80.
Я оглядываю вас, одного за другим, сидящих вместе за моим столом: сегодня день моего выпускного, моей помолвки, первой зарплаты, моё свадебное застолье – не «в качестве компенсации», а долгожданное присутствие после множества отсутствий. Первое слово после блужданий в тишине, первое ровное дыхание после долгого бега без оглядки. За столом тесно, хотя многих всё-таки не хватает: Маддалены, Лилианы, Кало, того же Сабеллы, девушек, которые жгли на улицах свои лифчики, женщин, заседающих сейчас в парламенте, готовящих дома ужин, сгорающих от стыда, получив пощёчину, выходящих замуж по расчёту, тех, кого за глаза называют бесстыдницами, тех, кто долго и упорно учился – и тех, кто до сих пор ничего не знает. И ещё донны Кармелины, полночи подметавшей улицу, чтобы моё платье в церкви было белее белого.
Фортунатины сыновья носятся по дому, их отец, Армандо, гоняется за ними, обещая как следует наказать, но и пусть их: я ведь не знаю, будут ли по этим комнатам бегать другие дети. Козимино и Саро болтают, как те двое мальчишек, что играли когда-то вместе. Армандо всё пытается разговорить тебя, папа, бросая вызов твоему молчанию: что-то втолковывает про завод, про смены, про зарплаты, а ты киваешь и терпеливо ждёшь, пока он закончит. Мама с Фортунатой и Меной пересказывают друг другу свежие сплетни.
Лия снова спряталась на балконе, в том же углу, где частенько сижу я, и, сунув ноготь в окошко аудиокассеты, крутит её на указательном пальце.
– Чтобы батарейки не сажать, – сообщает она, хотя я не спрашиваю. Сажусь рядом с ней, пытаюсь завязать разговор:
– Когда ты была маленькой...
Но она перебивает:
– Вот только не надо со мной, как мама! Она до сих пор меня за ребёнка считает, сплошные правила! Вот ты – ты всегда всё делала по-своему, и плевать тебе было на чужое мнение! Ты была не такая, как другие! Не представляешь, как мне иногда тоже хочется от всего этого сбежать: из дома, из города, вообще с Сицилии... Как ты!
С моря тянет лёгким ветерком, и по спине вдруг бежит холодок.
– А вот и ошибаешься, Лия. Я больше всего в жизни хотела быть такой же, как мои одноклассницы. Что угодно бы отдала, лишь бы от них не отличаться!
Лия бросает мотать кассету и, отведя чёлку с глаз, с изумлением смотрит на меня. Она не похожа ни на родителей, ни на кого-либо из нас: у неё особенная, своя собственная красота.
– Но ведь ты всегда была для меня примером... – разочарованно признаётся она. – Ты была бунтаркой!
Я отбираю у неё аудиокассету и принимаюсь крутить сама.
– Знаешь, сколько раз мне хотелось сделать то же самое и со своей жизнью? Перемотать плёнку, чтобы всё началось сначала, только совсем по-другому?
– Хочешь сказать, ты об этом жалеешь? – бормочет Лия, терзая спрятавшийся под чёлкой прыщик.
– «Нет» бывают разные: одни не стоят тебе ничего, другие, напротив, обходятся слишком дорого. Мне пришлось заплатить по полной, и моя семья заплатила вместе со мной. Я долгое время чувствовала себя одинокой, осуждённой, даже виноватой, но сегодня знаю, что была права и всё случилось так, как должно было. Но то я, а истории у каждого свои – почти как музыка, – я, улыбнувшись, отдаю ей кассету. – Вот ты, к примеру, какую музыку слушаешь?
Лия, прикусив ноготь, молчит, словно думает о чём-то совсем другом, потом её губы чуть расходятся, позволяя мельком заметить металлические скобки на зубах.
– Вот, один мой друг для меня записал, – она вставляет кассету в плеер и, нажав красную кнопку, протягивает мне наушники.
– Что ещё за друг такой? Нравится он тебе? – спрашиваю я, услышав романтическую мелодию на английском.
Лия разводит руками:
– Пока даже не знаю, – и, вскинув бровь, добавляет: – Так сразу ведь не поймёшь, время нужно...
– Да ладно, ты покраснела! Это твой парень! – ехидничаю я.
– Ну тётечка, что ты такое говоришь! Мне всего пятнадцать!
Когда закрывается дверь, а голоса и смех на лестнице стихают, уже совсем поздно.
– Давай спать, – предлагает Саро, – а завтра, никуда не торопясь, приберёмся.
Квартира вверх дном, но один разок даже такой разгром можно потерпеть.
– Сейчас приду, – киваю я и слышу, как его шаги удаляются в направлении спальни. Собрав со стола тарелки, составляю их стопкой, уношу на кухню, потом перехожу к бокалам и приборам. Наконец стягиваю скатерть, скручиваю узлом. Не оставляй на столе ни крошки, не то покойники придут, говорила мама. Да уж лучше покойники, чем живые, отвечал на это ты, па.
Когда каждая вещь занимает положенное ей место, я выхожу на балкон, сажусь там, где всего пару часов назад сидела Лия, открываю газету, купленную с утра в киоске, и читаю: «Отменены статьи 544 и 587 Уголовного кодекса, Италия прощается с браком в качестве компенсации и убийством из соображений чести». Короткий абзац, всего в несколько строк, в котором выделяются слова: варварство, кодекс Рокко[29], модернизация, убийство, Юг, свадьба. И ниже, среди фамилий депутатов, поддержавших законопроект: Лилиана Кало, Коммунистическая партия.
Перегнувшись через перила, я смотрю, не горит ли у донны Кармелины свет, и только теперь вспоминаю про конверт, который впопыхах сунула в сумку. Возвращаюсь в дом, оставив балконную дверь нараспашку: пусть комнаты протянет ветерком с моря. Саро уже спит. Я выключаю свет и возвращаюсь в столовую.
На конверте – только моё имя и адрес, написанные знакомым почерком. Схватив с письменного стола канцелярский нож, я вспарываю бумагу и обнаруживаю внутри карточку в четверть листа: пустые поля, чёрно-белое изображение посередине. В сумраке мне нужна пара секунд, чтобы вглядеться, и вот она перед мной: смуглая девчушка с глазами-маслинами, растрёпанными волосами, разодранными коленками и сердитым выражением лица. Переворачиваю и вижу надпись: «Я сдержала данное ей обещание. Лилиана».
Я смотрю на фотографию, словно гляжусь в зеркало, где я – всё ещё девчонка, которая носится взапуски, знает тайные формы облаков и ищет ответа в лепестках ромашки.
Любит, не любит.
Любит, не любит.
Любит.
Примечания
Примечания автора
Стихотворные строки в главе 18 взяты из песни Nessuno (Никто), стихи Антониетты де Симоне, музыка Эдилио Капотости и Витторио Маскерони. © 1959, Sugarmusic S.p.a.
Стихотворные строки в главе 39 взяты из песни Non arrossire (Не красней), стихи Марии Монти и Джулио Рапетти Могола, музыка Джорджо Габершика и Давиде Пеннати. © 1960, Universal Music Publishing Ricordi S.r.l.
Слова «Незнакомка, так на тебя похожая» в главе 45 взяты из стихотворения Lettera a una madre (Письмо к матери) Альбы де Чеспедес из сборника Le ragazze di maggio (Майские девушки), издательство Mondadori, Милан, 1970, © 2015, Mondadori Libri S.p.A., Milano.
Цитата в главе 45 взята из книги Люси Мод Монтгомери «Энн из Зелёных крыш».
В главе 56 цитируется песня Renato (Ренато) Альберто Тесты и Альберто Кортеса.
Стихотворные строки в главах 67 и 68 взяты из песни Donatella (Донателла), стихи Донателлы Ретторе, музыка Клаудио Рего. © 1981, Universal Music Publishing Ricordi S.r.l. / One Way S.n.c.
Примечания переводчика
1
Прозвище несправедливо осуждённого сицилийского лесоруба Джузеппе Музолино, о жизни которого в 1950 г. был снят популярный художественный фильм.
2
Обрез охотничьего ружья, распространённый на Сицилии (от итал. lupo – волк).
3
Фильм 1960 г. с Марчелло Мастроянни в главной роли.
