это время часу не проходило, чтобы я о них не думала. Они занозами сидят в моем мозгу. Они будут со мной до конца жизни, куда бы я ни поехала. Только смерть освободит меня от них.
По Дереку я не скучаю. Но очень грустно думать, что, уехав, я оставлю его в полном одиночестве; надеюсь, он когда-нибудь встретит женщину, которая его полюбит. Лучше всего такую, которая умеет слушать, увлекается черепахами и танцует фокстрот.
Додо уже двадцать минут звонит своему брату. Не знаю, о чем она с ним толкует, знаю только, что вид у нее серьезный и настойчивый и большей частью говорит она сама. Хорошо бы она поторопилась – через тридцать пять минут самолет Сидни должен приземлиться.
35. Рушится мир Поджера
Поджер лежал в ванне и читал «Ньюс оф уорлд» [29], когда позвонил Николас Катбуш. Жена подошла к телефону и поначалу отказалась передать трубку мужу в ванную en suite [30].
– Честное слово, Ник, за всю неделю это единственный час, когда он может действительно расслабиться. Я на вас страшно зла.
Голос Николаса истерически звенел:
– Если я не поговорю с ним немедленно, то уже во вторник утром его вышвырнут пинком под зад, и придется ему штудировать объявления о найме на работу.
Она плюхнула телефон на стул в ванной так же торопливо, как утром плюхала яйца на сковородку, и позвала мужа.
– Что там, Ник?
– Чертова моя сестрица заполучила твою фотографию, где ты тискаешь левую грудь беглой убийцы.
– Какой еще беглой убийцы?
– Да ты охренел. Поджер, ты что, много таких знаешь? Яффа! На ужине у нас. Кэролайн сделала сни…
– Ах, Яффа. Она кого-то убила? Господи!
– Именно – господи. Яффа – это Ковентри Дейкин.
– Кто?
– Ковентри Дейкин, она куклой раскроила парню голову. Это было на первых полосах всех…
– Ник, мне конец.
– Нет, еще нет. Додо требует фальшивые паспорта.
– Так.
– И разумеется, денег.
– Разумеется.
– Сегодня.
– Но сейчас же воскресный полдень.
– Если она сегодня их не получит, она отправляет фотографию Полу Футу.
– Племяннику Майка?
– Ну не тому же Полу Футу, который мастер по педикюру, правда? Или Полу Футу, художнику по интерьеру? Да, тому Полу Футу, который руку набил на журналистских расследованиях, убежденному социалисту.
– О боже! О боже!.. Ник, строго между нами. Завтра премьер-министр лично объявит дату дополнительных выборов.
– Чудесно, изумительно, как нельзя более кстати.
– Ник, может, мне просто уйти в отставку?
– Да ты ведь работаешь-то всего один несчастный месяц, если не меньше.
– Но Профьюмо, Торп, Паркинсон, Арчер… [31] Нам ни за что не удастся отмыться…
– Ну ты и жопа, полная жопа, Поджер. Если мы проиграем эти дополнительные выборы, денежки из страны утекут и останемся мы с тобой на бобах.
– Меня фотографировала твоя жена. Это ты во всем виноват. Когда человека приглашают на ужин, он полагает, что находится среди друзей или, если он их не знает лично, по крайней мере среди людей проверенных.
– Ладно, ладно. Извини, Подж. Ну успокойся, успокойся. Позвони дежурному офицеру и организуй паспорта. Додо и Яффу ты знаешь: обеим под сорок, никаких особых примет, одна темноволосая, другая рыжая, обе ростом пять футов семь дюймов… они сейчас снимаются на паспорт.
