— Значит, вы не думаете, что я схожу с ума? — улыбнулась Рэйчел, но и улыбке не удалось скрыть ее тревоги.
— Ни в коем случае. У вас сейчас трудный период. Вам нужно относиться ко всему полегче.
— Какой-то разлад кругом, — сказала Рэйчел. — Сплошь одни неприятности. Бабушка звонила сегодня утром. Она получила письмо от дедушкиного онколога.
— Да? И что он пишет?
— Ничего хорошего. Он обратился в Фонд противоопухолевых лекарственных средств насчет лекарства, о котором вы говорили, и его заявку отклонили. Слишком дорогой препарат. Любопытно, что для вашей клиентки — герцогини, или баронессы, или кто там она — это не составило проблемы.
— Ах, простите, — всплеснула руками Ливия, — о том, сколько стоят эти таблетки, я и не подумала. Да, она женщина состоятельная и, вероятно, сама оплатила лечение. Видите ли, я не всегда понимаю, как у вас тут все устроено. Но стараюсь понять. Надеюсь, вот эта книга мне поможет.
Она вынула из сумки книгу в потускневшем зеленом твердом переплете без суперобложки, между страницами торчала закладка. Называлась книга «Наследие Уиншоу», автор — Майкл Оуэн.
— Я нашла ее в благотворительной комиссионке, — пояснила Ливия. — Уиншоу — фамилия в Британии известная. И здесь о них рассказывается во всех подробностях. Вы читали эту книгу?
Рэйчел покачала головой и ответила:
— Хотя стоило бы прочесть. В последнее время то и дело слышишь об этих Уиншоу. Одна из них крепко подставила мою подругу. Я об этом только на днях узнала.
— Правда? Член семьи Уиншоу? А звать как?
— Жозефина.
Ливия прищурилась. Глаза у нее были необычного янтарного цвета.
— О да, знаю я Жозефину.
— Откуда?
— Она живет в этом районе. Кстати, неподалеку от особняка, где вы сейчас обретаетесь. Иногда я выгуливаю ее собаку. Но уже несколько дней ее никто не видел.
— Наверняка прохлаждается где-нибудь на Маврикии, ее ремесло хорошо оплачивается.
— Не похоже. Жозефину разыскивает полиция. — Ливия сунула книгу Рэйчел в руки. — Вот, возьмите, а я потом дочитаю. Берите, берите. Вам необходимо узнать об этих людях.
Лишь настойчивость Ливии заставила Рэйчел наскоро, машинально полистать книгу, а затем положить ее в рюкзак:
— Ладно, попробую. Спасибо. И я вам благодарна за то, что вы попытались помочь моему дедушке. Страшно подумать, какие муки он терпит. — Она крепко сжала руку Ливии: — Вы хороший друг. Людей, как вы, в моей жизни сейчас немного.
— А что ваш бойфренд?
— Ну, с ним все в порядке. Заканчивает очередную главу своей диссертации и ни о чем другом и думать не может.
— Что ж, у вас есть я, — сказала Ливия. — А близняшки… если хотите, я могу взять их на себя на какое-то время.
Рэйчел посмотрела на нее в упор и устыдилась: вместо естественного человеческого тепла — а именно это она увидела бы в глазах Ливии при нормальных обстоятельствах — Рэйчел почудилось нечто иное, нечто двусмысленное, непонятное и настораживающее. И это симптоматично, мелькнуло у нее в голове, она стала хуже относиться к людям. Из-за работы, решила Рэйчел, это служба у Ганнов превращает ее в циничную, недоверчивую стерву. Она отвернулась и допила кофе, чувствуя себя отвратительно.
* * *
Как обычно, в половине четвертого Рэйчел забрала Грейс и Софию из школы, а когда они ступили на стройплощадку во дворе дома, то увидели, что все румынские рабочие собрались у офиса начальника стройки по какому-то экстренному поводу. В центре группы стоял Димитру, бригадир, и, судя по всему, предъявлял Тони Блейку ультиматум. Лица строителей были угрюмыми и встревоженными.
— Идемте, — Рэйчел торопливо повела девочек к крыльцу, — это нас совершенно не касается.
Однако, запустив сестер в дом и велев им подниматься к себе и переодеваться в домашнюю одежду, Рэйчел тут же вернулась на крыльцо, чтобы узнать, в чем дело. Но собрание уже закончилось. Димитру, что-то гневно выкрикивая и на ходу сдергивая с себя яркий жилет и каску, шагал к щитовому заграждению, вскоре за ним с треском захлопнулась дверь, что вела на улицу. Рабочие кричали ему вслед и, как поняла Рэйчел, просили вернуться, но уговоры не действовали: Димитру определенно не желал более здесь оставаться. Тони Блейк провожал его взглядом, стиснув губы и размахивая пустой прозрачной стеклянной бутылкой.
— Он что, уволился? — спросила Рэйчел рабочих, что оказались поблизости.
— Ага. Ушел, — ответил один из них.
— А из-за чего вышел спор?
— Он напился.
— Ну это Тони так говорит, — огрызнулся его товарищ.
— Ты видел бутылку. Утром в ней было водки по горлышко.
— Его можно понять. Представь себя на его месте. Как бы ты командовал бригадой на такой работе? Это сумасшествие. Это опасно. Мы тут не строители, а шахтеры. Поневоле запьешь.
— Ладно, но если от водки тебе начинает мерещиться всякое…
— Мерещиться? — переспросила Рэйчел. — Что именно?
— Димитру заявил Блейку, что больше не спустится в яму. Говорит, увидел там что-то нехорошее, на самом дне. — Его товарищ предостерегающе качнул головой, мол, помалкивай, но рабочий продолжил: — Вроде бы там, на самом дне, под всеми этажами, то есть под 11-м, имеется туннель. Они вчера его обнаружили. А раньше его никто и не замечал. Димитру залез в туннель, прополз немного и увидел…
— Ничего он не видел. Он алкаш. Всегда таким был.
— Что он увидел? — не отставала Рэйчел.
— Он толком не понял. У него был фонарик с собой, он им водил туда-сюда, и вдруг прямо перед ним пара глаз. Пялятся на него. Пялятся из темноты.
Рэйчел почувствовала, что сердце перестало биться. С усилием она сказала:
— Может… это была кошка? Или собака провалилась в яму и как-то там прижилась…
— Димитру сказал, что глаза больше, чем у собаки или кошки. Сильно больше.
Рабочий умолк. Верил ли он в то, что рассказывал, или нет, но желанием продолжать работу на этом участке явно не горел. Его товарищ был настроен более деловито:
— Ничего он не видел. Он напился. Ничего там нет. Обычная большая яма, вот и все.
16
Рэйчел чувствовала себя как в тюрьме. По ночам она ненавидела этот дом, но уехать не могла — на нее возложили ответственность за детей.
Более всего ей хотелось собрать вещи, сесть в поезд и навестить дедушку в хосписе. По словам матери и бабушки, он слабел с каждый днем, и Рэйчел страшила мысль, что ей не удастся увидеть деда, прежде чем рак окончательно его погубит. Но она не могла сдвинуться с места. Она должна была оставаться в особняке, присматривать за детьми, охранять их. Однажды ночью, пролежав без сна до двух часов, Рэйчел встала и уселась за маленький письменный стол у окна, выходящего в сад. Первым делом она всмотрелась в темноту за окном — это уже превратилось в привычку, она и днем постоянно выглядывала в сад: не происходит ли чего-нибудь подозрительного вокруг ямы, но все было тихо. Рабочие надежно укрепили брезент, накрывающий яму.
Включив настольную лампу, Рэйчел извлекла из верхнего ящика стола две вещи. Первую — дорогую венецианскую записную книжку в льняном переплете, подношение Лукаса в качестве благодарности за успешное собеседование в Оксфорде. Вторая была картой из игры «Пелманизм», подарком от Фиби, с изображением злобного паука, что столь загадочным образом напоминало акварель Жозепа Баке. Рэйчел уставилась на паука с тем же неприязненным трепетом, с каким смотрела на него последние десять лет. Затем открыла записную книжку и принялась писать.
Парадокс вот в чем: ради сохранения моего психического здоровья я должна признать, что, вероятно, схожу с ума.
Есть ли у меня альтернатива? О да: поверить, что увиденное однажды ночью реально. А если я разрешу себе в это поверить, то наверняка тронусь умом от ужаса. Словом, я в западне. Зажата между тем или иным выбором, между двумя дорогами, и по какой из этих дорог ни пойдешь, уткнешься в безумие.
