Тем вечером Пташка сунула письмо обратно в кучу бумаг на столе у Джонатана Аллейна, когда тот лежал на кровати с опущенным пологом, так что она не могла его видеть. Ставни были опять закрыты, и в комнатах царил полумрак. Стояла полная тишина, и когда Пташка возвращала письмо, послышался едва различимый шорох бумаги, после которого тут же раздался замогильный, точно у привидения, голос Джонатана:
– Ничего не трогай на столе. И не тревожь меня.
Укрощенная Пташка поставила у кровати бутылку вина с вынутой пробкой и громко доложила об этом. Вино было обычным – запасы крепленого напитка, которым ее снабжал Дик, иссякли. Оставалось только верить, что Джонатану хватит и этого. На принесенном ею подносе лежал также кусок куриного пирога. Пташка взяла тарелку и сбросила с нее пирог в пламя камина. Однако по дороге к двери она остановилась и повернула голову в сторону задернутого полога.
– Что случилось с Сулейманом? С вашим конем? – спросила девушка.
Последовала долгая, тяжелая тишина, и Пташка подумала, что так и не дождется ответа.
– Сулейман… мой добрый товарищ. Я… мы его съели.
Голос Джонатана казался густым, в нем слышалось горе и отвращение. Пташка судорожно сглотнула. Последние слова прозвучали точно удар грома. Ее наполнили ужас и ярость.
– Убийца! Ты будешь за это гореть в аду! – прошипела она и в слезах выбежала из комнаты.
* * *
Апартаменты капитана Саттона и его жены находились в высоком и узком доме на северо-западной окраине Бата. Когда Рейчел шла через город, встречный морозный ветер, казалось, вонзал ей в лицо ледяные иголки. Она думала о том, что в такую погоду вся влага в комнате должна оседать на внутренней стороне оконного стекла, образуя тонкий слой ледяных кристаллов совершенной формы, крошечных и мертвых. В Хартфорд-Холле в такие холодные зимние дни, как этот, за час до пробуждения Рейчел в ее комнату приходила горничная и разводила в камине огонь. Сквозь сон Рейчел слышала тихий шелест шагов и потрескивание горящих поленьев. В этих звуках было что-то успокаивающее, знакомое, и она еще уютнее укутывалась в толстое пуховое одеяло, под которым спала.
Пожилая служанка в выцветшем платье провела Рейчел в гостиную Саттонов. Харриет Саттон сидела за шитьем, но, едва увидев гостью, сразу отложила работу и с улыбкой встала.
– Миссис Уикс, как я рада вас видеть снова. Мэгги, пожалуйста, принеси чай. А может, миссис Уикс, вы предпочитаете кофе или шоколад?
– По правде сказать, немного горячего шоколада было бы очень к месту, – сказала Рейчел.
– Согласна. Он позволит забыть нам о сегодняшнем ужасном ветре. Принеси и мне шоколада, Мэгги.
– Хорошо, мадам, – отозвалась пожилая женщина и сделала книксен, такой медленный, словно она жалела свои колени.
– Проходите и садитесь у огня, миссис Уикс, вы просто посинели от стужи! – проговорила миссис Саттон, беря холодные руки Рейчел в свои, теплые, а затем подвела гостью к стоящему рядом с камином креслу и усадила в него.
– Не припомню года, когда холода наступили бы так рано, – сказала Рейчел.
– Увы, все предсказывает суровую зиму, которая не сулит ничего хорошего. Как тут не пожалеть бедняков, – печально отозвалась Харриет, но вскоре на ее хмуром лице вновь появилась улыбка. – А нам придется чаще посещать Залы собраний, чтобы согреться хоть там.
– Вряд ли я стану бывать там часто. Не думаю, что мистеру Уиксу в прошлый раз там понравилось, – смущенно заметила Рейчел. После убытков, которые Ричард понес на балу, они едва ли могли себе позволить снова пойти туда в ближайшее время.
– Однако тот мистер Уикс, которого я знаю, как никто другой, любит танцы и веселье!
– Что ж, возможно, с годами он стал более серьезным, – сказала, пожав плечами, Рейчел и вспомнила, какой напряженной была после бала рука Ричарда, на которую она опиралась, каким рассеянным и расстроенным казался его взгляд. В груди у нее возникло неприятное, щемящее чувство. После свадьбы муж с каждым днем становился все менее веселым, все менее радостным. – Сколько времени вы знакомы с мистером Уиксом? – спросила Рейчел.
– О, много лет. Мы впервые повстречались с ним, когда капитан Саттон вступил в армию и подружился с Джонатаном Аллейном.
– Вот как? Наверное, тогда мистер Уикс пришел к нему в дом по своим торговым делам?
– Вообще-то… – протянула Харриет Саттон немного смущенным тоном, – не совсем так. Мистер Дункан Уикс, которого вы, конечно, не можете не знать, многие годы служил кучером у лорда Фокса, отца миссис Джозефины Аллейн. После того как умерла его жена, Дункан Уикс жил вместе с сыном в комнатах над каретным сараем. Это было, как вы понимаете, не в Лэнсдаунском Полумесяце, а в Боксе, в поместье лорда Фокса. За это время ваш муж успел вырасти и из мальчика превратиться во взрослого мужчину. Но я уверена, он сам рассказывал вам о тех временах.
В этот момент вошла служанка с шоколадом, и Рейчел обрадовалась паузе в разговоре, которая давала ей возможность прийти в себя от изумления. «В таком случае неудивительно, что Джозефина Аллейн воспринимает меня как прислугу, раз я вышла замуж за сына ее кучера. А муж говорил, что его отец был конюхом на постоялом дворе». Она вспомнила, что рассказывал о себе Ричард во время недолгого ухаживания за ней, когда казалось, будто он выложил о себе все как на духу. Но выясняется, он старательно скрывал правду. С замиранием сердца Рейчел поняла, как мало на самом деле знает о муже.
– Откровенно говоря, нет. Об этом он не упомянул. Между моим мужем и его отцом стоит смерть… одного человека. И мистер Уикс никогда со мной не говорит о Дункане Уиксе. Мне хочется верить, что я смогу их помирить. Возможно, когда-нибудь это удастся, – сказала она сдавленным голосом.
– О! Простите, дорогая миссис Уикс, если я что-то сказала не к месту! Если бы я знала, то не завела бы разговора о вашей семье.
Харриет взяла руку Рейчел и пожала, чтобы выразить свое сожаление. Выражение ее подвижного лица было доброжелательным, и Рейчел снова смутилась. Она почувствовала, что наконец нашла человека, с которым может поговорить совершенно открыто, не боясь оказаться непонятой. «Доверие. Она внушает доверие. Ах, как сильно мне нужен такой человек рядом».
– В данном случае вы, конечно, осведомлены лучше меня и не должны извиняться, – ответила Рейчел. – У меня создалось впечатление, что мистер Уикс стремится забыть… о начале своей жизни и той поре, когда он мог только мечтать о лучшем будущем.
– Что ж, ваш муж очень мудрый человек, и нам всем не мешало бы придерживаться такой философии. То, кем мы родились, не должно влиять на наше будущее; важны наши собственные усилия, которые мы прикладываем, чтобы добиться более высокого положения, вы согласны? – проговорила Харриет.
– Увы, как ни заманчиво звучит эта мысль, общество ее не приемлет. – «Я, впрочем, родилась в благородной семье, но теперь мое положение гораздо ниже», – подумала Рейчел и продолжила: – В Англии, похоже, тот, кто родился в подлом звании, должен находиться в нем пожизненно, как бы ни стремился он наверх и чего бы ни добился. А тот, кто родился джентльменом, так им и останется, какие бы гадкие поступки ни совершил, какому бы пороку ни предавался.
Выражение лица у Харриет Саттон стало озабоченным.
– Мы действительно живем в несправедливом обществе и рады обманывать самих себя, – прошептала она. – Но, боюсь, упомянув о гадких поступках, вы имели в виду Джонатана Аллейна.
– По правде сказать, эта семья не выходит у меня из головы. Я собираюсь вернуться туда в качестве компаньонки мистера Аллейна, чтобы читать ему вслух, – сказала Рейчел и слегка улыбнулась, увидев, как на лице подруги появилось выражение недоверия.
– Но… я просто поражена, моя дорогая! Никогда бы не подумала…
– И я тоже очень бы удивилась такому обороту событий после моей первой встречи с этим человеком! Однако секрет, похоже, кроется в том, что я, по всей видимости, очень похожа на Элис Беквит.
