Господи Исусе! Никогда не слыхал про такие соглашения. Я-то думал, что, когда они помрут, ее отправят в богадельню, вот и все соглашение. А теперь выясняется, что тогда и дом не мой.
В общем, я говорю отцу: это все не дело. А он мне: бумаги, мол, готовы, а если не хочешь подписывать – не подписывай. Тетя Ренни будет приглядывать за тем, чтобы ты после нашей смерти придерживался наших распоряжений.
Ага, думаю, еще, значит, тетя Ренни. Это материна младшая сестра, сука редкая.
Да при любом раскладе, он говорит, тетя Ренни будет за тобой приглядывать. И тут я сбавляю тон. Ладно, говорю, раз такое дело, пусть так все и будет. Значит, это справедливо. Ладно, говорю. А как вы смотрите, если я к вам подъеду на ужин в это воскресенье?
Отлично, отвечает. Рад, что ты все правильно понял. А то ты обычно выпалишь, не подумав, а в твои годы пора уже пораскинуть мозгами.
А забавно, что ты так говоришь – «пораскинуть мозгами», – думаю я про себя.
Ну, приехал я к ним. Мамаша цыплят пожарила. Я как вошел, думаю: запах-то какой, а? А потом унюхал запах Мадлен, все тот же, он у нее не меняется. И почему она так воняет, если мать моет ее каждый день? Ну, я вел себя как паинька. Раз у нас сегодня такой праздник, говорю им, надо мне вас сфотографировать. Сказал, что у меня новая камера, которая сразу снимки печатает, поэтому они себя тут же увидят. Тут же, говорю, увидите, хотите? Усадил их в гостиной, как на этой фотке. Мамаша говорит: «Давай быстрее, мне надо в кухню, а то все пригорит». – «Момент», – отвечаю. Щелкнул, а она говорит: «Ну давай, показывай, как мы получились». Я такой: «Сейчас, минуту подождите». И пока они ждут, когда фотка будет готова, вынимаю из кармана пушечку и – пиф-паф! – довожу дело до конца. Потом снимаю еще одну фоточку, отправляюсь на кухню и съедаю там цыпленка, а на них больше даже не гляжу. Я думал, тетя Ренни тоже приедет в гости, но мамаша сказала, что у нее там какие-то церковные дела. А то бы я ее, конечно, тоже сфотографировал. На-ка, погляди. До и после.
У мужчины голова свешена набок, у его жены – откинута назад. Выражения лиц потрясенные. Сестра склонилась вперед так, что лица не видно. Можно разглядеть только ее обтянутые цветастой тканью большие колени и темную голову с тщательно уложенными в старомодную прическу волосами.
– Ну а мне наконец-то стало хорошо: в первый раз за неделю расслабился. Но долго засиживаться там я не стал, перед темнотой ушел. Привел себя в порядок, доел цыпленка и решил, что пора сматываться. Думал наведаться еще к тете Ренни, но чувствую – настроение уже не то. Чтобы с ней разобраться, надо было снова завестись, а мне уже не хотелось. Ну и желудок полный, цыпленок-то оказался здоровый. Я там все съел, не стал с собой брать, потому что боялся собак: вдруг почуют, когда буду пробираться переулками. Решил, пожру так, чтобы на неделю хватило. Но когда до тебя добрался, сама видишь, как проголодался.
Он оглядел кухню.
– А выпить у тебя, должно быть, ни хрена нет. Чай-то был поганый.
– Наверное, есть вино, – сказала Нита. – Я не знаю, сама я больше не пью…
– Подшилась?
– Нет. Просто разонравилось.
Встав, она почувствовала, как дрожат ноги. Ну а как же иначе?
– Я там подправил телефонный кабель, прежде чем войти, – сказал он. – Так, на всякий случай сообщаю.
Станет ли он бесшабашным до неосторожности, когда выпьет? Или будет еще злее и бешенее? Кто его знает? Нита отыскала вино тут же, на кухне, никуда не выходя. Они с Ричем раньше выпивали каждый день немного красного вина, – говорят, это хорошо для сердца. Или плохо для чего-то, что нехорошо для сердца. Сейчас, в испуге и смятении, она не могла вспомнить.
В испуге. Конечно. То, что она онкологическая больная, помочь ей никак не могло. Верная смерть не позже чем через год никак не отменяет возможности умереть прямо сейчас.
– Во, другое дело! – обрадовался он. – А крышка-то не нарезная. Штопор есть?
Она потянулась к ящику, но он вскочил и оттолкнул ее, хотя и не очень грубо.
– Ну-ну, я сам! А ты к этому ящику не подходи. Ух ты, сколько тут всего!
Он вынул ножи и выложил их на сиденье своего стула – туда, куда она не смогла бы дотянуться. Потом открыл бутылку штопором. Она оценила, каким жутким оружием этот штопор мог оказаться в его руках. Сама-то она ни при каких обстоятельствах не смогла бы им воспользоваться.
– Я сейчас встану, возьму стаканы, – предупредила Нита, но он не разрешил.
Сказал, что стакана не надо, и спросил, есть ли пластмассовый?
– Нет.
– Тогда чашки. Смотри, я слежу.
Она поставила на стол две чашки и сказала:
– Мне самую капельку.
– И мне тоже, – откликнулся он с деловым видом. – Мне же еще машину вести.
Однако свою чашку наполнил до краев.
– Не хотел бы я, чтобы какой-нибудь коп сунулся меня проверять.
– Свободные радикалы! – произнесла она вдруг.
– Чего?
– Это говорят про красное вино. Оно то ли разрушает эти радикалы, потому что они вредные, то ли создает их, потому что они полезные {43}. Не помню.
Нита отпила глоток, и ей не стало плохо, как она ожидала. Он пил, все еще не садясь.
– Смотрите, на ножи не сядьте, – сказала она.
– Ты надо мной не прикалывайся! – прикрикнул он.
Собрал ножи и положил их назад в ящик. Потом сел.
– Ты думаешь, я тупой, да? Думаешь, я неврастеник?
Она почувствовала, что ей дается шанс, и ответила:
– Нет, просто мне кажется, что вы никогда раньше не делали ничего подобного.
– Конечно не делал. Ты что думаешь, я убийца? Ну да, я их убил, но я же не убийца.
– Конечно, это большая разница, – сказала она.
– Еще бы!
– Я понимаю, что значит избавиться от обидчика.
– Кто понимает? Ты?
– Да. Я сделала то же самое, что и вы.
– Ты?! – Он отодвинулся вместе со стулом, но не встал.
– Не хотите – не верьте, – сказала она. – Но я сделала то же самое.
– Да ни хрена ты не сделала. Ну как ты убила?
– Отравила.
– Да что ты болтаешь? Хочешь сказать: напоила гостей своим сраным чаем, что ли?
– Не гостей, а одну женщину. И не чаем. С чаем все в порядке, он продлит вам жизнь.
– Не хочу я продлевать жизнь, если для этого надо пить такое дерьмо. Ну так что дальше: яд же найдут в трупе по-любому?
– Не всегда. С растительными ядами это не всегда так. Да и никто даже не подумал об отравлении. Она в детстве болела полиартритом, потом он стал прогрессировать, так что она не могла заниматься спортом, ничего делать, все время присаживалась отдохнуть. И когда умерла, никто особенно не удивился.
– А что она тебе сделала?
– Это была девчонка, в которую влюбился мой муж. Он собирался меня бросить, а на ней жениться. Сам сказал мне об этом. А я для него все делала. Мы с ним вместе строили этот дом. И, кроме него, у меня никого не было. И детей не было, потому что он их не хотел. Я научилась плотничать. На стремянки залезала, хотя боялась высоты. Он был всей моей жизнью. А потом собрался бросить меня ради этой бестолковой плаксы из учебной части. Мы с ним всю жизнь работали, а досталось бы все ей. Это что, справедливо?
– А яд откуда?
– Так он рос у меня прямо на огороде. Вон там. Там была грядка ревеня, осталась от прежних хозяев. В прожилках на больших листьях собирается отличный яд. Только не в стеблях. Стебли мы едим, они безопасные. А маленькие красные прожилки на больших листьях – вот они ядовитые. Я про это знала, но, честно говоря, не представляла, насколько сильный у них яд. Так что это было вроде эксперимента. Ну и все счастливо сошлось. Первое – муж уехал на конференцию в Миннеаполис; мог взять ее с собой, но начались летние каникулы, и она осталась в офисе, как самая младшая, вести дела. Второе – она могла быть не одна, мог еще кто-то оказаться рядом с ней. А главное – она ведь могла меня заподозрить. Но она решила, что я про ее шашни с моим мужем ничего не знаю, и продолжала разыгрывать из себя мою подругу. Я ее принимала у себя в гостях, дружили типа. Я рассчитала, что муж ей про наш с ним разговор ничего не говорил. Он вечно все откладывал, так что мне он о разводе сказал, чтобы посмотреть, как я это приму, а ей пока нет. Тут, конечно, можно спросить: «Так зачем от нее избавляться? Вдруг он еще передумает?» Но нет. Он бы ее уже не бросил. Да если бы и бросил, наша жизнь оказалась бы отравлена. Она отравляла мне жизнь, и потому я должна была отравить ее. Я испекла два пирожка. Один был с ядовитыми прожилками ревеня, а другой без. Ну, конечно, я пометила тот, который был без них. Приехала на машине в университет, взяла две чашки кофе и пошла к ней в офис. Там никого, кроме нее, не оказалось. Я сказала ей, что приехала в город по делам, проезжала мимо кампуса и увидела чудесную маленькую пекарню, которую муж всегда хвалил и за кофе, и за выпечку. В общем, я туда заскочила и купила пару пирожков и две чашки кофе. Подумала, как она тут сидит совсем одна, когда все разъехались на каникулы. А мне, мол, тоже одиноко, потому что муж в Миннеаполисе. Она вела себя очень мило и была мне благодарна. Сказала, что ей скучно здесь сидеть и столовую закрыли на лето, поэтому она ходит обедать в корпус естественных наук, а они там добавляют в кофе соляную кислоту, не иначе. Ха-ха-ха. В общем, мы славно поболтали.
