Впрочем, Генри и сам понимал, что делает это для своего же блага. Понимал и то, что Ребекка – подходящая для него партия. Из нее получится хорошая мать. Генри надеялся, что в один прекрасный день она даже, наверное, позволит себя поцеловать.
А вот заключенная номер 4773 уже целовала Генри Эймса много раз и во все места. Она рассказывала ему о своем сыне Питере, о том, что мечтает вернуться к нему через пять лет и, может быть, уедет с мальчиком на свою родину, в Италию, если только закончится эта война и Муссолини с его чернорубашечниками не будет у власти. Генри понимал, что она его использует, – он пусть простой парень, но не дурак, – однако она использовала его, чтобы обезопасить себя и ребенка, а в этом нет ничего плохого. И не требовала от него, чтобы он стал тем, кем быть не хотел, – адвокатом, – она просто попросила его о помощи, чтобы спасти свою жизнь.
Да, переспав с ней, он совершил ошибку. Наверное, самую большую ошибку в жизни. Если она раскроется, ему ее не простят. Он потеряет семью. Потеряет Ребекку. Работу. Возможно, его сразу отправят на войну, несмотря на его плоскостопие. И он погибнет в какой-нибудь разбомбленной деревне у провонявшей реки, названия которой никто не знает. Не оставит после себя ни потомства, ни памяти о себе. Жизнь пройдет зря.
Так почему же он все время улыбается?
В Тампе Джо Коглин, бизнесмен с сомнительным прошлым и длинным списком пожертвований разным приютам городка Айбор, ставшего для него новой родиной, тем утром встречал в офисе компании «Сахар Суареса» Мэтью Байела, лейтенанта военно-морской разведки.
Байел был молодой человек со светлыми волосами, подстриженными так коротко, что сквозь них просвечивала розовая кожа. На нем были безупречно отутюженные брюки защитного цвета, белая рубашка и черное пальто с рукавами в контрастную серую клетку. От него пахло крахмальной рубашкой.
– Если хотите сойти за штатского, – сказал ему Джо, – полистайте несколько каталогов «Джей-Си Пенни».
– Вы покупаете у них одежду?
Джо хотелось сказать этому болвану, что он думает о «Джей-Си Пенни» – сам он был в костюме, сшитом на заказ в Лиссабоне, – но он удержался и вместо того налил Байелу в чашку кофе, обогнул стол и поставил перед ним.
Байел принял кофе с благодарным кивком и сказал:
– Для человека вашего положения у вас на редкость скромный офис.
Джо уселся за свой стол:
– Вполне соответствует положению вице-президента сахарной компании.
– Но ведь вы владеете еще тремя крупными предприятиями, разве не так?
Джо отхлебнул кофе.
Байел улыбнулся:
– Два винокуренных завода, фосфатный концерн и еще разные доли в кое-каких компаниях вашего родного Бостона, включая банк. – Он снова окинул офис взглядом. – Потому-то и странно, что здесь вы так поскромничали.
Джо поставил кофейную чашку на стол:
– Может быть, расскажете, какое дело привело вас во мне, лейтенант?
Байел подался к нему:
– Накануне вечером в порту Тампы, в доках, избили одного парня. Вы ничего об этом не слышали?
– В порту Тампы каждый вечер кого-нибудь бьют. На то они и доки.
– Да, но этот парень был из наших.
– Кого «ваших»?
– Разведка ВМФ. По-видимому, он слишком настойчиво кое о чем спрашивал ваших парней и…
– Моих парней?
Байел на мгновение прикрыл глаза, вздохнул, открыл:
– Ладно. Парней вашего друга Диона Бартоло. Профсоюз портовых грузчиков. Это вам ни о чем не говорит?
Это точно были ребята Диона.
– Значит, из одного вашего морячка вышибли сопли. И вы хотите, чтобы я оплатил ему химчистку?
– Нет. Спасибо, он уже идет на поправку.
– О, теперь, когда вы сказали об этом, я буду спать спокойно.
– Дело в том, – продолжал лейтенант Байел, – что подобные истории происходят по всей стране: в Портленде, Бостоне, Нью-Йорке, Майами, Тампе, Новом Орлеане. Черт, в Новом Орлеане наш человек едва не погиб! Он остался без глаза.
– Ничего удивительного, – сказал Джо. – Лично я просто не стал бы связываться с тамошними докерами. Передайте вашему парню, ему еще повезло: без глаза, зато живой.
– Мы не можем внедрить в доки своего человека, – сказал Байел. – Каждый раз, когда мы отправляем кого-нибудь туда, его обнаруживают. Теперь-то мы понимаем, что доками владеете вы, вы заправляете всем в порту. Мы ничего не имеем против. Но мы охотимся там не за вами. Не за вашими.
– Кто такой я? – спросил Джо. – Кто эти «наши»? Я обычный бизнесмен.
Байел поморщился.
– Вы консильери [5] – я правильно выговариваю это слово? – Семьи Бартоло, мистер Коглин. Вы представитель криминального синдиката Флориды. Кроме того, вы с Мейером Лански контролируете торговлю на Кубе и каналы сбыта наркотиков от Южной Америки и примерно до Мэна. Неужели нам обязательно играть в эту игру: мол, вы «удалились от дел», а я полный болван?
Джо сверлил его взглядом, пока молчание не сделалось совсем уж неловким. В тот миг, когда Байел наконец не выдержал и раскрыл рот, чтобы заговорить, Джо произнес:
– За кем же вы там охотитесь?
– За саботажниками, поддерживающими нацистов и японцев, за шпионами, которые могут проникнуть к нам с моря, чтобы организовать беспорядки.
– Ну, по-моему, о японских шпионах можно не беспокоиться. Они сразу бросались бы в глаза, даже в Сан-Франциско.
– Верно.
– Я бы больше волновался о наших доморощенных фрицах, – продолжал Джо, – которые могут сойти за выходцев из ирландских или шведских семей. Вот это действительно проблема.
– Значит, подобные типы могут к вам внедриться?
– Я же только что сказал, что могут. Не стану утверждать, что это уже происходит, но вероятность имеется.
– Что ж, в таком случае дяде Сэму нужна ваша помощь.
– А что дядя Сэм предложит взамен?
– Слова благодарности от признательной нации и никаких притеснений.
– Что вы называете притеснениями, если по морде регулярно получают ваши разведчики? Да ради всего святого, притесняйте меня так каждый день.
– В данный момент ваш легальный бизнес существует благодаря государственным подрядам, мистер Коглин.
– Да, в какой-то мере.
– Мы можем несколько усложнить их получение.
– Лейтенант, через полчаса у меня встреча с одним джентльменом из военного министерства, который хочет не сократить количество наших контрактов, а увеличить их. Так что, сынок, если хочешь блефовать, нужно владеть информацией.
– Хорошо, – сказал Байел. – Скажите, чего вы хотите.
– Вам известно, чего мы хотим.
– Нет, – возразил Байел. – Не уверен.
– Мы хотим освобождения Чарли Лучано [6]. Все просто.
Типично американская физиономия Байела побагровела.
– Это не обсуждается. Везунчик Лучано будет гнить в Даннеморе до конца своих дней.
– Ясно. Он, кстати, предпочел бы, чтобы вы называли его Чарли. Везунчиком его зовут только самые близкие друзья.
– Как бы он себя ни называл, амнистия ему не светит!
– Мы не просим об амнистии, – сказал Джо. – После войны – если только ваши ребята не оплошают и мы действительно победим – пусть его депортируют из США. И ноги` его здесь больше не будет.
– На каких условиях?
– На тех условиях, – сказал Джо, – что он волен отправиться куда пожелает и зарабатывать на жизнь как пожелает.
Байел покачал головой:
– Рузвельт на это не пойдет.
– Но ведь решение не за ним.
– Когда речь идет о таком резонансном деле? Конечно за ним. Лучано заправлял самым безжалостным криминальным синдикатом в истории страны. – Байел еще немного подумал, потом выразительно помотал головой. – Попросите о чем-нибудь другом. О чем угодно.
Вот тебе и правительство. Настолько привыкли расплачиваться за все не своими деньгами, что понятия не имеют, как прийти к настоящему деловому соглашению. «Мы хотим чего-нибудь за просто так, поэтому дайте нам это сейчас же и еще поблагодарите за честь».
