Эдит никогда не понимала силы избранного ее свекровью пути. Она считала ее задавакой, которая суетится по пустякам, и жуткой занудой. Но леди Акфилд обладала выдержкой, которая могла бы помочь Эдит уберечься от беды. Она не знала, что такое скука, или, скорее, не позволяла себе признаться, что ей скучно. Тот факт, что она замужем за человеком глупее ее в несколько раз, был раз и навсегда изгнан из ее сознания. Она избрала свой путь и теперь была твердо намерена добиться на нем успеха, без сожаления о сделанном и жалости к себе. В наш бесхарактерный век такая душевная стойкость достойна если не почтения, то, по крайней мере, уважения.
Но была и еще одна причина, почему леди Акфилд называла Саймона «мистер Рассел» – чтобы он прекратил называть ее Гуджи.
– Ну, мне нравится, когда есть работа, – ответил он ей. – Но думаю, это, пожалуй, и все.
– Разве вы не хотели бы стать великой кинозвездой?
Спрашивать об этом актера нечестно. Они все до единого хотят стать великими кинозвездами, но, согласно всемирному негласному соглашению, они не должны признавать это вслух.
Саймон воспользовался обычным клише:
– Думаю, я просто хотел бы хорошо делать свою работу.
Казалось, он почувствовал себя неловко, но на самом деле в этих его словах было больше правды, чем можно было бы предположить. Вернее было бы сказать, что он хотел бы, чтобы люди восхищались им за то, что он хорошо делает свою работу, что не совсем то же самое. Но как еще он мог ей ответить? Разумеется, он хотел стать великой кинозвездой, как леди Акфилд и предполагала. Он знал это прекрасно, но так же прекрасно понимал, что показывать это не стоит.
– Вы всю жизнь собираетесь оставаться актером?
Здесь леди Акфилд, сама того не сознавая, продемонстрировала собственные предрассудки и еще надежнее поставила Саймона на место. Этот вопрос задают очень часто, однако нипочем не могу представить себе, чтобы кто-нибудь спросил: «Вы всю жизнь собираетесь оставаться врачом? Вы всю жизнь собираетесь оставаться бухгалтером?» Причина проста: как бы они ни старались, люди не могут счесть актерство «настоящей» работой. Следует в этом отношении разделять представителей средних классов, которые каким-то таинственным образом нередко бывают оскорблены, что кто-то выбирает себе такую профессию – как будто человек собирается добывать деньги нечестным путем, – и представителей верхушки общества, которые обычно готовы только порадоваться, что кто-то так замечательно проводит время. Но ни те ни другие не представляют, что можно заниматься этим долго. Может быть, дело в том, что, хотя в последние несколько лет появилось немало шикарно одетых актеров, очень немногим действительно удается пробиться наверх. Причиной тому могут быть предрассудки, или недостаток темперамента, или просто дорога слишком терниста для тех, у кого есть другие финансовые источники, но в результате почти каждый аристократ знаком с кем-нибудь, чей младший сын или дочь пробовали себя на сцене, и почти никто из них не знает кого-нибудь, кто преуспел бы в этом. Это вряд ли может внушать оптимизм.
– Вы всю жизнь собираетесь оставаться маркизой? – спросила Эдит со своего дивана, не поднимая глаз.
Леди Акфилд на мгновение задержала взгляд на невестке. Она прекрасно поняла значительность того, что Эдит сыграла на стороне Саймона. Но парировала со смехом:
– В наше время, дорогая моя, кто может знать?
Теперь улыбнулись уже все, но хотя я и не удержался и переглянулся с Беллой, мы прилежно вернулись к своей роли хороших гостей.
Саймон, в восторге оттого, что приобрел такую прелестную защитницу, подсел к Эдит и вскоре уже потчевал ее легендами и мифами кинопроизводства в своей самой занимательной манере.
Еще пара минут – и вот он уже сияет и искрится, как рождественские гирлянды на Риджент-стрит. Я смотрел, как Эдит смеется, отвечает, отбрасывает волосы с лица и снова отвечает, и заметил, что Чарльз, разговаривавший с матерью в другом конце комнаты, тоже не спускает с нее глаз. Мы оба понимали, что вот уже несколько месяцев не видели Эдит такой оживленной, и я знал: мне ни в коем случае сейчас нельзя встречаться с ним глазами, иначе я стану соучастником его понимания, что в конечном счете причинит ему боль. Когда он бросил на меня взгляд, я отвел глаза и присоединился к Белле, которая – естественно, чем еще она могла заниматься – рассказывала зачарованному Тигре, какую-то risqué [31] историю о том, как ей пришлось ночевать в гараже без гроша в кармане.
Когда мы перебрались в столовую, вечер стал нетребовательным и приятным. Угощение было, как всегда, великолепным, и я заметил, что слуги стали принимать по отношению ко мне ту слегка вкрадчивую манеру обращения, которая является их обычной защитой, когда приходится иметь дело с «постоянными посетителями». Удостоверившись, что вы здесь не в последний раз, любая прислуга, рассматривающая свою должность как профессию, отказывается от – несомненно ощутимого, но неизбежно преходящего – удовольствия принимать покровительственный вид и обращаться с вами пренебрежительно от лица хозяев. Вместо этого они усваивают этакую уважительную общительность, которая обеспечит им большие чаевые и похвальное упоминание, если о них зайдет речь. Вторая сторона обычно подхватывает эту игру в ладушки. Я знавал немало людей, которые опрометчиво чувствовали себя польщенными, когда прислуга какого-нибудь знатного лица поднимала вокруг них суету. Такие надеются, что подобная дружба предоставит им в будущем возможность продемонстрировать, что в этом Знатном Доме их хорошо знают, в чем может быть отказано другим гостям. В общем, в тот раз я разочаровал сам себя, почувствовав, что мне стало теплее на душе от этого почтения. Мы с Беллой болтали всю дорогу домой, оба вздохнули с облегчением, что вечер окончен, и при этом радовались, что он оказался легче, чем мы предполагали. У Брук-Фарм мы вышли из машины и остались снаружи, а Саймон ушел в дом и стал включать свет.
– Итак, он может засчитать себе еще одну победу, – сказала Белла.
– И слава богу, честное слово, – кивнул я. – Учитывая вчерашний вечер, я думал, мне придется следить, чтобы они не сцепились.
– Ой, вот уж не думаю, что твоя роль будет состоять именно в этом, – слегка улыбнулась Белла.
Я предостерегающе погрозил ей пальцем:
– Никаких сплетен. Пока мы все неплохо ладим, и работенка здесь непыльная. Давай не будем заглядывать дальше.
Белла рассмеялась:
– Может быть. Но ты кое-чего не заметил. – (Я вопросительно поднял брови.) – Он слова не сказал за всю дорогу.
Она была права. Конечно, я заметил это, но заставил себя об этом не думать. Человек, настолько жаждущий одобрения, настолько озабоченный своим статусом, настолько готовый поделиться со всем миром своими приключениями, как Саймон Рассел, проводит вечер за приватной беседой с молодой и красивой графиней – и не горит от нетерпения этим похвастаться. Это может означать лишь одно: история только начинается.
Так и случилось.
Глава двенадцатая
Я, должно быть, не так внимательно следил за происходящим в тот период, как мог бы, потому что незадолго до начала съемок в Бротоне я познакомился с девушкой, на которой собирался жениться. Она не играет значительной роли в истории Эдит, так что я постараюсь быть кратким. В нашей встрече не было ничего необычного. Мы познакомились во время коктейля на Итон-террас, который устраивал друг моего дяди и, так уж получилось, ее матери. И я, и она не очень хотели туда идти. Меня представили ей почти сразу, как она появилась (с упомянутой матерью), и я незамедлительно решил, что это – моя будущая жена. Ее звали Адела Фицджеральд, ее отец был ирландский баронет, один из первых, получивших этот титул, как она имела обыкновение подчеркивать время от времени. Она была статная, красивая и держалась по-деловому, и я сразу понял: вот человек, с которым я, вполне вероятно, буду счастлив до конца моих дней. И потому я был очень занят следующие несколько месяцев, стараясь донести до нее эту истину, очевидную и само собой разумеющуюся для меня, но совсем не кажущуюся неоспоримой ей. Каким образом человек делает выбор в таких случаях, сейчас, когда я уже женат и счастлив, остается для меня такой же тайной, как и тогда, когда я бегал за почти незнакомой мне девушкой. Я столько лет безуспешно пытался найти себе подходящую пару, что может показаться нелогичным, что я мог обрести именно то, что нужно, в одно мгновение. Но случилось именно так. И с тех пор у меня ни разу не появилось ни малейшей причины сожалеть об этом решении.
