— Огромные кошмарные дома для жирных уродов, — сказал я, когда мы въехали в Касавиллу.
— Да уж. Если я когда-нибудь буду жить в доме с семью спальнями для семьи из трех человек, сделай одолжение и пристрели меня.
Мы остановились перед домом Джейсона, архитектурным монстром, похожим на гигантскую копию испанского ранчо, к которому зачем-то пристроили три дорические колонны. Марго взяла вторую рыбину, зубами сняла колпачок с ручки и накарябала так, что на ее почерк было совсем непохоже:
Любовь МШ Скормили рыбам.
— Не глуши мотор, — велела она и надела бейсболку Джейсона козырьком назад.
— Хорошо, — согласился я.
— Будь готов, — добавила Марго.
— Хорошо, — снова сказал я, почувствовав, что у меня опять участилось сердцебиение.
Вдох через нос, выдох через рот, вдох через нос, выдох через рот.Держа в руках рыбу и баллончик с краской, Марго распахнула дверь и бегом бросилась через огромный газон Ворзингтонов, потом спряталась за дубом. Она помахала мне рукой, я тоже помахал в ответ, потом она устрашающе глубоко вдохнула, надула щеки и выдохнула, снова повернулась к дому и бросилась вперед.
Но она успела сделать всего шаг, как вспыхнули огни, будто на городской елке, и завыла сирена. У меня мелькнула мысль о том, чтобы бросить Марго на произвол судьбы, но я все же остался на месте, вдыхая через нос, выдыхая через рот — а она упорно бежала к дому. Она швырнула рыбину в окно, но сигнализация визжала так громко, что звук бьющегося стекла я едва расслышал. А потом она — это же Марго Рот Шпигельман — аккуратно вывела букву «М» на неразбившейся части окна. И только после этого кинулась к машине, а я одну ногу держал над педалью газа, вторую — над педалью тормоза, и «крайслер» в тот момент стал настоящим породистым скакуном. Марго летела так быстро, что с нее соскочила бейсболка, а потом она запрыгнула в тачку, и я сорвался с места даже раньше, чем она закрыла дверцу.
Я притормозил у знака «стоп» в конце улицы, и Марго тут же запротестовала:
— Какого черта? Вперед, вперед, вперед.
— А, ну да. — Я уже забыл, что предосторожности в ту ночь — выброшенное на ветер время.
Все три остальных знака «стоп» в Касавилле я проехал без остановки и уже выехал на Пенсильвания-авеню, когда мимо нас пролетела полицейская тачка с включенной мигалкой.
— Блин, это было жестковато, — сказала Марго, — даже для меня. Используя твою шкалу накала страстей, у меня тоже слегка участился пульс.
— Боже мой, неужели ты не могла оставить ему рыбу в машине? Или у двери хотя бы?
— Блин, Кью, мы бурю на них должны наслать, а не прерывистые дожди.
— Умоляю, скажи мне, что Пункт Восьмой не такой ужасный.
— Не волнуйся. Восьмой — просто ребячество. Едем обратно в Джефферсон-парк. К Лэйси. Ты ведь знаешь, где она живет?
Я, действительно, знал, хотя видит Господь, Лэйси Пембертон никогда в жизни не снизошла бы до того, чтобы пригласить меня к себе. Она жила с противоположной стороны Джефферсон-парка, в миле от меня, в хорошей квартире над магазином канцтоваров — в том самом квартале, где когда-то жил тот мертвый мужик. Я бывал в этом доме, на третьем этаже, у друзей моих родителей. И я знал, что сам дом стоит за двумя заборами с закрытыми калитками. Я понимал, что туда не залезть даже Марго Рот Шпигельман.
— Лэйси себя хорошо вела или плохо? — спросил я.
— Лэйси — о, однозначноплохо, — ответила Марго. Она опять смотрела в боковое окно и говорила, не глядя на меня, так что я едва ее слышал. — Вообще-то мы с ней с детского сада дружили.
— И?
— Она мне про Джейса не сказала. Но дело не только в этом. Я подумала и поняла, что она — просто ужаснаяподруга. Ну, вот например, как тебе кажется, я жирная?
— Бог мой, нет, конечно, — ответил я. — Ты… — Я хотел сказать: «…не тощая, но в этом же и заключается твоя красота, в том, что ты на пацана не похожа»,но сдержался. — Ну, у тебя нет лишнего веса.
Она захохотала и махнула рукой, добавив:
— Да тебе просто нравится моя огромная задница.
Я на секунду отвлекся от дороги и посмотрел на Марго, чего делать не следовало, потому что она прочла все по моему лицу, на котором было написано: первое — я бы не назвал ее огромной;второе — она действительнодовольно привлекательна. Но дело не только в этом. Ведь личность Марго неотделима от тела Марго. Невозможно видеть только что-то одно. Например, ты смотришь в ее глаза и видишь их синеву, а в синеве — саму Марго. В конечном счете нельзя сказать, что Марго Рот Шпигельман жирная или тощая, это все равно, что говорить, что Эйфелева башня — одинокая. Или не одинокая. Красота Марго — закрытый сосуд совершенства, который не имеет и не может иметь каких-либо изъянов.
— Но она всегда какие-то шпильки отпускает, — продолжила Марго. — «Я бы дала тебе эти шорты поносить, но на тебе, наверное, они будут не очень смотреться». Или: «Какая же ты дерзкая, я восхищаюсь, как ты заставляешь пацанов влюбляться в тебя исключительно за твой характер». Она все время на меня наезжает по-тихому. Я даже вспомнить не могу, когда она что-то обо мне без наезжания говорила.
— Без наезда.
— Спасибо большое, Занудный МакПрофессор Филоматики.
— Филологии.
— Бог мой, я тебя сейчас убью! — Марго смеялась.
Я обогнул Джефферсон-парк по периметру, чтобы не проезжать мимо наших с ней домов, на случай если вдруг наши предки встали и обнаружили, что нас нет. Мы проехали вдоль озера (Лейк Джефферсон), потом через Джефферсон-корт и оказались в типа «деловом центре» Джефферсон-парка, который пугал своей пустотой и тишиной. Перед японским рестораном мы увидели черный джип Лэйси. Мы остановились в нескольких домах поодаль, специально отыскав местечко без фонаря.
— Подай мне, пожалуйста, последнюю рыбину, — попросила Марго.
Я был рад от нее избавиться, потому что она уже начала вонять. Марго своим нормальным почерком написала на обертке:
твою дружбу С мш Скормили рыбам.
Мы шли, петляя, чтобы не попадать под фонари, стараясь при этом делать вид, что просто прогуливаемся, — насколько это возможно, когда у одного (у Марго) в руках огромная, завернутая в бумагу, рыбина, а у другого (у меня) баллончик с синей краской. Залаяла собака, мы оба замерли, но вскоре все стихло, и мы добрались до тачки Лэйси.
— Тут все не так просто, — объявила Марго, обнаружив, что машина заперта.
Она извлекла из кармана кусок проволоки, которая некогда была плечиками. Быстрее чем за минуту она вскрыла замок. На меня ее мастерство произвело должное впечатление.
Марго залезла на водительское сиденье и открыла мне пассажирскую дверь.
— Помоги мне, — прошептала она.
Вдвоем мы подняли заднее сиденье. Марго бросила туда рыбину, потом досчитала до трех, мы одновременно выпустили сиденье из рук, и оно раздавило рыбу. Я услышал, с каким жутким звуком лопнули зубаткины кишки. Я позволил себе пофантазировать на тему, как будет пахнуть в джипе после того, как он денек постоит на солнышке, и, признаю, меня охватило настоящее благоговение.
Потом Марго попросила:
— Нарисуй «М» за меня на крыше.
Я раздумывал над этим меньше секунды: кивнув, я взобрался на задний бампер, наклонился и быстро вывел гигантскую «М» на крыше джипа. Я вообще-то плохо отношусь к вандализму. Но еще хуже я отношусь к Лэйси Пембертон — и это пересилило. Я спрыгнул с машины и бросился бежать по темной улице — едва дыша — обратно к минивену. Положив руки на руль, я увидел свой указательный палец — он был синим. Я поднял его, показывая Марго. Она улыбнулась и показала мне свой синий палец, а потом коснулась им моего. Я чувствовал прикосновение ее нежной синей кожи, и мой пульс отказался замедляться.
После довольно длительной паузы Марго сказала:
— Пункт Девятый — в центр.
Было 02:49. Никогда еще в своей жизни я не чувствовал себя таким бодрым.
6
Туристы в деловой центр Орландо никогда не ходят, потому что там ничего нет, только несколько небоскребов, принадлежащих банкам и страховым компаниям. Ночью и по выходным там вообще не бывает людей, разве что ничтожная кучка ничтожно жалких посетителей какого-нибудь ночного клуба. Пока я под руководством Марго вел машину по лабиринту улиц с односторонним движением, я заметил несколько человек, лежащих прямо на тротуаре или сидящих на скамейках, но все они спали. Марго открыла окно, и в машину ворвался тяжелый, теплый воздух — было как-то не по-ночному жарко. Ветер взъерошил ее соломенные волосы, набросил пряди на лицо. Даже несмотря на ее присутствие, среди этих огромных, пустых зданий я чувствовал себя одиноко, как будто наступил конец света, а я один выжил, и мир теперь принадлежит мне, весь этот огромный, бесконечный и волнующий мир — мой, и я — его исследователь.
