– Что тебе тут надо? Залезай на свою клячу и исчезни. – В этот раз она говорила негромко, наверное, для того чтобы не испугать больного ребенка.
Исаак с трудом встал на ноги, держась за больную руку:
– Вы должны быть немного дружелюбнее по отношению к чужим людям, иначе им в голову может прийти мысль причинить вам вред. – Он закрыл глаза.
– Ты мне угрожаешь? – спросила она. – Подожди, я уже послала за крестьянином. – Он тебе покажет…
– Да нет у вас ничего… На этом подворье вы живете всего лишь втроем. И никого больше нет… Тем более никакого мужчины. Нет, не возражайте. Это очевидно. Три тарелки стоят на столе. Четыре места для спанья есть в этом помещении, однако всего лишь три выложены соломой. Часть полей там, за домами, плохо обработаны или вообще не обработаны. Не старайтесь изображать маскарад. Нет тут ни единого мужчины, который бы защищал дом, вас, вашего сына или вашу дочь.
Он бросил взгляд на девушку. И лишь теперь ему бросилось в глаза, что она была необыкновенной красоты и уже сейчас в ней проявлялись черты прекрасной женщины. Но в ее глазах Исаак прочел трагедию этой семьи. Глаза были большими, прекрасными и пустыми. Девушка была слабоумной.
Почувствовав взгляд Исаака, она засунула указательный палец левой руки в свой рот и бессмысленным взглядом уставилась на него. Ее пышные губы поставили бы под сомнение самообладание любого мужчины, если бы только с них не стекала слюна, капавшая на ее ноги.
И тут Исаак понял отчаяние, с которым крестьянка встретила его. Без мужчины она была такой же беспомощной и уязвимой, как корова во время отела. Она должна была отпугивать потенциальных врагов и держать их подальше от своих детей.
Словно подтверждая мысли Исаака, крестьянка вытащила из костра деревянное полено и преградила путь Исааку. Обеими руками она держала горящее дерево, направляя в его сторону.
– Пошел вон, или я сожгу тебя!
В ее словах слышалось отчаяние.
Исаак подошел к ней и резко выбил полено из рук:
– Да ладно, женщина. Я не желаю ничего плохого. Пожалуйста, дайте мне осмотреть вашего сына.
Он подошел к постели ребенка. Однако утихомирить крестьянку было нелегко. Она вспрыгнула ему на спину и с визгом вцепилась в волосы. Он потерял несколько кудрей, прежде чем ему удалось повернуться. Слова были бесполезны. Исаак оттолкнул от себя крестьянку, затем одним ударом в живот уложил ее на землю. Она сложилась вдвое и стала ругать его, ворочаясь на глиняном полу. Исаак больше не стал тратить на нее время, а опустился на колени рядом с постелью мальчика.
С первого взгляда он понял, что его худшие опасения оправдались.
Ребенок умирал. У него была воспаленная гангренозная рана на плече, которая отравляла воздух в доме вонью гниющего мяса. Исаак задержал дыхание. Голова мальчика горела от жара, глаза были широко открыты и уже смотрели в царство теней. К его шее была привязана луковица гладиолуса. Каких дьяволов она должна была отпугивать, Исаак не знал. Но хуже всего была рваная рана на стриженой голове.
Ярость охватила Исаака.
– Кто несет ответственность за это свинство?
Когда мальчик вздрогнул от его крика, еврей взял себя в руки.
– Кто сделал такое с ребенком? – Его голос срывался и был похож на скрип струбцины.
Крестьянка медленно поднялась на ноги.
– Это был северный ветер. Всегда, когда он веет над домом, он приносит влагу и несчастье. Он отнял разум у моей Гислы, прежде чем она родилась. Прошлой зимой он снова спустился с гор и забрал с собой Эмихо, моего любимого мужа. Он погнал его на войну, которая была совсем не нашим делом. Эмихо сражался на стороне Дезириуса, нашего старого короля лангобардов. Из страха перед восстанием Дезириус запретил крестьянам носить оружие и послал их на битву вооруженных палками. Франки всех их нанизали на копья. А теперь у меня еще умирает Рорико. Через два лета он должен был унаследовать этот двор.
Она тяжко всхлипывала от ярости и слез.
– А эти раны? Вы пытались применить искусство врачевания к ребенку?
– Две недели назад мальчик погнал свиней в лес, чтобы они досыта наелись буковых орешков. При этом он, видно, попал во владения дикого кабана-вепря. Как бы там ни было, он вернулся домой с раной на плече. На следующую ночь у него начался жар. Что мне оставалось делать? В конце концов, надо было убрать жар из его головы. Тогда я остригла его и разрезала ему кожу на голове крест-накрест. А затем натерла кости под раной солью, чтобы дьяволам, поселившимся в нем, стало плохо. И они из него вышли, но было уже слишком поздно. Он так и не выздоровел. Ты можешь ему помочь? Ты лекарь или колдун?
Исаак молча смотрел на умирающего ребенка. Крестообразная рана на голове мальчика подтвердила историю его лечения. Крестьянка не зашила ужасную рану, а заклеила ее яичным белком и тем самым подготовила почву для нагноения. Для любого искусства врачевания было уже слишком поздно.
Вдруг он услышал топот копыт. Дверь резко распахнулась, и в помещение ворвался Танкмар. Он увидел своего хозяина в тени помещения и подскочил к нему.
– Они приближаются. Я их увидел. Три всадника. С востока.
– Только трое? – Исаак потер себе подбородок. – А где слон?
– Мне пришлось оставить его в укрытии, потому что я хотел побыстрее добраться до вас. Они могут нас здесь спрятать?
Танкмар поднял кружку с пола, понюхал жидкость в ней и жадно выпил. Через выгнутую поверхность края кружки он бросил на крестьянку любопытный взгляд.
– Ты врываешься в дом как ветер, но другой возможности я не вижу. Если мы бросимся бежать, они будут преследовать нас по пятам. Если мы примем бой, то не выживем. А теперь, добрая женщина, мы в ваших руках. – Исаак насмешливо поклонился в сторону крестьянки.
Лангобардка долго не раздумывала:
– Сделайте Рорико здоровым. Тогда я вам помогу.
Исаак опустил глаза:
– Я боялся, что вы предложите нам нечто подобное. Я дипломат, а не лекарь. Вы хотите меня за это покарать?
И только сейчас Танкмар увидел детей. Он бросил на Исаака ничего не понимающий взгляд.
– Я не могу вылечить вашего сына. Он умирает. Лучше всего, если вы поможете ему и избавите от боли и мучений. – И с этими словами Исаак повернулся, чтобы уйти.
Но едва он подошел к двери, крестьянка схватила его за края плаща:
– Если мой сын действительно должен умереть, я прошу даровать ему быструю смерть. Я же не могу убить его сама. Может быть, есть место, где отец уже ожидает его.
Исаак подивился разуму крестьянки. Она не расходовала силы на сентиментальность. Он почтительно отнесся к спокойствию и самообладанию, с которым она высказала свое желание, и ответил ей легким кивком.
Он возвратился к постели мальчика и склонился над ним. Ребенок воспаленными глазами следил за каждым его движением. Исаак взял с полки полотенце и накрыл им маленькое тело. Он надеялся на неожиданный поворот – крик или хотя бы защиту со стороны сестры, на что-нибудь, что сделало бы лишним то, что должно было за этим последовать. Разве Бог не вмешался, когда Авраам уже был готов принести в жертву Исаака?
Однако времени на ожидание чуда не оставалось. Он убедился, что крестьянка вышла из помещения. Затем он зажал руками рот и нос мальчика. Это длилось недолго. Рорико даже не затрепыхался, лишь его зрачки то сужались, то расширялись, дико глядя по сторонам. На какой-то момент его пустой взгляд прояснился, а затем погас. Ребенок был мертв.
Исаак уложил безжизненное тело мальчика на пол, лег рядом с ним, раскинув руки и ноги, и стал просить Бога о прощении. Это был не первый случай, когда он даровал человеку смерть, однако еще никогда вина не ложилась на него столь тяжким бременем, как в этот раз. Даже тогда, когда он посылал своих соратников в горах на съедение собакам. Страшное путешествие по горам было испытание Божьим. Но этого лангобардского мальчика он убил из корысти, потому что его смерть давала ему преимущество – возможность выжить.
Исаак потерял контроль над своими руками, которые лежали на твердом утоптанном полу и затряслись сами по себе:
