– А Деверель? Джек-проказник, Джек-красавчик…
– Так оно и вышло, сэр. Если хотите знать, сэр Генри попал из огня да в полымя!
– А дамы! Он, должно быть… о нет! Леди Сомерсет прекрасная женщина, а его наклонности простираются…
Мистер Аскью засмеялся.
– Если вы думаете о мистере Девереле, то ему любая гавань хороша – от супруги лорда до девочки, которая еще в игрушки играет.
– Девочки? Деверель?!
– Он не прост, наш Джек.
Я невольно вскочил. Фонарь устрашающе балансировал у меня над головой.
– Так что, сэр, совершенно бесполезно искать мистера Девереля здесь и где-либо еще, разве что вы умеете плавать быстрее корабля. Да и вообще, есть и среди нас парочка, кому очень хотелось бы известий о Джеке-проказнике… чтобы надежды не терять когда-нибудь вернуть свои денежки.
– А где мистер Бене?
– С мистером Саммерсом, между грот-мачтой и помпой. О Господи, вот уж достанется бедному Джорджу, если они поинтересуются насчет обшивки и пошлют за ним. Вы его основательно накачали, мистер Тальбот.
– Я уже сообщил вам, мистер Аскью, что он накачался сам.
(12)
Было по-настоящему темно. В прошлое свое посещение нижних отсеков я имел в качестве проводника юного мистера Тейлора. Кроме того, тогда мы тихо скользили по тропическим водам, а теперь я шел по свихнувшемуся кораблю и пробирался ощупью. Всего два ярда от освещенной фонарями шкиперской – и вот уже в моем мире нет таких понятий, как свет и направление. Преодолев пять ярдов, я заплутал так основательно, как никогда не плутал в самой густой чаще! Мне остались только звуки: сильный скрип и какой-то песчаный шелест; но был еще и шорох воды, такой, как бывает на покрытом галькой берегу. Я немного подождал, в надежде, что глаза мои привыкнут к темноте, и потому только смог хорошо расслышать, какая у нас неприятность. Впрочем, оценка моя вряд ли была верной; вследствие моего невежества в морском деле естественные опасения переросли почти в ужас.
Я услыхал негромкие всплески в трюме, капанье и журчание воды, но это не самое скверное. Было еще нечто – и большее, и меньшее, чем эти смутные намеки. Я протянул руку в сырую тьму, и по пальцам заструилась вода – я не видел, откуда она текла и куда уходила. Одной рукой я ухватился за какой-то деревянный край, другая ткнулась во что-то тряпичное. Проход здесь был не более ширины доски; я согнулся и ждал, а в голову мне ломился простой и страшный факт, объясняющий, почему мы так медленно тащимся.
В плеске воды слышался некий ритм, который на палубе и в моей каюте, среди звуков ветра и моря, не улавливался. Звук льющейся воды начинался недалеко – где-то у носа, если я верно определил направление. Я замер, согнувшись, и весь обратился в слух. С возрастающей скоростью ко мне приближался шум разбивающейся волны! Волна прошла мимо, но воды не прибавилось. Звуки удалились, постепенно затихая, в том направлении, откуда я пришел; теперь слышалось только беспорядочное капанье и журчание. Пока я в поисках опоры инстинктивно цеплялся правой рукой за дерево, подо мной прошла еще одна волна – поперечная, от одного борта до другого. А следом покатилась обратно первая волна – вдоль судна!
Я зашарил вокруг руками, упал, споткнувшись о какой-то канат, и почувствовал под коленями мешковину. Надо мной сверкнул благословенный свет, словно палуба разверзлась и внутрь заглянуло небо.
Раздался голос:
– Кто здесь?
– Это я!
Выяснилось, что я нахожусь у таинственного помещения баталера. Сам он стоял на пороге, отводя в сторону холщовую занавеску.
– Вот раскричался! Кто здесь, спрашиваю?
– Это я, мистер Джонс. Эдмунд Тальбот.
– Мистер Тальбот? Что вы тут делаете? Входите, пожалуйста.
Я перелез через здоровенные узлы, которыми трап крепился к еще более здоровенной поперечной балке.
– С тех пор как мы с вами виделись, мистер Тальбот, вы все хворали. Присаживайтесь, вот этот ящик в самый раз. Итак, чем могу служить, сэр? Неужели вы исписали тетрадь, что у меня приобрели?
– Нет, конечно. Я…
– Заблудились?
– Растерялся.
Мистер Джонс покачал головой и благодушно улыбнулся:
– Могу вам в точности сообщить, где вы находитесь с точки зрения устройства корабля, но вряд ли в этом будет прок. Вы только что ощупью прошли мимо швартовного шпиля.
– Проку и вправду нет. Я, если позволите, отдышусь и продолжу путь. Я ищу мистера…
– Кого же?
– Мистера Саммерса или мистера Бене.
Мистер Джонс уставился на меня поверх полумесяцев очков в стальной оправе, аккуратно снял их и положил на стол.
– Обоих джентльменов вы найдете поблизости, по эту сторону от помпы, которая в свою очередь находится по эту сторону грот-мачты. У них там что-то вроде совещания.
– Обсуждают грозящие судну опасности?
– Они мне не докладывались, а я не интересовался.
– Но вам же тоже интересно, как и всем!
– Я-то застрахован. – Он покачал головой и улыбнулся, явно довольный. – Я, знаете ли, со странностями.
– Это, конечно, утешит ваших иждивенцев, но…
– Нет у меня иждивенцев, сэр. Вы неверно поняли. Я доверил жизнь тем, кого считаю наиболее надежными в опасный момент – отважным морякам, искусным в своем ремесле.
– Но мы все в таком же положении!
– Нет, сэр. С какой стати я стал бы заботиться обо всех?
– Неужели вы столь эгоистичны и столь уверены в своей безопасности?
– Пустые слова, мистер Тальбот!
– Но если ваша безопасность не воображаемая, она распространяется и на нас.
– Это не так. У многих ли на корабле имеется в распоряжении тысяча фунтов? Пожалуй, что только у вас, сэр, – а больше ни у кого.
– Черт возьми!
– Понимаете? У меня есть соглашение, надлежащим образом оформленное – во всяком случаи, все они отметки свои в нем проставили, крестики поначеркали. Случись с кораблем беда, я обойдусь самым опытным и умелым морякам в мире в одну тысячу фунтов. Это верней Английского банка!
Теперь уж я рассмеялся в голос:
– Неужели вы – человек, причастный к коммерции, искушенный в торговле – на деле столь простодушны? Ведь, сэр, в случае катастрофы они (не следует ли сказать – «мы»?) обязаны спасать женщин и детей, а уж потом заботиться о таких, как вы.
Баталер с жалостливым видом покачал головой.
– Вы же не думаете, что я начну пересчитывать наше золото и выдавать каждому его долю на тонущем корабле? Не понимаете вы сущности кредита, мистер Тальбот. У меня нет иждивенцев, а вот у моряков – есть. Но деньги они получат, только когда я попаду на берег, не раньше. Господи, мистер Тальбот, да шлюпки не вместят и десятой части наших людей. И без соглашения, вроде того, что у меня в обычае подписывать, наша жизнь в море – не более чем лотерея.
– Помилуйте, да это бред! Не может быть, чтобы даже такие безрассудные люди, какими обычно считают моряков, поставили вашу жизнь выше своей.
– Моя шлюпка, мистер Тальбот, наверху, на выстреле.
– А что капитан Андерсон?..
Мистер Джонс подавил зевок, потом снова покачал головой и улыбнулся, словно вспомнил о чем-то приятном – вероятно, о своих странностях.
– Я подниму и подержу занавеску, чтобы вам видно было, покуда вы спускаетесь. Там дальше фонари.
Его congé [75] лишило меня дара речи. Пробираясь мимо баталера, я попытался вложить в легкий поклон порцию презрения, но он, кажется, не обратил внимания. В одном Джонс был прав. Прежде чем оказаться в полной темноте (свет странным образом уменьшает звуки – в том числе и плеск нашей внутренней маленькой волны), я заметил другой мерцающий огонек, освещавший нечто вроде коляски, завернутой в мешковину.
– Эй! Послушайте, эй! Есть здесь кто-нибудь?
В ответ – тишина, ни звука, только жадное чавканье воды в днище. Затем сквозь утробный гул нашей волны я услыхал знакомый голос:
– Кто там?
– Чарльз? Это я, Эдмунд.
