Мы прекращаем перебранку – в зал суда входит шериф.
– Всем встать! – Он поворачивается к галерке. – Все, кто должен предстать в окружном суде, пересядьте ближе, отметьте явку, ваши дела будут рассмотрены. Председательствует ее честь Нетти Макгру!
Судья – похожая на крошечную птичку женщина с шапкой ужасающе желтых волос и острым носом. Воротник ее судейской мантии так изобилует кружевами, что мне на ум приходит сравнение с бешеной, пускающей пену собакой.
– Стороны, – произносит она, – сейчас я рассмотрю все формальные дела по предъявлению обвинений, запланированные на сегодня.
Встает сидящий рядом со мной Джо.
– Ваша честь, я готов представить дело Эдварда Уоррена.
– Мистер Уоррен, выйдите вперед, – велит судья, и Джо рывком поднимает меня на ноги. – Секретарь, предъявите арестованному обвинение.
Мы выходим на авансцену, я называю свое имя и адрес – если уж точно, то адрес моего отца.
– Мистер Уоррен, – говорит судья, – я вижу, вас представляет адвокат… Адвокат, назовите себя для протокола.
– Джо Нг, ваша честь.
– Мистер Уоррен, вы стоите перед судом, поскольку вам предъявлено обвинение в нападении второй степени на Маурин Куллен, медсестру больницы Бересфорда. Что вы можете сказать в свою защиту?
Мои пальцы сжимают манжеты отцовской куртки.
– Я невиновен, ваша честь.
– Я вижу, был установлен залог в пять тысяч долларов под собственную гарантию. Если подсудимый является добровольно, он может быть отпущен под залог на тех же условиях. Мистер Уоррен, я устанавливаю те же условия освобождения под залог, что установил уполномоченный по судебным поручительствам: нам надлежит получить освидетельствование психиатра. Никаких контактов с отцом, вам запрещено появляться в больнице Бересфорд Мемориал. – Она буравит меня блестящими черными глазами. – Вы понимаете, что если в течение десяти дней вы не посетите психиатра или придете в больницу навестить отца, то вас могут арестовать, и в ожидании слушания по вашему делу вы будете содержаться в окружной тюрьме без возможности выйти под залог? Вы понимаете сроки и условия вашего освобождения из-под стражи?
Она просит меня поднять правую руку и поклясться, что я предстану перед судом через десять дней на слушании «вероятных причин, приведших к правонарушению» – что бы это ни означало.
– Следующее дело, – провозглашает судья.
Все закончилось.
Вся процедура занимает самое большее минуты две.
– Это все? – спрашиваю я у Джо.
– Ты бы предпочел, чтобы это тянулось подольше?
Он выталкивает меня из зала суда.
Я иду следом за ним к машине.
– И что теперь? – интересуюсь я.
Мои слова повисают в холодном воздухе. Я стою, притопывая, пока он отпирает дверцу.
– Будем делать то, что велела судья. Пойдешь на освидетельствование к психиатру и будешь сидеть тихо, а я постараюсь замять это дело. – Он заводит мотор и сдает задом со стоянки. – Я отвезу тебя назад в отцовский…
Его прерывает громкая мелодия «Богемская рапсодия» в исполнении группы «Квин». Я испуганно пытаюсь прикрутить радио, но оно даже не включено.
– Джо Нг, – говорит Джо, ни к кому конкретно не обращаясь.
Потом я слышу еще один голос, доносящийся из автоответчика:
– Джо, это Дэнни Бойл, окружной прокурор.
– Дэнни, – настороженно отвечает Джо, – чем могу служить?
– Если честно, то это я оказываю тебе услугу. Твоему пасынку сегодня было предъявлено обвинение в попытке убийства отца…
– Какого черта! – восклицаю я.
Джо толкает меня в плечо.
– Прости. Сейчас радио прикручу, – говорит он, бросая на меня испепеляющий взгляд и прикладывая палец к губам. – Мне кажется, ты перепутал, – продолжает он. – Ему предъявлено обвинение в нападении второй степени.
– Видишь ли, Джо, – голос собеседника льется, как мед, – я держу в руках обвинительный акт. Если честно, это звонок вежливости, как профессионал профессионалу. Я подумал: вместо официального ареста ты, возможно, предпочел бы сам привезти его в полицейский участок.
– Да, – отвечает Джо, – я привезу его. Спасибо, что позвонил. – Он нажимает кнопку на рулевом колесе, отключая связь, и смотрит на меня. – Ты по самые уши в дерьме, – говорит он.
– Я не хотел убивать отца, – настаиваю я, пока Джо одним глотком выпивает чашку кофе и протягивает ее официантке кафе, чтобы налила еще одну. – Ну, я хочу сказать, я пытался, но не потому, что желал ему смерти. А потому, что такова была его воля.
– А тебе откуда это знать?
Я роюсь в кармане куртки, пытаясь найти документ, который подписал по настоянию отца, но потом понимаю, что моя толстовка осталась дома.
– У меня есть бумага, подписанная отцом, в которой он наделял меня правом принимать медицинские решения за него, если он не сможет принимать их самостоятельно, – отвечаю я. – Он сказал мне, что если окажется в подобном состоянии, то не хочет, чтобы ему искусственно поддерживали жизнь.
При этих словах Джо удивленно приподнимает брови.
– И когда он это подписал?
– Когда мне было пятнадцать лет, – признаюсь я.
Джо потирает лицо руками.
– Я с этим разберусь, – обещает он, – но ты должен рассказать мне, что точно произошло вчера.
– Я уже рассказывал…
– Расскажи еще раз.
Я делаю вдох и рассказываю о собрании у кровати Кары. О том, что нейрохирург и реаниматолог говорили, что отец никогда не поправится, что мы должны принять решение о его дальнейшей судьбе. Рассказываю, как Кара впала в истерику, как медсестра выгнала всех из палаты.
– Кара сказала, что не может этого сделать, – объясняю я. – Она устала слушать врачей, которые уверяют, что надежды нет. Поэтому я пообещал ей, что сам обо всем позабочусь. И сдержал обещание.
– Следовательно, в действительности она никогда не говорила, что хочет, чтобы ты отключил отца от системы жизнеобеспечения…
– Нет, конечно. Никто из нас этого не желает. А кто бы хотел, ведь это означает, что твой близкий человек умрет?! С другой стороны, Кара не могла посмотреть правде в глаза: мой отец никогда не сможет снова жить. – Я качаю головой. – Чудес не бывает, хоть жди неделю, месяц, год… Мы имеем то, что имеем. И от этой правды становится тошно, но это означает, что у нас два выхода: навсегда запереть отца в доме престарелых или отключить систему жизнеобеспечения. Но Кара не хочет делать выбор. Возможно, меня не было рядом, когда она росла, но я все равно старший брат и обязан ее защищать – от насмешек, от паршивых женихов, от ужасных ситуаций вроде этой. Именно поэтому я и решил созвать комиссию. Таким образом, ей не пришлось бы всю жизнь испытывать чувство вины.
– Но его стал бы испытывать ты, – замечает Джо.
Я поднимаю на него глаза.
– Да.
– И что ты сделал?
– Поговорил с хирургом отца. Хотел удостовериться, что он на самом деле считает, что отец никогда не поправится. Никогда! Я сказал ему, что хотел бы поговорить с представителями банка донорских органов.
– Зачем?
– В водительском удостоверении отца отмечено, что он хочет стать донором, – отвечаю я. – Поэтому, после того как я встретился с ними и подписал все необходимые документы, процедуру назначили на следующее утро.
– Почему ты не вернулся к Каре и не поговорил с ней?
– Ей вкололи успокоительное, настолько она расстроилась, когда врачи сказали, что у отца нет шансов. – Я пожимаю плечами. – Можете спросить маму, если не верите мне.
– Что произошло потом?
– В девять утра я уже находился в палате отца с парой медсестер, юристом больницы и нейрохирургом. Врач-реаниматолог спросил, где Кара. Следующее, что я помню, – в палату врывается Кара с криками, что я пытаюсь убить отца. – Я беру вилку и начинаю крутить ее в руках. – Юрист больницы сказала, чтобы все отошли, что процедура не может продолжаться, как запланировано. Но единственная моя мысль была: «Я не могу позволить, чтобы это тянулось вечно». Сколько бы мы ни ждали, легче от этого не станет – хочет Кара признавать это или нет. Поэтому я наклонился и выдернул штепсель аппарата искусственной вентиляции легких из розетки. – Я смотрю на Джо. – Я налетел на медсестру, когда тянулся к розетке, но я никого не толкал.
