Мы вернулись на кухню и принялись уплетать печенье — на нашу долю осталось изрядно.
— О чем они там балаболят? — спросила ба. Кажется, о дедушкиных друзьях она была не слишком высокого мнения.
— Я особо не вслушивалась, — призналась я. — Обсуждали, как что-то забродило на рынке в субботу.
— Меня обозвали этническим меньшинством, — с озорным смешком, но и с гордостью сообщила Элисон.
— Как грубо.
— По-моему, она не хотела тебя обидеть, — встряла я. — Просто отметила, что ты из другой… культуры.
— Ерунда, — отрезала бабушка. — Элисон принадлежит той же культуре, что и мы. Правда, деточка?
— Ну, не совсем, — сказала Элисон. — Я из Лидса. — Взяв последнее печенье с заварным кремом, она целиком запихнула его в рот. — И вообще, черный у меня только папа, и я его почти не вижу. А мама белая, как и они, и о чем тут разговаривать, непонятно.
— Именно, — сказала бабушка.
Мы помолчали.
— А кто такие консерваторы? — спросила я.
— Хм, консерваторы — это те, кто хочет, чтобы все оставалось как есть. Они считают, что мир в целом устроен правильно и от всяких новшеств только хуже будет.
Поразмыслив, я кивнула:
— Это хорошо. Мне нравится, когда все остается как было. И Тони Блэру нравится, разве нет?
— Мистер Блэр — председатель Лейбористской партии, — сказала бабушка, — и в былое время лейбористы верили в так называемый социализм. Социалисты полагают, что мир можно сделать куда более дружелюбным для всех и каждого, но сперва надо многое в нем изменить, а кое-что и извести. Например, некоторые традиции или вещи, что слегка устарели.
— Неужели он все еще в это верит? Не может быть.
— Уф… кто его знает, во что он верит.
— А ты сама, бабушка, на чьей стороне?
— Если начистоту, Рэйчел, — бабушка вздохнула, — пожалуй, я скоро примкну к тем, кто все реже видит разницу между ними.
Она отвернулась — наверное, потому, что пыталась сдержать слезы, но ни я, ни Элисон не оценили ее тактичности, поскольку попросту не замечали, в каком она состоянии. С нашей точки зрения, разговор становился скучноватым, а у нас в запасе имелись более сногсшибательные новости.
— О-о-ой, ба, догадайся, кого мы встретили в лесу! — воскликнула я. — Бешеную Птичью Женщину. Она нас жутко напугала.
Элисон выразительно глянула на меня, напоминая, что та запретила об этом рассказывать. Но поскольку секрет был уже выдан, она присоединилась к моему повествованию:
— Мы просто гуляли, не шалили, а она вдруг как выскочит из-за дерева. По-моему, нарочно, чтобы напугать нас. С нами чуть инфаркт не случился.
— Бедненькие, натерпелись страху. Она и впрямь вредина, никогда не знаешь, что она выкинет… — Ба поджала губы. — Если она нарочно напугала вас, значит, мне нужно… кто-то из нас должен пойти и побеседовать с ней, иначе… — Бабушка умолкла, перспектива скандала ее явно не радовала.
Мне стало жаль ее:
— Не волнуйся, ба. Не надо никуда ходить. Правда, Эли?
Я посмотрела на подругу, ожидая поддержки, но Элисон вместо этого поинтересовалась:
— А где она живет?
— В тупичке, — бабушка открыла воду и принялась мыть тарелки, — что примыкает к улице Ньюбегин. Называется Лишний переулок, потому что никуда не ведет. Там когда-то жила миссис Бейтс. После ее смерти дом по завещанию достался мисс Бартон.
— Но почему она завещала ей дом?
— Да, многие этому удивляются. И не только удивляются, но и возмущаются, что довольно глупо с их стороны.
— Конечно, — согласилась я, — ведь это их совершенно не касается.
— То-то и оно. Но люди бывают очень… вздорными.
— А какой номер дома? — допытывалсь Элисон, сохраняя, впрочем, небрежный тон, но я понимала, что расспрашивает она с какой-то тайной целью.
— Так сразу и не вспомню. Но этот дом сразу узнаешь. Он до самой крыши увит плющом, а вокруг лавровые кусты и бог знает что еще. И все накрыто сеткой, под которой живут птицы.
— Птицы?
— Ну да. Настоящий вольер с попугайчиками, канарейками и прочими разными птичками.
— И пустельгой? — с надеждой спросила я.
— Нет, пустельги там больше нет. Не знаю, куда она подевалась.
Так мы выудили из бабушки то немногое, что она знала про дом с птицами, но и эти скудные сведения распалили наше любопытство. Когда мы поднимались к себе в комнату, чтобы обсудить наши дальнейшие планы, я уже точно знала, что предложит Элисон.
— Мы же не будем заходить внутрь, — уговаривала она меня. — Просто интересно глянуть на этот дом. И разве тебе не хочется посмотреть на птиц и все такое?
Она не ошиблась: мне не терпелось увидеть, где живет Бешеная Птичья Женщина, даже вопреки тому, что эта затея пугала меня до смерти. И ближе к вечеру мы с Элисон двинули к Лишнему переулку.
Идти было недалеко. Длинная улица Ньюбегин с односторонним движением тянулась от Вествуда к центру города. Лишний переулок начинался двумя высоченными домами, сжимавшими его с двух сторон, и был таким узким, что, шагая рядом, мы едва не задевали стены. Но постепенно он расширился до короткой мощеной улочки с просторными старинными домами. Дом, что мы искали, сразу бросался в глаза. Он стоял немного на отшибе, от ближайшего соседа его отделяла длинная низкая стена, огораживающая большой, неухоженный, даже запущенный сад. На калитке — поржавевшие цифры. Номер 11.
Вероятно, дом был кирпичный, но со стороны переулка понять это было невозможно. Фасад полностью затянула листва — в основном плющ, но там были и другие вьющиеся растения, не знаю какие. Они наползали друг на друга, сплетались, вились по чужим плетям, образуя густые зеленые джунгли, а в этих зарослях порхали, кружились или сидели на ветках десятки птичек. Среди них мы заметили редких экзотических с ярким оперением, но по большей части это были обычные птицы — воробьи, дрозды и тому подобное. С фасада дом накрыли темно-зеленой сеткой, не позволявшей птицам вырваться на волю. По сути, это была огромная зеленая клетка на свежем воздухе, но птицы выглядели счастливыми, и их звонкий многоголосый щебет резко контрастировал с угрюмым обликом дома, где жила Бешеная Птичья Женщина. Плющ налезал и на окна, некоторые заросли листвой целиком, я подумала, что за этими «шторами» круглые сутки темно. Я была довольна, что мы отправились в эту экспедицию и посмотрели на птиц, но все же от такого дома хотелось бежать куда подальше и надеяться, что он не явится тебе в страшном сне. Только безумец согласится жить здесь, думала я, да что там, даже зайти за ограду не возникало желания, даже подойти на шаг поближе.
Мои размышления прервала Элисон: лихо толкнув калитку, она вошла в сад.
— Ты что делаешь? — зашипела я. — Мы же собирались только посмотреть, и все.
Элисон улыбалась вызывающе:
— Так ты идешь?
— Куда?
— Да ладно тебе, давай хоть заглянем в окна на первом этаже.
— Зачем? Какой в этом смысл? Что тебе здесь нужно?
Но ноги сами понесли меня вперед, и не успела я опомниться, как уже стояла в саду перед домом, а сердце билось в груди с такой силой, что причиняло боль.
— Забыла, что я видела в лесу вчера?
— Может быть, видела, — пробормотала я себе под нос. Сходство между гибелью Дэвида Келли и тем человеком, что так вовремя попался на глаза Элисон, по-прежнему казалось мне подозрительным.
— Проблема в том, — говорила Элисон, пробираясь средь россыпи камней на садовой дорожке, — что твоя Птичья Женщина в этом замешана, голову даю.
— С чего ты взяла? — опешила я. Воображение явно завело Элисон слишком далеко.
— А зачем, по-твоему, ей понадобилось пугать нас? Чтобы прогнать из леса, ясное дело.
Мы были уже почти у входной двери, как Элисон споткнулась о массивный булыжник и едва не упала.
— Вот же блядь, — поморщилась она.
Страшного с ней вроде ничего не случилось, однако она села и принялась растирать ногу.
— Что с тобой?
— Нога после того, как я рухнула с дерева, все болит.
— И сейчас ушибла то же место?